Испытание огнем

Кухня выглядела наиболее пострадавшей. Холодильник стоял открытым, свет внутри мигал. Все банки с крупами были высыпаны в раковину, образуя странные узоры — кто-то водил пальцами в гречке.

Чайник оказался цел. Я механически наполнил его. Руки сами нашли банку с крепким чаем. Пока вода закипала, я собирал осколки посуды. Набралось почти полное мусорное ведро. Целыми остались только пара металлических чашек, собачья миска и старая керамическая кружка, почему-то не разбившаяся от падения на пол.

Заварил себе чай. Он получился горьким, как полынь. Я сидел за кухонным столом и разглядывал следы сапог на столешнице. Грязь от этих следов была слегка красноватой, будто замешанной на пыли с того пустыря за бетонным заводом.

— Кажется, хорошо, что сегодня у нас ужин прошёл вне дома, — сказал я псу. Никак обнюхивал разбросанные вещи и периодически фыркал.

— Давай сходим, выбросим это всё, — сказал я ему, собирая в пакеты битый хлам.

Возвращаясь от мусорных контейнеров, я присел на лавочку у подъезда. Никак запрыгнул и устроился рядом. От всех пережитых за этот день волнений отчаянно захотелось закурить. Но вместо этого я и Никак просто сидели рядышком и молча смотрели на почти полный лунный диск в звёздном ночном небе.***

Утро встретило меня затхлым запахом майского дождя. Я плохо спал, всё ворочался, вглядываясь в потолок, где плясали отражения фар редких ночных машин. Всё казалось каким-то зыбким, будто грань между сном и явью истончилась.

Никак с утра вёл себя странно. Он метался по квартире, принюхивался, ворчал на пустые углы. Но обращать на это внимание не было времени. Меня ждал дед.

Схватив сумку, я почти бегом спустился вниз. Дорога до квартиры Исмагила заняла меньше часа, хотя я никуда не гнал. Просто шоссе словно само растягивалось под колёсами.

Дверь в квартиру деда была приоткрыта. Я замер на пороге. Изнутри пахло дымом, железом и ещё чем-то терпким, старым, как забытые под солнцем травы.

— Деда?

Ответа не последовало. Я шагнул внутрь. Никак заскулил и проскользнул вперёд. Коридор встретил нас своим привычным видом. Но дальше, в комнате, была просто жуть— обугленные пятна на стенах, словно здесь бушевал огонь, но ничего, кроме края старых ковров и пары стульев, не тронул.

Дед лежал на диване, укрытый старым шерстяным одеялом. Его лицо казалось сухим, будто высеченным из дерева. Глубокие морщины, седая щетина. Он выглядел как старый орёл: израненный, но всё ещё гордый. Его глаза были открыты. Я вздохнул с облегчением, заметив, что он жив.

— Добрался-таки, — прохрипел Исмагил. — Садись, внучек. Время поджимает.

Я сел рядом на табурет. Дед взял мою руку своей шершавой ладонью. Его пальцы были горячими, как угли.

— Они приходили ночью, — сказал он почти шёпотом. — Трое. Из Братства Огня. Но не за ответами. Их прислал Азар. Он знал, кто способен ему помешать. Хотел убрать меня, пока не стало поздно.

Я почувствовал, как что-то сжалось в груди.

— Они тебя… ранили?

Дед усмехнулся, но в его усмешке не было радости.

— Ничего у них не вышло. Я сумел прогнать их. Но плата за бой оказалась высокой. Ветхий сосуд не выдержал той силы. Жизнь уходит. Огонь требует платы, Стас. Даже если ты отражаешь его.

Он перевёл дыхание, на мгновение закрывая глаза.

— Слушай внимательно. В моих венах текла кровь тех, кто хранил древние секреты. Теперь очередь за тобой.

— Что нужно делать? — спросил я с учащённым дыханием. — Дай свою руку. — Он взял мою ладонь в свою и устало прикрыл глаза.— К тебе скоро попадёт знание. Но откроется не сразу, со временем. Оно должно немного отлежаться и привыкнуть к новому носителю. Как собака к хозяину.

— Никак… он ведь не совсем собака, да? — спросил я, не в силах больше молчать. Дед кивнул слабо, глаза уже начинали стекленеть. — Ты сам всё поймёшь. Когда увидишь… знаки Танг Синга — их не спутать ни с чем. Он не друг. И не враг. Он… след. Как отпечаток огня. — Но зачем он пришёл ко мне?

Дед выдохнул, и в его голосе прозвучала печаль:— Потому что твоя тропа — последняя. А он всегда идёт по последним следам.

Он начал говорить на странном, щёлкающем языке. Слова резали воздух, как невидимые клинки. Метка на ладони вспыхнула жаром. Я вскрикнул, но дед лишь крепче сжал мою руку. Мир вокруг потускнел. Звуки словно упали в колодец. Я почувствовал, как земля уходит из-под ног…

— Слушай... — выдохнул он, глаза были мутными, но голос вдруг стал почти ясным. — Он… не погиб. Я наклонился ближе, не веря в услышанное.

— Кто?— Он… шагнул дальше. Не умер. Просто… ушёл, — губы еле шевелились. — Он… просил… чтобы ты знал. — Папа?.. Но дед уже не слышал. Он говорил не со мной. Или не только со мной. А может — вообще не мне. Голос его затихал, как пламя в лампе без масла.

— Не бойся, внучек, — услышал я последний шёпот деда. — Ты пройдёшь Переход.

Это были последние слова, что я услышал. Я потерял сознание.

Это было Ничто.

Не пустота, нет— скорее, огромное белое полотно без верха, низа и краёв. Я парил в нём, и сквозь моё тело протекали знания.

Я видел Исмагила в молодости— его обучение у шаманов в Забайкалье, обряды у костров, ночи под древними священными деревьями.

Видел отца— его страх и гордость, когда он отказался продолжить дело рода, спрятал знания глубже, чтобы уберечь свою семью.

Я видел Азара.

Не человека. Существо, полыхающее изнутри. Огромный, бесплотный, жуткий. Его цепи были разорваны. Он шёл по миру, собирая вокруг себя тех, кто поклоняется силе огня.

Я видел Нурию.

Тонкую, светлую, с глазами цвета янтаря. Она скользила между мирами, ища Азара, пытаясь предупредить его поимку. Её путь был полон ловушек и обмана. Нурия была не человеком — джиннией, созданной из первозданного света и огня, древним существом, что подчинялся лично Владычице Подземного мира — Эрешкигаль.

Именно Эрешкигаль послала Нурию в мир людей: отыскать Азара, пленить его и вернуть в темницу подземных глубин. Но Азар был хитрее. Он ускользал, оставляя за собой лишь пепел и обман. Нурия, нарушая законы своего рода, обратилась за помощью к смертным. К Исмагилу. К моему отцу. И теперь… ко мне.

Слова древнего заклятия разносились в этом белом Ничто, ввинчиваясь в мою память, словно гвозди:

"Где стоял алтарь, там и найдёшь корень беды. Где треснет камень, там пролей кровь. Где пламя погаснет, там восстановится мир."

Я выдохнул, и полотно мира задрожало.

Очнулся на коленях перед диваном. Рука деда выпала из моей ладони. Его глаза были закрыты, а на лице застыло спокойствие и умиротворение, как будто он просто спит.

Исмагил умер.

Сколько я так просидел, не в силах пошевелиться — не знаю. Никак стоял в дверях. Не подходил. Только смотрел. Я впервые увидел, как он будто... кланяется. Склонил голову и, почти по-человечески, зажмурился.