Исповедимы пути господни

– Дорогая, ты что, забыла причесаться? Выглядишь нелепо, словно курицы свили у тебя на голове гнездо. Ступай в свою комнату, исправь это, пока отец не увидел.

– Да, мама.

Нора сдержанно улыбнулась и поспешила в комнату, стараясь ничем не выдать разочарования, кольнувшего сердце. Она знала, что в общине непринято открыто показывать свои чувства, если они не обращены к Всевышнему, подарков тоже ожидать не стоило, ведь «святым» не нужно ничего сверх того, что имелось. Нора должна довольствоваться тем, что ее имя упомянут в числе прочих в вечерней молитве, но это было вовсе не так. Девушка до боли желала, чтобы хоть раз в году мама разбудила ее поцелуем, позвав к завтраку, как бывало до того, как Нора начала превращаться в женщину, сказала пару согревающих слов, полных любви, и позволила лишь сегодня не ходить на работу в поле. Но это было пустое, от данных мыслей становилось только хуже, потому девушка рьяно расчёсывая свалявшиеся за ночь белые волосы, старалась сосредоточиться на физической боли, вызванной выдранными прядями.

Полоть сорняки вокруг ростков сахарной свеклы под палящим солнцем казалось делом тяжелым, неблагодарным, и почти бесполезным, как и расчесывать волосы перед работой. После нескольких часов труда тщательно выглаженные вещи покрылись грязью, следами пота, пряди спутались вновь, прилипая к раскрасневшемуся лицу, мешая видеть куда идешь. Гектар принадлежащей общине земли был поделен на секторы, на каждом из которых работали сообща от пяти до десяти молодых девушек и парней. Нора никого из них не знала, единственные подруги Холли и Фэнни давно выданы замуж и занимались собственным домиком и огородом, рожая столько детей, сколько подарит Господь. В этом крылась жестокая превратность судьбы, община перебралась в штат, первым признавшим избирательное право за женщинами, чтобы держать их под контролем, и выбирать то, что выгодно мужчинам и их потомству.

Нора чувствовала себя неловко, стоя согнувшись над ростками, платье приподнималось, оголяя тело сильнее дозволенного, но никто не обращал на нее внимания, что, несомненно, радовало. Она взяла бутылку воды, плеснула в рот и на лицо, позволяя жидкости стечь по шее, и в этот момент ощутила покалывание в затылке, чей-то пристальный не добрый взгляд. Присев на колени, стыдливо прячась за работой, Нора Мартин услышала позади знакомые тяжелые шаги.

– Сегодня жарко, не правда ли?

Перед девушкой возник священник в черном костюме с иголочки, лишь комья земли на ботинках с длинными серебряными носами выдавали его. Нора немного подняла голову, чтобы взглянуть был ли кто-нибудь из рабочих впереди, но те видимо покинули поле для перерыва на обед.

– Да, пастор Гарднер.

– Зови меня Арнольд. Кажется, все ушли обедать, может и нам присоединиться к трапезе?

Нора тяжело сглотнула вязкую слюну, принявшись лихорадочно придумывать повод, чтобы остаться. Для многих молодых девушек оказаться наедине с Арнольдом Гарднером, было сродни благословению, но не для Норы, каждая клеточка ее тела кричала об опасности.

– В обеденной будет толпа, не протолкнуться, я бы хотела еще поработать, а поесть чуть позднее, если вы не против.

– Встань, дитя.

Она хотела бы подчиниться, но ноги не слушались, приклеившись к земле. Резкий голос пастора разрезал тишину, потонув в напряжении, ощущающемся почти физически:

– Я сказал, встань!

С трудом поднявшись на ноги, Нора старательно отводила взгляд, сложив руки на подоле, заламывая пальцы. Арнольд сделал шаг, и жар его тела достиг молодой девушки. Кончики пальцев мужчины, едва касаясь нежной кожи, проплыли рядом с лицом Норы, он будто фокусник-мошенник играл с потенциальной жертвой, вынуждая ту дрожать от одного лишь взгляда.

– Почему ты боишься меня, Нора? Разве я был груб с тобой раньше? Разве я когда-нибудь причинял тебе боль или вред? Я ведь и пальцем не трогал тебя все эти годы, берег, словно собственное дитя, не правда ли?

– Д-да, пастор Гарднер.

Мужчина тяжело вздохнул, обошел девушку со спины, встав слишком близко, но, все еще не прикасаясь, прижимаясь лицом к ее волосам, и вдохнул исходившие от нее запахи, от чего Нора почувствовала еще больший стыд. Глубокий шепот пастора низкой вибрацией прошел по коже:

– Я, кажется, просил называть меня Арнольдом. Знаешь, порой мне думается, что я питаю к тебе особенные чувства, куда глубже, чем к другим моим женам. Может мне попросить твоей руки у твоих родителей? Они не откажут мне.

Даже на мгновение представить подобное было равно самоубийству, изо рта девушки сам собой вырвался возглас:

– Нет!!

Нора дернулась, отталкивая пастора Гарднера, но тут произошло нечто странное; Арнольд ухватился за ее руки, чтобы удержать равновесие, и это прикосновение вызвало волну электрического тока, прошедшего сквозь их тела. Глаза мужчины налились кровью, нижняя челюсть непроизвольно сокращалась, вынуждая слюни стекать с правого уголка рта, но это будто только придало ему сил, чтобы сильнее сжать руки Норы, без возможности вырваться.

– Боже, какая нежная у тебя кожа, а этот запах, он сводит меня с ума!!!

Нора Мартин не успела закричать, священник зажал ей широкой ладонью рот, и как бы она не кусала, не чувствовал боли. Арнольд Гарднер ведомый похотью и какой-то неизведанной силой, повалил хрупкую девушку на землю, на ходу стаскивая брюки, и задирая подол некогда голубого платьица. Нора умоляла, вырывалась и плакала, но это не приносило плодов, мужчина грубо разорвал на ней трусы, и входил резкими толчками, не обращая внимания на муки, на которые обрек невинную девушку. Когда агония прекратилась, превратившись в отголоски боли, отдаваясь пульсацией внизу живота и дрожью во всем теле, Норе не оставалось ничего более, кроме как дождаться разрядки Арнольда. Одинокая слеза скатилась с уголка глаза по щеке девушки, когда пастор бросил ее в поле, словно ненужную вещь, всего лишь мусор посреди грязи, личинок и червей, там, где, как чувствовала сама Нора, ей было самое место.

Кое-как собрав остатки воли, девушка поднялась с земли, и направилась домой, думая о том, что будет с ней дальше, расскажет ли пастор Гарднер родителям о том, что сделал, станет ли теперь просить ее руки. Сегодняшний день должен был быть самым счастливым в жизни подростка, входящего во взрослую жизнь, но лучше бы этого дня никогда не существовало, как и девочки, бредущей на слабых ногах к своему дому. Норе Мартин было все равно, что подумают о ее внешнем виде родители, наверное, впервые, все, чего она хотела – утешение.

Ребекки нигде не было, возможно она отправилась в церковь или за покупками, в зале сидел Кристофер, положив ногу на ногу, и читал библию, готовясь к вечернему походу в церковь. Кристофер Мартин завидев дочь, резко поднялся с места, непонимание отразилось на его лице.

– Господь всемогущий, что с тобой стряслось, Нора?!

– Арнольд...Гарднер...

Слова давались девушке с трудом, едва она выдавила ненавистное имя, как из горла вырвались рыдания, Нора опустилась на пол, закрыл лицо руками.

– Он...что он с тобой сделал...

Понимание произошедшего мягкой поступью проходило в сознание отца, перед глазами Кристофера все еще была его дочь, его маленькая девочка, которая явно не заслуживала подобного унижения. Мужчина зажал рот ладонью, какое-то время не зная, как себя повести, как реагировать, но до его ушей, наконец, донесся плач Норы, и он присел рядом, чтобы обнять свою малышку. Разряд тока прошил от макушки до кончиков пальцев, глаза Кристофера Мартина налились кровью, вылезая из орбит, Нора поняла, что что-то не так только когда слюна отца попала ей на голую коленку.