Книга чародеяний

— Естественная смерть! Бросить её под копыта и колёса было умно, — Адель как будто разговаривала сама с собой. Это убедило всех — ведьма закивала, находя утешение в её одобрении, Лаура пребывала на грани между неприязнью и шоком, Милош и Берингар внимательно следили за происходящим. Кусок соломы никто жалеть не будет, а вот о том, что лошади могут почуять неладное, ведьма не подумала. Или не знала. — Но всё же, почему в полный рост? Это не сложнее?

— Это лучше, — старуха бормотала себе под нос, было видно, что ей досадно и приятно одновременно — труды были оценены, хоть в этот раз всё равно пошли насмарку. — Уж я-то знаю… Мелочь эта может не дотянуть… только рядом закапывать, вы знаете… а я ж как в городе покажусь — все сразу пальцем тычут… Так я издали! Собрать немного вещиц этого грязного мальчишки, а потом можно и не возвращаться…

Адель догадывалась, в чём дело. У ведьмы не хватало сил, чтобы качественно заговорить все иглы, и также она не могла спрятать куклу вуду под порог, поэтому решила обойтись без порога и без игл, изобретя почти что двойника. Одежда повышала шансы на успешную порчу: одно дело — пара волосков или пыль от ногтей в соломе, совсем другое — не раз ношенная одежда, один пот и запах чего стоит. А ещё рост и внешнее сходство с оригиналом… Адель старалась держать себя в руках, но она снова пришла в восторг от того, как старая ведьма осуществляла свой замысел.

— Теперь новую делать, — ворчала она. — Нет и нет, нет и нет… в округе нет…

— Вы можете узнать, что произошло с пропавшей куклой? — тревога Адель была вполне искренней, хоть и по другой причине. Ведьма неохотно покачала головой и проворчала:

— Но было бы славно, если б её сожгли. Как было бы славно!

Двойник… В той же роли сейчас был Арман. Одновременно о нём вспомнил и Милош: он привстал под предлогом «а где тут вас попить чаю» и с размаху, от души расколотил хозяйкин горшок, да так, что слышно было аж в Париже. Та моментально рассвирепела:

— Да будьте вы все прокляты, мужчины недоделанные! — Милош за неимением амулета отмахнулся заговорённым пистолетом на тот случай, если проклятие было настоящим. Это разозлило ведьму ещё больше. — Тычут своими пистолями, тычут, тычут, руки кривые, что твои сучья!.. А пользы никакой! Да я тебя счас заместо мальчугана…

— Так если вы его не затоптали, он ещё появится! Убивайте на здоровье! — возмутился Милош. На самом деле, границы его милосердия были не так уж далеко. — А эту штуку опустите, пожа-ал…

— Палят! Грабят! Бьют! Как кабаны по моему дому прошлись!

— Да что ж такое! — оскорблённый в лучших чувствах Милош, кажется, был близок к бушующей ведьме по степени гнева. — Сколько можно?!

Никто не был свидетелем его пражских приключений, поэтому не понял, что именно задело Милоша за живое — а это было, разумеется, очередное за последнюю неделю сравнение с животным. Волевым усилием, а также окриком Берингара, все заткнулись на секунду и замерли — снаружи, со стороны озера, доносилось неровное и чуть визгливое детское пение. Старуха застыла.

— Неужто, — почти ласково забормотала она, разом забыв про Милоша. — Неужто мы вернулись, да и без папки… ай как хорошо… я так и знала, так и подумала, что щегол свернёт сегодня с дороги… любит он с веточками в лесу баловаться. А зря.

Адель похолодела, помня, что речь идёт об Армане. Наскоро грохнув на стол чайник, покрытый пылью и какими-то насекомыми изнутри, хозяйка выскользнула за дверь, и за ней тут же последовал Милош, резким жестом схватив что-то со стола.

— Ты-то куда? — зашипела на него Адель. Милош обернулся, всё ещё раздражённый, и она впервые при виде мужчины почувствовала что-то, похожее на испуг.

— Прочь из этого дома, — надрывно-драматичным тоном сказал он, — а вы сидите. Вы же не кабаны какие-нибудь.

После этого он совершенно спокойно подмигнул и вышел, свернув в другую сторону. Адель покосилась на Берингара, но тот, кажется, понял больше и оставался невозмутим. Показательный спектакль для отвода хозяйкиных глаз и ушей? Может быть.

— Идите сюда, — шепнула Лаура, подошедшая к окну. Сердце Адель билось неровно, когда она смотрела на разошедшееся озеро: не в самом центре, но неблизко к берегу торчала коряга, на кривой спине которой возился ребёнок. Мальчишка в не раз латаной желтоватой курточке, снятой с куклы, напевал какую-то ерунду про белок и орешки, неуклюже балансируя на мокрой древесине. В руках у него была ветка — мальчик размахивал ею, как мечом. — Как он туда забрался, такой малыш?

— Справа кочка, — Адель ограничилась двумя словами: её покоробил этот преувеличенно нежный тон. А ещё она соображала, что именно задумал брат. Видимо, он рассчитывал на то, что ведьма его утопит… Плавал Арман неплохо, но если она возьмётся за дело иначе? Своими руками?

Адель победно усмехнулась — она вспомнила слова Берингара. Редкая ведьма убьёт человека столь очевидным способом, у неё есть и другие дары. Какое колдовство ближе здешней колдунье? Явно не вуду, раз она изобрела почти что двойника, не в силах справиться с игольной порчей… Стихия — может быть, об этом говорили зарубки на деревьях и мощное сходство сил, которое ощущала Адель.

Надо полагать, Арман догадался об этом раньше.

Появившись в поле зрения незваных гостей, сгрудившихся у окна, ведьма остановилась чуть поодаль и, наслаждаясь и настраиваясь, протянула руки к озеру. Ранее непослушные, они не дрожали, каждый узловатый палец держался так ровно, будто лежал расслабленным на столе. Всё-таки мать-природа! Самое частое, но самое капризное колдовство… а уж как влияет на характер, мрачно подумала Адель.

Началось! Мальчик покачнулся на коряге и ненадолго умолк, потом продолжил петь: испуганно, но упрямо, озираясь по сторонам и смотря куда угодно, только не назад. Не на ведьму. Та упивалась ощущением своей неразгаданной близости, а Арман настолько хорошо разыгрывал растерянность и неведенье, что Адель пришлось впиться ногтями себе в ладонь — лучше боль, чем вспомнить катакомбы. Споткнулся… нет, не упал. Поскользнулся снова… теперь не по своей воле — вокруг резко потемнело, а от вытянутых и теперь чуть подрагивающих пальцев ведьмы потянулся злой ветер.

В помещении погасли все свечи, жидкости в котлах начали бурлить и кипеть. Сверху сдуло паутину, кажется, на плечо Берингару, но тот не обратил внимания, также поглощённый происходящим снаружи. А там, снаружи и немного вверху, неистово стонали деревья, словно от раздирающей их изнутри боли, и листва шуршала сотней шаркающих подошв — они убегали и убегали прочь, но не могли сдвинуться с места, потому как бежали против ветра. Мальчик замахал руками и отчаянно вскрикнул, пытаясь ухватиться за сук. Тот отломился, и вместе с ним что-то отломилось в ожившем встревоженном сердце Адель.

Старухе оставалось лишь злобно захохотать и взметнуть руки к небу, но этого она делать не стала: вся она была сосредоточена на том, чтобы медленно и мучительно утопить ребёнка, ненавистного ей потому, что рождён был не от неё. Ветер помогал ей сверху, вода — снизу. Арман умирал красиво, словно ему предстояло играть на сцене или он уже играл — мальчик в его исполнении то сопротивлялся, то пытался ухватиться за ветку, изо всех сил показывая, что выбраться своими силами он не сможет. Потом он сдался и расширенными от ужаса глазами смотрел на ведьму, наконец очутившись с ней лицом к лицу. Это произошло, когда он уже висел по пояс в воде, из последних сил цепляясь пальцами за мокрую разваливающуюся кору.