Испытание огнем

Роман скулил за машиной: «Стас, я не хотел… Они сказали, все долги мои спишут… Слышь, я не подписывался на это!» Я взглянул на его ожог и понял — он продал меня не за деньги, а от страха.

И тут я заметил движение. Риелторы, стоявшие на втором плане, после такого поворота разговора, зашевелились. Первый недовольно нахмурился. Второй начал оглядываться по сторонам и направился к машинам. Его коллега шагнул в сторону, достал телефон, прижал его к уху и заговорил тихо, но ветер донёс до меня обрывки слов: «…не по плану…всё не так... сейчас, да». Он закончил, кивнул чему-то, сунул телефон в карман и выпрямился.

Второй риелтор тем временем подошёл к массовке в чёрном, что стояли у микроавтобусов. Их было человек десять, тени под капюшонами скрывали лица. Он что-то шептал им, тыкал пальцем в разные стороны, потом кивнул первому бородачу, словно всё решено. В этот момент я почувствовал холод в затылке, будто Морозко дыхнул мне в шею. Никак фыркнул, хвост пару раз дёрнулся.

Первый бородатый модник шагнул к бандитам, второй встал рядом, скрестив руки. Их тени на земле в последних лучах закатного солнца казались длиннее. Высокий уголовник обернулся. Крепкий отступил на шаг, будто готовясь разбежаться. Алексей не двинулся, только слегка улыбнулся — уголки губ дрогнули, следя глазами за передвижениями. Он смотрел, как будто знал, что будет дальше, и это пугало меня больше, чем все риелторы этого города.

— Нам нужна старуха, — начал первый бородач, его голос звучал напористо. — Нина эта ваша Семёновна, как договаривались. С вами было решено — квартира ваша, бабка наша. Деньги — нам не интересны. Нам нужна старуха. — Он сделал паузу, глядя на высокого. — Мы договорились. Вы взялись решить вопрос, но вместо этого тянете время, мнёте языками. Вы не забыли, с кем работаете?

Высокий кашлянул, вытер пот со лба, его шрам дёрнулся, будто живой. Он нервно ощерился.

— Следи за языком, штрих. — Высокий угрожающе оскалился, его шрам дёрнулся. — Мы вам другую старуху найдём, получше и посочнее. Делов—то. Мы слово держим.

— Две бабки вам будут! — кряжистый рявкнул, кулаки сжаты. — Да я сам их притащу, только не трынди про костры! Задолбали ваши проповеди!

Кряжистый шагнул вперёд, его шея покраснела. Кажется, он пытался добавить веса словам напарника, его громадные кулаки сжимались и разжимались .

— Да точно на, — прогундосил он, опять теребя галстук — Через пару дней будет вам другая старуха. И плюс дед, как компенсация. За нами не заржавеет…

Я, в которой раз за вечер, крепко сжал кулаки. Нина Семёновна — не ваша добыча, мрази. Они говорили о ней и других старушках как о куске мяса, и я чувствовал, что ярость кипит в горле. Опять захотел влезть, заорать, но Никак ткнулся холодным мокрым носом в ногу. Успокаивает меня... или предупреждает. Я взглянул на него - он снова неотрывно следил глазами за риелторами.

Первый бородач поднял руку ладонью вперёд. Потом заговорил снова, и каждое слово падало, как камень.

— Хватит, — сказал он, голос стал ниже, он почти рычал. — Вы не смогли решить простой вопрос. Это ваша слабость. Наше Братство не будет ждать, пока вы наиграетесь в свои понятия. Мы разберёмся сами. — Он сделал паузу, его глаза сузились, как у змеи. — В ваших услугах мы больше не нуждаемся. Крыша? — Он сплюнул, и слюна зашипела на щебне, как на углях. — Нам больше не нужна ваша крыша. И мы не прогнёмся под всяких модников, которые думают, что всё решают. — Он кивнул на Алексея, но не посмотрел на него, будто боялся.

Алексей стоял неподвижно, словно вылепленная из гипса статуя. Его улыбка стала чуть шире, но глаза не изменили своего холодного выражения. Он стоял, не шевелясь, и, казалось даже не моргая, что пугало меня больше, чем слова риелтора. Лёха, кем ты стал? Кажется, ты пугаешь и меня тоже.

Я вспомнил, как он тащил меня из пьяной драки в кабаке, смеялся, говорил: «Стас, как ты ловко умеешь встревать в дерьмо». Да, это точно, это я могу. Думаю, это моя суперспособность. Но в этом человеке не было того Лёхи. Только холод, только опасность, как от ножа, что лежит сейчас на столе, но в любой момент может резануть.

Второй бородач шагнул ближе, его кошачьи глаза блестели, как фонари.

— Вы сломали клятву, — риелтор понизил голос, татуировка на шее шевельнулась. — Мы дали вам время, возможность заработать и помощь Огня. А вы? Прячетесь за словами, боитесь таксиста и его тени. Азар не ждёт. Предадите — и пламя найдёт вас. Хотите узнать, как горят кости?

Высокий слегка побледнел, шрам на щеке стал багрово—красным. Он открыл рот, но почему—то промолчал. Тот, что пониже, сжимая кулаки и наклонив голову чуть вперёд, не выдержал:

— Алло, полегче на, — проговорил он с угрозой. — Ты понтами нас не закидывай. Про костры свои клоунам затирай, братан. Сказано тебе — старуху найдём, двух бабок вам сделаем на. Два дня, понял? Это таксист намутил, сам видишь! — Он кивнул в мою сторону.

Имя «Азар» резануло слух, словно бритвой. Метка дёрнулась, будто обжигая, а в груди стало ещё теплее. Заметил, как щебень под ногами риелтора осыпался, образуя странный узор — спираль, как на лицах нападавших на меня людей.

Я вспомнил кошмары — горящий лес, тени с обугленными пальцами, голос Нурии: «Он становится сильнее».

Алексей всё ещё стоял, не двигаясь. Его улыбка не пропала, но стала острее. Он смотрел на риелторов, на уголовников, на меня, и я чувствовал, как холод пробирает до костей.

И тут я заметил движение. Второй риелтор — тот, с мрачным взглядом слегка раскосых глаз — отошёл к фигурам в чёрных капюшонах, которые стояли у края площадки. Их было десять, максимум двенадцать. Тени под капюшонами скрывали лица, но их движения были ненатурально резкими, какими-то деревянными. От их вида веяло холодом, как от открытой могилы. Он собрал их в круг, быстрыми жестами, будто дирижёр перед оркестром. Они тут же сомкнули плечи, и я услышал шёпот — тихий и шипящий, словно в траве был клубок змей. Слова были непонятные, но от них волосы на затылке встали дыбом.

Никак рыкнул, низко, почти неслышно, его шерсть встопорщилась на загривке. Я присел рядом и положил руку ему на загривок — шерсть кольнула пальцы, словно ток. «Тихо, пёс», — шепнул я, но голос дрогнул. Метка молчала, лишь жар в груди разгорался всё сильнее.

Бородач шагнул в центр круга, его фигура казалась тенью в сгущающихся сумерках. Он поднял правую руку, пальцы дрожали, словно он тянул невидимую нить. И вдруг — я моргнул, не веря своим глазам — его рука вспыхнула. Пламя лизнуло от плеча до кисти, яркое, оранжевое, с синими краями. Оно не гасло, не дымилось, и, судя по его лицу, боли не было. Его глаза блестели нездоровым азартом. Он заговорил. Его гортанные, шипящие слова, раздавались в тишине, напоминая треск поленьев в костре.

Я не понимал ни слова, но каждое било по нервам, как молот. «Ша’сар… кхар’зет… Азаар…» — выкрикнул он, и земля под ногами дрогнула, будто кто-то ударил снизу.

Круг начал двигаться. Люди в чёрном шагали против часовой стрелки, синхронно, как марионетки. Их руки поднимались и опускались в странном ритме, пальцы складывались в знаки, которые я не мог разобрать. Шёпот стал громче, слился в гул, как рой ос. Их глаза — я вгляделся и почувствовал, как холод сжал горло — начали гореть. Сначала тускло, как тлеющие угли, потом ярче, ещё ярче, и вот они уже красные, похожие на раскалённый металл. Фонарь мигнул и погас, и теперь только эти глаза освещали площадку, десять пар огней в темноте. Чёрт, зря я не вытащил монтировку из багажника. Если начнётся что-то недоброе, я с пустыми руками быстро устану.