Книга чародеяний

Стоит отметить, почему всех, от не очень воинственных мужчин до неубедительно хрупких женщин, восхитила загробная красота. Многие виды магии, в том числе и те, что практиковали члены группы, следуют принципу «что естественно — то не безобразно»: довольно часто чародеяния требуют применения таких материалов, как чья-нибудь слюна или моча, части тела и волосы с ногтями — те и вовсе должны быть под рукой на случай порчи или исцеления. То же самое касалось разных запчастей человеческого — и не только — скелета: кости использовались и как инструменты, и как обычный, никого не смущающий элемент декора. Одним словом, юные колдуны оказались в своей стихии, и вместо леденящего кровь страха перед смертью испытывали очарование эстетического характера.

— Бывшее кладбище, — вполголоса пояснил Берингар и уступил Милошу, который не упустил случая поделиться знанием:

— И здесь — то, что лежало в самых старых могилах! Когда хоронить стало негде, их перенесли сюда, под самый костёл. Папа говорил, что сюда никто не ходит после разрушения кладбища… [2]

— И, надеюсь, не придёт, — заключил Берингар. — Я пока не знаю, как мы будем возвращаться из Брюнна.

— Из Брно.

— Прости. Все готовы выйти? Если повезёт, мы окажемся сразу на улице.

Милош не без сожаления занял охранную позицию возле писаря: будь его воля, он бы остался ворковать с черепами, как некогда в доме Жизель. Лаура вполголоса беседовала с одним таким черепком, ласково гладя его по скуловой кости, и даже Адель немного оживилась, прикоснувшись к тому, что некогда было чьей-то рукой. Арману место нравилось, но прямо сейчас он не мог оценить всей его прелести: красноречиво заныла ушибленная грудина, а в ушах зазвенел голос лекаря, который что-то там говорил насчёт его костей.

С горем пополам поднявшись по неухоженной лестнице и справившись с тяжёлой дверью, они через какое-то время и впрямь вышли на улицу. Арман выдохнул с облегчением — теперь соборы внушали ему ещё меньше доверия, чем прежде. Полуденное солнце слепило глаза. Расставленные повсюду домики с весёлыми красными крышами светились жизнью, и это казалось насмешкой над великолепием смерти, царившей здесь, прямо у них под ногами.

До ратушной площади они добрались под аккомпанемент рассказов Милоша о знакомой местности. Берингар велел ему перейти на чешский, чтобы не сбивать с толку прохожих и не привлекать лишнего внимания, так что теперь они все слушали удивительную славянскую речь, умиляясь звучанию некоторых слов, но чаще — вздрагивая с ужасом. Арман на спор пробовал выговорить имя «Пржемысл», когда они дошли до нужного дома. Берингар велел подождать и, пригласив с собой Милоша и писаря, зашёл внутрь.

— Здесь красиво, — поделилась Лаура, щурясь на солнце и рассматривая от порога улицы, дома и людей. — Может, я что-то не то думаю, но даже лошади выглядят веселее.

Арман видел самых обычных лошадей, но из вежливости согласился. Он отлично понимал смысл распределения Берингара, и всё же как неудачно! Хотя Адель продолжала молчать… Лаура после всего пережитого не знала, как себя вести, и с мольбой поглядела на Армана. Он мог только пожать плечами.

— Оставь нас ненадолго.

Адель заговорила впервые за последние дни. Очевидно, обращалась она к Лауре; Лаура, с сомнением поглядев на них обоих, сделала пару шагов в сторону. Осипший голос сестры встревожил Армана тем, что он на самом деле не ощутил никакой тревоги. Нет ничего хуже, чем пустое сердце.

Они стояли, снова молча, под козырьком незнакомого дома. Адель поймала взгляд брата, и её лицо немного посветлело, только взгляд оставался тяжёлым и мрачным. Пару раз она заломила пальцы — признак волнения — и оставила их в покое. Она ждала… Арман заставлял себя смотреть в глаза сестре и думать, думать изо всех сил, а лучше — чувствовать. Он не хотел слышать извинений, они оба понимали, что это бессмысленно, но чего же он тогда хотел? Адель должна быть прощена… так всегда было, каждый раз, каждый проклятый раз он прощал её первым, зная, насколько тяжело ей жить с грузом вины. Знал и в этот раз, только поделать ничего не мог.

Арман клял себя, на чём свет стоит, ощущая себя исполненным мерзости себялюбцем. Сколько раз он игнорировал собственную боль, которая ничего не значила рядом с болью сестры, и почему не способен справиться в этот раз?! Всего-то и надо, что дать ей надежду и позволить жить дальше, не коря себя ежечасно, как Адель делала это, он отлично знал… Но своя боль перевесила чужую — родную, своя боль отзывалась при каждом неудачном движении, при каждом глубоком вдохе. Арман почти ненавидел себя за то, что не может ей противостоять, и за то, что поставил свои телесные раны выше тех, с какими всю жизнь прожила сестра.

Наконец он собрался с силами и почти надел привычную маску, готовясь сказать ей всё, что нужно — Арман никогда не чурался лжи, тем более такой лжи, от которой кому-то станет хорошо. Ведь пожалеет только он, так какая разница? Увы, к этому мигу Адель уже всё поняла по его лицу, и в её глазах и складках губ отразилась внутренняя горечь. Опустив голову, она отошла.

— Входите, — звякнул колокольчик над дверью, появился Милош. — Вас ждут. Только потише, пока не кончится третий акт.

Расстроенный Арман поднял голову и наконец прочитал, куда они пришли: над дверью красовалась табличка с надписью «Театр кукол».

Все вшестером, они заняли места на дальнем ряду. Разномастные мягкие кресла казались притащенными из разных жилых домов, зато всё остальное выглядело весьма серьёзно. Около дюжины рядов занимали зрительный зал: почти на всех местах кто-то сидел, и все взгляды были прикованы к импровизированной сцене. В мягком свете, похожем на тот, что освещал всеми забытую костницу, Арман увидел несколько ширм и прочих занавесей, которые образовывали пространство для игры. Людей не было — здесь правили бал куклы.

— Злой король оказался хитрее храброго рыцаря, — бодро читал невидимый голос. Общий смысл был понятен, но Милош взял на себя трудности перевода. Искусно выполненные марионетки, чьих тонких лесок даже не было видно, охотно изображали то злость, то храбрость. Королевская мантия сшита, будто настоящая, да и доспехи на рыцаре бликовали не хуже полноразмерных человеческих лат. — Он воспользовался тем, что рыцарь честен и верен, и послал его на верную смерть. Рыцарь, не зная, что ждёт его, ринулся в бой…

— Ни хади, лыцаль! — запищал ребёнок с первого ряда. Арман улыбнулся, почувствовав, как искренне этот малыш переживает за несуществующих людей. Ему бы её, эту искренность… — Ни хади-и!

Рыцарь, точнее — кукла, обернулся к мальчику и очень естественно пожал плечами. Зрители радостно захлопали в ладоши, а маги на заднем ряду подались вперёд: как минимум трое из них определили в этот момент, где прячется колдовство. Сколько бы опытных кукловодов ни пряталось за ширмой, кукла на шарнирах просто не могла с такой точностью скопировать человеческий жест.