Иван Премудрый
Шрифт:
– Что за ватажники?
– Говорю же, не перебивай! Потом скажу.
Алексей кивнул, причём сделал это так, как будто то, о чём сейчас рассказывает тётка Анфиса ему давным-давно известно.
– Емеля он что, - продолжала тётка Анфиса.
– он нажрётся, до сих пор удивляюсь как не лопнул, и в сараюху свою. Да, девку тут одну, Варьку, под себя затащил, вот тебе и весь Емеля.
– Ну и зачем ты мне всё это рассказываешь?
– А ты слушай, слушай. Я тебе лжи-неправды во век не скажу.
– Причём здесь тогда твой Емеля?
– Дался тебе этот Емеля!
– сейчас от тётки Анфисы тоже исходил жар, как от той натопленной печки, только жар другого свойства. То был жар рассерженной женщины, которую не понимают. Якобы она битый час втолковывает, вталдыкивает, а этот сидит и ничегошеньки
– Я тебе про Матрёниху толкую, а ты, как чурбан стоеросовый.
– продолжала кипеть тётка Анфиса.
– Ну так рассказывай, я слушаю.
– даже дурак догадается, а Алексей дураком не был, что сейчас возражать тётке Анфисе бесполезно, даже опасно.
– Вот сиди и слушай.
– верховодный статус тётки Анфисы был подтвержден и она продолжила.
– Матрёниха эта, Аленой зовут...
– Тоже на печке приехала?
– Нет, эта пешком пришла.
– Анфиса не заметила иронии Алексея.- Сама пришла. Бабы говорили, в городе князю, ну, Ивану нашему, Премудрому, под ноги его коня бросилась.
На этот раз Алексей слушал и не перебивал, и не потому, что вдруг понял, рассказ, тёткой Анфисой рассказываемый уж очень важный, а потому что она уже изрядно ему надоела своей манерой изложения, или как там, по правильному.
– Поселили её в людской - не велика барыня.
– теперь весь пыл-жар, ну, от той, якобы печки, переместился в глаза тётки Анфисы. Электрическую сварку видели? Почти тоже самое.
– Так она, стерва, сразу себе лучшее место прямо-таки отвоевала, такой скандал закатила - ужас! Правда, бабы потом слегка бока-то ей намяли, но молодец, жаловаться не побежала. И тоже...
– Что тоже?
– Алексею окончательно и бесповоротно надоела эта тётка.
– Тоже много ест?
– Да ну тебя!
– обиделась, и прямо зашипела тётка Анфиса, как будто в печку ту воды плеснули, пар пошёл.
– Я тебе дело говорю, а ты издеваешься!
– вода сделала своё дело, жар исчез, один пар остался.
– Целыми днями ничего не делает, к работе никакой не приставлена. Только и делает, что везде нос свой суёт: всё выспрашивает, а потом пересказывает, да так перевирает, что впору диву даваться. А к чему оно всё, тоже неведомо. И князь, уж коль она говорит, что на службу поступила, к себе не вызывает, приказов никаких ей не даёт. Странно? А ты говоришь... Там ещё есть, ну, грехи за ней, так, по мелочи.
– Какие такие грехи? А ну рассказывай давай.
– Понимаешь, - на этот раз тётка Анфиса взглянула на Алексея с какойто едва понятной тоской.
– мужиков наших начала смущать. А что? День-деньской делать ничего не делает, знамо, на срамное, да на сеновал потянет. А мужики, что мужики? Кобели, они и есть кобели, им только одно в этой жизни и надо. Вот она и старается.
– И что, многих, как ты говоришь, эта Алёна Матрёниха смутила?
Вот теперь всё стало на свои места, во всяком случае для Алексея. Молодец тётка Анфиса, сама всю эту интригу затеяла, загадку загадала, сама на неё и отгадку рассказала. Только откровенный дурак думает по другому, не откровенный или вообще, умный человек уверен, что во всех мирах и вселенных, которые только существуют, нет более опасного и более готового на всё существа, чем женщина, когда на её пути встала другая женщина. Это когда та, которая встала, мужика увести пытается. Не верите? Или сами попробуйте встаньте, ну а те, кто не женщины, превратитесь в женщину и тоже попробуйте, встаньте - сами убедитесь, только чур, я здесь не причём.
– Нет, немногих. Она только собирается, ну, многих...
А теперь так вообще, понятнее не бывает, видать на тётки Анфисы мужика эта самая Матрёниха глаз свой сеновальский положила, вот в шпионку и превратилась.
– Хорошо, тётка Анфиса.
– насколько можно, серьёзно сказал Алексей. - Разберёмся мы с этой Матрёнихой.
Пар, что от воды да на ясный огонь, моментально куда-то делся и в глазах тётки Анфисы загорелась искорка, готовая по-новой растопить ту самую печку, на всю растопить.
– Ты обещала про Тимофея какого-то рассказать.
– Ах да!
– словно опомнилась тётка Анфиса.- Ну что могу сказать? Не знаю, куда они подевались, наверное, как про вас прознали, сбёгли куда-нибудь. Разбойники, что с них взять? Появились
А так, ничего плохого сказать про них не могу. Вели себя тихо и спокойно, про какие-нибудь безобразия - ни-ни. Если что и было, то только, если девка сама не прочь. Девок-то у нас на дворе - не пересчитаешь, поди вон, посмотри, а в городе, так ещё больше будет. Насчёт хамства там каког-онибудь или ещё чего, тоже ни-ни - прямо князья-бояре какие-нибудь.
– Ну а с чего тогда ты решила что они разбойники?
– больше для порядка, чем ради интереса, спросил Алексей.
– А ты на рожи ихние посмотри!
– Понятно. Ладно, спасибо тебе, тётка Анфиса, за разговор важный. Пошли, покажешь этих чужаков своих...
Глава VIII
Знаете чем круг отличается от шара? А я вам скажу. Если предположим взять круг, то куда в этом круге можно пойти? Направо-налево можно, вперёд-назад, тоже можно. И всё! Больше никуда ты в этом круге пойти не сможешь, даже если и захочешь, потому что плоский он. Ну а если применительно к жизни нашей, то круг этот уж очень землю напоминает на которой мы живём и по которой ходим. Вверх не взлетишь, крылья не дадены, а вниз, в смысле в глубь земную - можно конечно, но не советую, там черти живут.
И совсем другое дело - шар. Вот где широта и простор, бери сколько унесёшь и сколько осилишь. Можно идти: хоть вперёд, хоть назад, хоть влево, хоть вправо. А еще в шаре этом можно совершенно свободно ходить как вверх, так и вниз, и без всякого опасения с чертями встретиться. Вот только ходить в этом шаре не получится, в нём летать надо, потому что шар этот - не что иное, как небо, бездонное и безграничное, то самое, которое над нашими головами. Подними голову и посмотри, видишь? Но крылья нам не полагаются, уж не знаю за что такая несправедливость, поэтому приходится довольствоваться кругом, в смысле, ходить в нём и по нему.
А вот Княжне-Лебедь, Василисе, крылья были неведомо далёкими предками завещаны, в любой момент можно воспользоваться. Вот она и пользовалась, а говоря на красивом языке, летала в небе птицей-лебедью. Летать-то она летала, вчера летала, и сегодня летала, но радости от этого никакой не испытывала. Тут дело вовсе не в привычке, а в том, что прилетела она к тому самому берегу реки, где с царевичем Гвидоном познакомилась. Она ещё вчера прилетела затем, чтобы повидаться с ним, поговорить, да и вообще... Прилетела, а царевича нету. Обычно,- хоть и не долго, но Василиса успела привыкнуть, царевич Гвидон её уже дожидался. А как вы хотели, мужчина обязан ждать женщину. А женщина, что женщина? Что, если она сама не знает, что у неё в голове творится? Вчера,- сначала было обидевшись, но,- передумала разумеется, Василиса решила, мол,- дела какие-то по дому важные и неожиданные, потому и не пришёл. А сегодня что, тоже дела? Что же там за такие дела? Но обижаться Василиса не спешила, ждала, парила в воздухе и ждала.
Это царевичу Василиса ничего не говорила и даже вида старалась не показывать, а сама перед собой нисколечко не стеснялась, хоть и не признавалась в открытую - влюбилась Василиса в царевича Гвидона. Если кто спросит, мол,- по настоящему влюбилась или просто так? Отвечаю: люди добрые, глупые и умные, знайте, влюбляются всегда по-настоящему, если не по-настоящему, это что-то другое, не знаю что.
Мне, как жить и ходить в круге и по кругу обречённому, так и хочется написать: "Княжна-Лебедь нарезала круги в небе и высматривала царевича Гвидона, мол,- куда это он запропастился?" Согласитесь, грубо, хоть и правда. Княжна-Лебедь плыла в небе подобно облаку, вот только облако плывёт туда, куда ветер подует. Если бы она была подобна облаку, то давным-давно унёс бы ветер Княжну-Лебедь неведомо и незнамо куда. Получается,- ветром для неё был царевич Гвидон, которого сейчас как раз и не было, поэтому, ну,- сами понимаете...