Книга чародеяний
Шрифт:
Адель больше знала, чем надеялась, что последний крик о помощи был нужен для того, чтобы под его предлогом набрать побольше воздуха. С очередным порывом ветра и разбушевавшейся волной мальчик сорвался и ушёл под воду — барахтаясь, отчаянно размахивая руками и безуспешно глядя огромными глазами на ведьму, будто бы не понимая, почему эта странная женщина не хочет ему помочь. Лаура отпрянула от подоконника и прижалась к плечу Берингара, Адель молча сжала губы. В этот момент даже ей не хотелось видеть лица ведьмы.
Арман ушёл под воду, а время шло. Сколько он выдержит? Дольше, чем беспомощный ребёнок, это очевидно,
— Уходи же оттуда! — шёпотом взмолилась Адель. Брату нужно было время, чтобы хотя бы вдохнуть незаметно. Решив больше не рисковать, она воскликнула громче: — Чистая работа! О, если бы я умела так…
Ведьма отвлеклась ненадолго — только обернулась на голос. Этого должно было хватить для вдоха. Полюбовавшись на дело рук своих, хозяйка развернулась и, постоянно оборачиваясь через плечо, направилась в сторону дома — легко, почти не сутулясь, и лицо её разгладилось и прояснилось, словно она вновь стала молодой.
***
У него было всего несколько секунд, чтобы вдохнуть, выскользнуть из верхней одежды и уйти под воду, не оставив кругов. Озеро и так неспокойное, но Арман не хотел рисковать, поэтому дождался, пока окажется среди разросшихся кувшинок: здесь, за цветами, не будет видно отсутствующей головы. Какое-то время…
Но это — потом, сначала надо выбраться и высохнуть. От резкого соприкосновения с не зачарованной водой обратная метаморфоза началась раньше, и Арман поспешил к дальнему берегу, заросшему долговязыми камышами, пушистыми кустами и — главное — не видному из узкого окна. Одежда не трещала по швам, только потому что растянулась в воде, а вот внутренние органы молили о пощаде. Как же он не любил превращаться в детей! Сначала сердце сжимается, потом — желудок, на обратном пути лёгкие опережают грудную клетку и расширяются так сильно, что впору задохнуться… обычный человек бы такого не выдержал.
Арман уткнулся носом в кувшинку, с облегчением сделал большой вдох и, дрожа, выбрался наружу. Не успел он протереть глаза, мутные от воды и болезненных превращений, как его схватили под мышки и потащили вверх.
— Тише-тише, — сказал очередной похититель голосом Милоша. — Это я. Снимай эти тряпки, простынешь.
Арман ничего не сказал, потому что зуб на зуб никак не желал попадать, но кивнул с благодарностью и, сбросив мокрое тряпьё, завернулся в предложенный плащ. На пару они быстро управились — оказывается, Милош принёс не только себя и плащ, но всю арманову одежду за исключением сапог.
— Чего нет — того нет, — посетовал он и случайно задел локоть Армана. — Что, ушибся?
— Вроде того, — выдавил Арман, напрочь забывший об ожоге. Превращаться со свежими ранами — то ещё развлечение! Они исчезали на новом теле, а затем снова проявлялись на
старом, как в первый раз. — Нич-чего серьёзного… что там происходит?— Твоя сестрица поёт дифирамбы злому гению, — пожал плечами Милош. — Лаура переживает, Берингар велит не переживать, а я — кабан и варвар. Впрочем, ничего нового.
Арман непонимающе уставился на него, но не нашёл никакого сходства с вепрем. Возможно, хозяйка дома хотела таким образом выразить нелюбовь к бакенбардам, которые при некотором помутнении рассудка можно было принять за бивни. По форме.
— А дальше-то что? — безрадостно поинтересовался Милош. Он помогал Арману согреться, растирая ему спину, но смотрел на дом. — Думаешь, она не проверит?
— Надо сделать так, чтобы проверять было нечего, — пробормотал Арман, дыша на ладони. — И поскорее, пока ей не пришло в голову.
— Я, конечно, восхищён, — сказал Милош, — но убить карапуза было бы проще. Это не значит, что я стал бы, но чисто теоретически…
Арман не слушал: наступало неизбежное истощение. Каждый раз, обращаясь в непривычную для себя форму жизни, он впадал в это состояние — неизменная плата за потраченные силы. Вот повезло в последний раз: после Юргена Клозе только клонило в сон, потому что Юрген был здоровый мужчина лет пятидесяти. Что Адель, что незнакомый ребёнок — одинаково тяжело.
— Надо успеть…
— Знаю, — перебил Милош. Что-то тёплое и сухое прошлось по густым волосам Армана, мокрым насквозь. — Ты говорил, что будешь чувствовать себя как кисель. В смысле не помнишь? Я же сегодня спрашивал, в карете. Кстати, это была твоя жилетка, полотенца нет, надеюсь, она тебе не понадобится… О, лягушка.
Бессвязная болтовня успокаивала, но не придавала сил. Привалившись к дереву, Арман по привычке нащупал трость — её отобрали.
— Не поможет, — покачал головой мутный силуэт Милоша. — Возьми, попробуй. Если честно, никогда не приходило в голову меняться таким, но как знать…
Часы. Странно, а Арман был уверен, что он тоже выбрал в качестве талисмана трость. Он ошибался — Милош не расставался со своей тростью исключительно из любви к ней, но в качестве заговорённого артефакта выбрал эти часы, которые носил в нагрудном кармане пальто.
— Она проверит, — Арман заставлял себя говорить отчасти из необходимости, отчасти потому, что хотел поверить в эти часы. Помогают ли чужие артефакты? Помогают ли вообще? — Она точно проверит, я знаю. Не сейчас, когда пройдёт первая радость… И ребёнок, надо найти его.
— Берингар отыщет, не сомневайся. Уверен, он уже работает над этим, — ухмыльнулся Милош. Он сидел рядом и как ни в чём не бывало грыз травинку. — Но что с трупом? Прошу прощения, с трупом, которого нет. Ты ведь не умер и не раздвоился, верно?
— Можно создать видимость смерти, — пробормотал Арман и на какое-то время провалился в полудрёму.
У него был план, но он пока не мог его осуществить из-за нехватки сил. Ещё ему было холодно, и это, честно говоря, самое худшее, но ему всегда холодно после таких превращений… Дома, то есть на Круа-Руссе, он лежал неподвижно и просто ждал, а ветер проникал через щели в стенах их хилого дома и щекотал плечи, спину и живот… Там, правда, был Мельхиор, греющий бока по первой просьбе и даже без неё. Где-то сейчас Мельхиор! Скучает… думает, что его все бросили.