Изыди

– Подождите немного. Скоро само всё решится, - убеждал он не рубить сплеча.

Судякин устал слушать инструктора, который тоже утомился и сел, не веря в успех своего выступления. И оказался прав. Судякин только разозлился и решил добить инструктора последним доводом:

– Я так скажу. Возьмём для примера три государства: Вьетнам, Германию и Корею.

– Да-да, - встрепенулся прокурор, - очень наглядно. Что дала партия там, где была у власти? И почему у этих разделённых народов жизнь у одной половины лучше, чем у другой?

Инструктор повертелся, как кот на горячей сковородке, поёрзал на стуле и жалобно выдавил:

– Ну подожди-и-ите. Успеете выйти.

– Ставлю на голосование, - решительно произнёс Петрович, - кто за выход из КПСС?

– Круто ты, парень! Как бы пожалеть не пришлось, - заметил райкомовский работник, с неприкрытой ненавистью глядя на пока ещё однопартийца.

– Угрожаете?
– повысил голос Судякин, который до конца решил сражаться за свободу инакомыслия.

– Я? Нисколько!
– Получив отпор, инструктор тут же сдулся.
– Если решили, оформляйте и приносите. Я передам в сектор учёта...

...
– Я тебе так скажу: будучи одной ногой в могиле, они ещё и угрожали. Мне, председателю суда!
– Петрович снова вспомнил события давние, но не забытые.
– Вот так я кастрировал своё идеологическое членство. Отрезал без сожаления. А через год въехал в их дом. Наш первый президент издал указ: здания райкомов передать судам. Неудобный, я тебе скажу, домик. Не приспособлен для правосудия. Кабинеты - хоть в футбол играй, и пять телефонов на приставном столике. А толку? Куда по ним звонить? Мне одного хватает. Кабинет первого, я тебе скажу, это надо видеть: длиннющий стол и вдоль него стулья, а для подсудимого места нет. Ерунда, а не кабинет. Мы с прокурором новое здание построили. Дворец Правосудия. Тут и тебе место нашлось.

После ухода Судякина в крайсуд, Верка "перешла" мне. Мы шифровались, потому что в случае обнародования нашей связи она не смогла бы вести протоколы по делам, в которых я участвовал. А поскольку участвовал я во всех делах, то шифровались мы тщательно. Новый судья считал, что принял "наследство" полностью. Частично его принять нельзя. Так сказано в законе. Но тут он был грубо нарушен. Судья закон знал и потому никак не мог взять в толк, отчего секретарша не отвечает ему взаимностью.

Впрочем, скоро и я покинул сей благодатный уголок. Я не заработал в нём на свою мечту ни одного лишнего рубля. Но не ропщу и не тороплюсь - успею. Я догадываюсь, кому "перешла" Верка. Уверен, что она рассказала новому судье про заочный метод рассмотрения уголовных дел, и что этот метод ему пришёлся весьма кстати. И наверняка он его усовершенствовал - слишком большие расстояния в далёком сельскохозяйственном районе. А вот остались ли в тайне для нового законного владельца Веркиных скул их предыдущие владельцы - на то наплевать.

В городе судебно-адвокатские тяжбы не особо отличались от сельских, разве что были более частыми и колоритными ввиду многообразия как самих судейских чинов, так и их искромётного юмора. Читатель мог бы легко сравнить, освежив памяти предыдущую главу. А с Судякиным мы ещё встречались. Он всё-таки попал в краевой суд, но теперь уже судьёй, а не членом. В краевом суде он занимался апелляциями, монотонно зачитывая жалобы страждущих справедливости. Однажды, увидев на одном из заседаний меня и, перечисляя участников дела, сделал вид, что не помнит мою фамилию, от чего напрягся, покраснел и зашмыгал носом.

Обнародовать что ли компромат из трёхматричного "Панасоника"? Смотрите, мол, все кто хочет, на человека со спущенными штанами, похожего на Судякина. Зачем? Да так, чтобы снять напряжённость. И простит меня читатель за маленькое упущение - Судякин был рыжим, как спелый подсолнух. А это я к чему? Может к тому, что Петр Первый

Прав был и зело к ним крут,

Не водить, говорил, с рыжими дружбу.

Ибо рыжий есть елико шельма и плут,

И не пускал их к государевой службе. (сделать ссылку: из серии смешных Указов Петра 1. На самом деле в архивах таких не найдено. Их авторство приписывают Козьме Пруткову, за этим псевдонимом скрывался коллектив поэтов)

Глава двенадцатая

В королевстве, где всё тихо и ладно...

По зомбоящику уже третий час сражались не на жизнь, а на смерть кандидаты в орган власти, где нужно, так сказать, не только языком. Словесные ядра разили наповал. Почти буквально.

– А вы, либералы, страну продали, - распалялся один, - растащили её по кусочкам так, что и в сусеках ничего не осталось. Славно покуролесили в девяностые.

Я слушал его петушиный фальцет и думал, что разреши ведущий сойтись в рукопашной, кандидат с удовольствием набросится на оппонента. Выборы, выборы... Депутаты от разных партий... Партий снова бесчисленное множество, особенно "патриотических". Как стрельба солью: попадает многим и долго саднит. Только не выводит из строя. К следующим стрельбам боевые единицы снова готовы подставлять свои округлые мягкие мишени.

– Я за увеличение выпуска военной продукции, - продолжал второй кандидат-"патриот". Он захлёбывался от патриотизма, очень старался ничего не упустить - в дебатах время ограничено.
– Надо жёстко пресекать происки внутренних врагов - либералов.

Сто лет назад у русских классиков перечень внутренних врагов (их тогда называли "унутренними") был обширнее.

– Я за поддержку и увеличение финансирования спецслужб, - неслось из телевизора громко, резко, агрессивно.

Что-то "унешние" враги забыты. Ан нет - вот и они:

– Запад давно вынашивает планы удушения России. Агрессивная политика НАТО собирает силы у наших границ. Отразим угрозу безопасности России вместе с нашим президентом!

– За партию президента! За единую и неделимую!
– вторил первому "патриоту" второй.

– Мы находимся в изоляции от всего цивилизованного мира!
– заговорил представитель оппозиции. Подошло его время.
– Мы превратились в страну-изгоя!..

Бедняга был неосторожен. Своё время по максимуму он использовать не успел. Потому что оба предыдущих оратора наперебой вскричали так, что либерал наверняка пожалел о своих словах. "Посягнув" на святое, он дал отмашку "патриотам", позволив им пригвоздить его к позорному столбу коллаборационизма. Неудачно вброшенными лозунгами он подставил своих избирателей, составлявших аж одну целую и две десятые доли процента, без боя отдав "врагу" своё законное время, демократично выделенное родным демократичным государством.

– Вас расстреливать надо, господа либералы. От вас все беды России, - закричал первый "патриот".

– Гнать таких из страны. Вон!
– орал второй.

Несчастный либерал, не готовый сражаться буквально, стал даже ниже ростом, будто пытаясь укрыться от воображаемых свинцовых пуль "патриотического" негодования.

Нда... Аты-баты, шли дебаты - доставали автоматы...

Хорошее прикрытие это слово - патриотизм. За ним всегда можно спрятать своё неумытое мурло и оправдать ненависть и агрессию.