Исповедимы пути господни

Глава 19. Эдвин Кларк.

За 5 лет до катастрофы. 2025 год.

Маунтин-Хом, штат Айдахо.

Никто не может быть счастлив без иллюзий.

Иллюзии необходимы для нашего счастья так же, как реальность.

(К. Н. Боуви)

– Я так больше не могу, Брендан!

Кричала Мелани Кларк, бегая по квартире, словно маленький торнадо, сметая на своем пути свои собственные вещи, способные уместиться в большой чемодан на колесиках, распахнутый сейчас и лежащий посреди комнаты, будто бездонная пасть еще не изученного биологами существа. Мужчина пытался вразумить супругу, следуя за Мелани по пятам из комнаты в комнату, чем только сильнее ее нервировал, и она запустила в ответ вазой, взятой с тумбы в коридоре.

Их сын Эдвин молча смотрел в окно на соседский дом, возле которого еще пару часов назад упал с лестницы мистер Рейнольдс, именно так назвали мужчину сотрудники полиции и медики, госпитализирующие его в больницу с закрытым переломом левой ноги. Парень не знал, что именно заставило мистера Рейнольдса упасть, гравитация или плохие новости, а может то и другое одновременно, но отчетливо помнил свои чувства в тот момент. Эдвин закричал и заплакал, но не потому, что испугался внезапного падения, хотя и не без этого тоже, но главная причина крылась в эмпатии, которую он не смог бы выразить никак иначе, кроме солидарности. Плакал и кричал мистер Рейнольдс, и то же самое сделал Эдвин, негласно разделяя боль, какой бы та не была.

Слушая крики матери, парень вдруг подумал о том, почему лишь взрослым разрешается выражать эмоции по поводу преодоления точки невозврата, а дети вынуждены терпеть, пока не придет их время. Почему не может четырнадцатилетний Эдвин Кларк закричать на весь белый свет, стремительно лишаясь воздуха в легких, что с него хватит. Хватит криков и ругани, хватит быть заложником чужих ожиданий, хватит быть собой. Но все это будет воспринято, как детский каприз, не более, все это останется забытым и выброшенным, никому не нужный пустяк, до момента, пока не станет слишком поздно.

– Взгляни на него, Брендан! Все бесполезно, мы все перепробовали. Наш сын никогда не станет, как все. Даже не могу думать о том, что возможно, Эдвин хотя бы частично причастен к падению соседа и его сломанной ноге. Я пыталась, правда, но я так больше не могу...

Стук каблуков Мелани Кларк ненадолго исчез за входной дверью, но вскоре вернулся и на миг затих. Эдвин почувствовал приторно-сладкий запах духов матери, ее липкий взгляд, тяжелый и требовательный.

– Малыш, маме нужно ненадолго уехать, но как только я устроюсь, то обязательно вернусь и проведаю тебя, хорошо? Эдвин, ты слышал маму?

Пытаясь привлечь внимание сына, женщина легонько дернула его за руку, поправила отросшие темно-русые волосы, но мальчик упрямо сжимал губы, отказываясь говорить. Одно он знал точно: надежда худшее, что только можно подарить другому человеку. Плохие новости люди переживают, и идут дальше, но надежда парализует, вот чем она плоха. Эдвин знал, мама больше не вернется, нотки фальши в голосе Мелани выдавали ее с головой, как ни старалась женщина придать словам безмятежный тон. Мама уходит, и ему рядом с ней нет места, и виноват во всем только он.

Когда дверь за Мелани Кларк с грохотом захлопнулась, Брендан так и остался стоять в коридоре, пожимая пальцами переносицу под дужкой очков. Эдвин тихо, чтобы отец не услышал, забрал свою старенькую приставку, и отправился в комнату, поиграть в видеоигры, взятые на прокат отцом. Вернуться в простой понятный мир виртуальной реальности, где можно притвориться, что вокруг ничего более не существует вовсе, приятно. Отчего-то горькие слезы застилали мальчику глаза, происходящее на экране расплывалось, но даже проиграть трижды подряд было не так больно, как то, что Эдвин испытывал там, под кожей и ребрами, где, как он знал, находится сердце.

Глава 20. Руби Дарем.

За 5 лет до катастрофы. 2025 год.

Джеймстаун, штат Северная Дакота.

«То, что мы делаем для себя, – умирает вместе с нами,

То, что мы делаем для других, – остается навеки».

(А. Пайк)

Как только Руби перешагнула порог больницы в ноздри ударил резкий запах хлорки, коктейля из различных лекарств, пары анолита* окутывали плотным невидимым облаком. Девушка никогда не боялась лечебных заведений, более того, грезила ими, желая идти по стопам матери, потому после окончания школы не задумываясь, поступила в медицинский колледж, одновременно подрабатывая там же, где уже много лет трудилась Дайана Дарем.

Помогать людям - призвание с которым можно лишь родиться, - всегда считала Руби, чувствуя необъяснимую гордость за собственный дар, передавшийся будто по наследству, однако в последние пару лет, каждый раз стоя под дверями онкологического отделения, в тайне от всех жалела о нем. Стало неким ритуалом выжидать заветные две с половиной минуты, концентрируясь на собственном дыхании, прежде чем предстоит войти туда, откуда мало кому будет позволено вернуться. Рак, словно дьявольский пес, выжидающий за дверью; злой и беспринципный, заставляющий сильных людей становится пред ним на колени. Вдох-выдох.

Руби Дарем знала, что по обыкновению ждет ее в отделении – небольшие двухместные палаты, заполненные изможденными болезнью и терапией людьми, атмосфера отчаяния, запах неминуемой смерти, и где-то посреди всего этого на одной из кроватей лежит ее мамочка, прикованная трубками по которым течет желтовая жидкость, призванная избавить женщину от съедающего изнутри адского существа. От данной несправедливости закипала кровь, первое время девушка позволяла гневу вырываться наружу, но к сожалению, это мало чем помогало самой Дайане, а потому Руби ничего не оставалось, кроме как принять болезнь матери, но не смириться до конца. Если бы только Дайана позволила дочери излечить ее, если бы только дала хоть раз попробовать, но женщина оставалась непреклонна.

Никому, кроме Дайаны Дарем был не ведом еще один дар дочери, пробудившийся столь внезапно, что для женщины, яростно верующей в высшие силы, способности Руби показались благословением, судьбоносным знаком того, что путь для них обеих только начинается. Единственным о чем Руби не стала упоминать стало истинное происхождение дара, правда звучала на грани безумия, куда проще было позволить Дайане верить в снисхождение божеств, чем в то, что большая черная бабочка наградила девушку умением исцелять. Умолчала она и о том, что после той встречи ей стал сниться странный сон, один и тот же, будто кто-то забыл включенным кассетный плеер, и пленку зажевало. Незнакомые люди в месте, которое девочка никогда не видела ранее. Это казалось странным до ужаса, но рассказать о нем матери Руби отчего-то не решилась.

Впервые Руби Дарем заметила изменения вскоре после столкновения с причудливым насекомым, не похожим ни на какие виды, известные энциклопедиям и интернету, когда коснувшись чуть раненого бездомной кошкой кролика в огороде бабушки Санай, царапины на теле животного исчезли, но явили себя мгновенно на руках и ногах девушки.

Это настолько поразило неокрепший разум, что Руби долгое время не решалась попробовать исцелить кого-то вновь, но однажды зимой она нашла на крыльце дома птицу со сломанной лапой, и прибежав к матери тут же продемонстрировала силу своих способностей. Дайана с распахнутыми от удивления и страха глазами смотрела на то, как птица еще миг назад неподвижно лежавшая на ладонях дочери, теперь билась в панике у двери, желая вернуться на волю, в то время, как Руби кричала от боли, оседая на пол.