Испытание огнем

Провёл пальцем по экрану:— Алло?

Голос в трубке был таким же холодным, как и в тот день, когда она заговорила об официальном разводе:— Тебе нужно прибыть в суд послезавтра. В одиннадцать часов.

Я на секунду замер, переваривая информацию. Никак настороженно наклонил голову.

— Внимательно тебя слушаю, — наконец ответил я.

— Мы вместе подадим документы на развод. Ты нужен, чтобы подписать несколько бумаг. Больше ничего от тебя не требуется.

В трубке послышался шум офиса — где это она сейчас, на работе? В том самом банке, где мы познакомились?

— Хорошо, — кивнул на автомате. — Как... как твои дела?

Пауза. Потом ледяное:— Вот как раз тебе до этого не должно быть никакого дела.

Я закрыл глаза, почувствовав, как Никак тычется носом мне в локоть.

— И правда, чего это я, — пробормотал себе под нос. Потом, в трубку: — Буду там, где нужно. Скинь точный адрес и время.

Ещё одна пауза. Потом короткое:— Уже скинула, проверяй.

И щелчок — она положила трубку.

Я ещё секунду держал телефон у уха, потом медленно опустил его. На экране уже горело уведомление — сообщение с координатами и временем.

— Ну что, пёс, — сказал я, заводя двигатель. — Похоже, сегодня день не только внезапных встреч, но и неожиданных звонков.

Выруливая из дворовых лабиринтов, мысленно всё ещё перебирал вчерашние и ночные события. Через приоткрытое окно тянуло сыроватым весенним воздухом, смешанного с запахом раннее городского утра. Никак, сидящий на переднем сиденье, заинтересованно втягивал ноздрями городские запахи.

На выезде мелькнул силуэт — сгорбленная старушка в клетчатом платке энергично махала рукой. Я притормозил, опустил стекло.

— Подвезёшь, внучок? До супермаркета.

Голос у неё был неожиданно звонкий для такого хрупкого тела. Я кивнул, откинулся, чтобы открыть заднюю дверь.

— Садитесь, пожалуйста.

Старушка, кряхтя, устроилась на заднем сиденье, поставив на колени видавшую виды сумочку. Запахло чем-то аптечным — камфорой, наверное.

— Доброго здоровья, — сказала она, пристёгиваясь дрожащими руками.

— И вам того же, — я тронулся, глядя в зеркало заднего вида. — Как ваше настроение? Весеннее?

Её лицо, испещрённое морщинами, вдруг потемнело.

— Какое уж тут настроение, сынок. Такое случилось у моей подруги Надежды... — она замолчала, нервно перебирая край платка.

Я снизил скорость, давая ей время собраться с мыслями. Никак повернул голову, уставившись на старушку своими тёмными глазами.

— Внучка у неё, Зоей звать... — голос старушки дрогнул, пальцы судорожно сжали край платка. — Золотая девчонка, двадцать два года всего. В медицинском училась, по вечерам в аптеке подрабатывала. И вот, две недели назад...

Она замолчала, глотнула воздух, будто захлёбывалась воспоминаниями.

— Пришла поздно, в одиннадцатом часу. Надежда говорит: "Что-то ты бледная", а та молчит. Прошла в комнату, встала посреди комнаты — и застыла будто свеча перед иконой. Руки вдоль тела, глаза открытые, но взгляд... — старушка содрогнулась, — будто сквозь стены смотрит. Не моргает, не дышит почти. Только лёгкая дрожь в пальцах, как у спящей собаки.

Я почувствовал, как Никак напрягся, услышав это сравнение.

— Сутки простояла так! — старушка выдохнула, и в её глазах вспыхнул ужас. — Ни капли воды не выпила, ни крошки не съела. Кожа как каменная! А когда Надежда попыталась поднести стакан к губам — зубы сжались так, что стекло треснуло. Утром соседка скорую вызвала, сама Надя ведь не хотела... — её голос сорвался на шёпот, — те приехали, посмотрели, переглянулись. Один в блокнот что-то записывал, другой по телефону шептался. Потом... забрали. Без объяснений. Будто не человека, а мешок с картошкой погрузили.

Её пальцы сжали платок так, что побелели суставы.

— И самое страшное, сынок... — она понизила голос до шёпота. — Когда её увозили, водитель скорой шепнул Надежде: "Таких, как ваша Зоя, в последнее время всё больше. Но я вам ничего не говорил".

— А где же... где она сейчас, не знаете? — осторожно спросил я.

Старушка покачала головой:

— Говорят, в какой-то спецбольнице. Но где точно, кто там врачи... — её голос сорвался. — Будто сквозь землю провалилась.

Мы ехали молча несколько минут. Только мотор равномерно гудел, а Никак время от времени поскуливал.

— Вот здесь меня высади, сынок, — старушка указала на остановку у супермаркета.

Я припарковался, вышел, чтобы помочь своей пассажирке. Когда она взяла мою руку, её пальцы были удивительно холодными, несмотря на тёплую погоду.

— Спасибо, — она сунула мне в ладонь смятую купюру. Как плата за рейс это было мало, но брать с неё денег мне не хотелось совсем.

— Не надо, бабуль...

— Бери, — она настойчиво закрыла мои пальцы вокруг бумажки. — Пусть будет. На удачу. Чтобы беда мимо прошла.

Когда она уже отошла на несколько шагов, что-то толкнуло меня её окликнуть:

— Бабушка! А... не было ли у Зои перед этим чего-то необычного? Может, она куда-то ходила, с кем-то встречалась?

Старушка обернулась. Её глаза в тени платка вдруг показались мне неестественно блестящими.

— Говорила, что видела во сне огонь... — прошептала старушка. — Большой, который не обжигает. А на следующий день... встала как столб.

Она резко развернулась и зашагала прочь, растворившись в утренней толпе.

Моя ладонь самопроизвольно сжалась — шрам заныл, будто кто-то провёл по нему раскалённой иглой. Что-то очень похожее снилось и мне не так давно...

Я медленно вернулся к машине, сминая в пальцах ту самую купюру. Бумажка была необычно тёплой, будто только что из чьих-то рук, хотя старушка вынула её из своей сумки. Никак не сводил с меня взгляда.

Только собрался завести двигатель, как телефон снова завибрировал. Я вынул его из кармана и взглянул на экран — "Настя".

Телефон подрагивал в моей руке. Я сглотнул ком, неожиданно образовавшийся в горле, прежде чем ответить:— Насть, привет...

Её голос казался островком спасения после леденящего рассказа старухи. Но даже сейчас, слушая Настю, я чувствовал — огонь из тех снов где-то рядом.

— Стас! — её голос звучал непривычно взволнованно. — Ты... ты в порядке?

— Да, вроде всё нормально. Ну пока, по крайней мере — ответил я, глядя в зеркало заднего вида. Почти пустая улица, только голуби копошатся у мусорных баков. — А что?

Настя на другом конце провода сделала паузу. Я услышал, как она переводит дыхание.

— Я видела тебя во сне. Плохом, — она говорила быстро, слова слегка накладывались друг на друга. — Не помню деталей, но... я проснулась вся в поту. Сердце колотилось. Мне нужно было тебе это сообщить. Волнуюсь за тебя.