Книга снов

Сестра Марион говорит скорее себе, чем мне:

– Я всегда боялась, что этот день настанет. Что Мэдди примет окончательное решение.

– Какое решение? – спрашиваю я.

– Какой путь выбрать, Сэм. Уйти или вернуться.

«Нет, это не так!» – хочу я сказать. Она сбежала, она покинула то место, где находилась все это время. Находилась одна, окутанная пеленой, за которую ничто не проникало. Сейчас она на пути к своему «я», но не просто идет напрямую, а что-то ищет.

Но возможно, я тоже не прав.

Возможно, мне просто хочется верить, что исчезновение Мэдди – это начало пути, который приведет ее ко мне. Потому что я хочу знать, как изменится ее взгляд, когда она впервые увидит меня, увидит по-настоящему.

Мне страшно, что я не понравлюсь ей так, как она нравится мне. Но еще больше я боюсь, что она уже никогда не откроет глаза. Я не могу сейчас уйти домой.

День клонится к вечеру.

Мой телефон звонит, я не беру трубку.

Скотт отправляет мне сообщения в мессенджере. Я отвечаю ему, прошу соврать, сказать, что я с ним.

Мой телефон звонит, я не беру трубку. Мама оставляет мне сообщение на автоответчик, она желает мне и Скотту хорошо сходить в кино.

Если Мэдди уйдет, я уйду вместе с ней.

Никто не знает, где я.

Никто не знает, где Мэдди.

Кажется, она готовится к окончательному переходу.

ГЕНРИ

…погружение прекратилось. Точно прекратилось?

Течение. Рев. Голоса. Цвета.

Никогда не поворачивайся к морю спиной. Первое и самое важное правило.

Я сажусь, надо мной купол неба, оно стало черным, окружило меня целиком.

В груди болит, что-то давит изнутри на мои ребра, на кожу, на ключицы. Больно дышать.

У меня такое чувство, будто я пронесся по бесконечной трубе с тысячей острых выступов.

Горизонта нет. Небо, море – все едино. В черной выси – неподвижные звезды, в черной глубине – звезды; во влажной, густой темноте они, словно сердца, пульсируют на тонкой ряби волн, и кажется, будто, мерцая, плывут на воде. Я слышу быстрое приближение потока, чувствую его по тому, как в темноте он шумит вокруг меня и раскачивается.

И вдруг я понимаю.

Понимаю все.

Горячее и жгучее, словно кислота, в меня проникает осознание того, что я в Море умирающих.

Опять.

Опять это море, эта лодка, эта бесконечность! Я уже был здесь! Однажды я уже лупил изо всех сил веслами по воде. Леденящее чувство закрадывается в мою больную, черную от синяков грудь и сжимает сердце.

Может, меня уже хоронят, не заметив, что я еще не совсем умер?

Меня накрывают противоречивые мысли, я пытаюсь вспомнить, что было мгновение назад.

До того как я очутился здесь, где я был? Где был? Где?

Или скорее… кем я был?

И тут я осознаю.

Осознаю все.

У меня было так много жизней, бесконечно много. Я попал в петлю повторений где-то «между». Отец был прав с самого начала, только я не хотел этого знать, не хотел понимать: опасно блуждать между, на границе жизни и смерти.

Как человек, дух, демон. Как никто.

Надо было сразу войти в ту дверь.

Может быть, это и есть ад. Да, должно быть, это ад, снова и снова проживать свою жизнь в десятках вариантов, снова и снова начинать все заново, снова и снова совершать одни и те же ошибки, снова и снова допускать новые, и опять все сначала. И каждый раз не знать, какой из вариантов настоящий.

Какая у меня в действительности была жизнь? Какой, черт побери, мир был правдой?

Мир, в котором не было Сэма, в котором его не было?

Мир, в котором Эдди умирает, Эдди, моя жена, умирает в свой сорок четвертый день рождения? Потому что мы поругались и она, выпив, села за руль и поехала по набережной? Она часто пила, потому что была со мной несчастлива, пила виски «Талискер». Она сидела в машине, которая с утеса промчалась прямо в небо, а потом стала падать, все ниже и ниже, и разбилась о скалы.

Был ли это лучший из всех миров, тот, в котором отец был жив и держал на руках свою внучку, Мэдлин Виннифред Скиннер? Виннифред – в честь бабушки Эдди.

Был ли это тот мир, в котором я сказал Эдди, что не люблю ее, и в котором я ни разу не видел своего сына?

Как я только мог! Как я мог растратить свою жизнь из-за страха и сказанного бесчисленное число раз «нет»? Из-за «нет», сказанных не на той развилке, из-за «не знаю» – на нужной? Если бы я только мог узнавать эти решающие моменты!

Я кричу от отчаяния, даже не догадываясь, что не так на этот раз. Опускаюсь на колени и сжимаюсь в комок.

Как хочется пить. Пить, «Оранжину», воду, ледяную колу. Пить.

Если б я спал, то мог бы проснуться и увидеть свои руки. Я поднимаю свои дрожащие руки, но знаю, что это обман и в действительности мои руки – неподвижные клешни, возможно, их вовсе уже нет. Они сливаются с темнотой. Становятся невидимыми.

Волны приближаются к маленькой синей лодочке, ворчат, как огромные недовольные псы.

Давайте опрокинем его суденышко! Давайте перевернем его! Давайте поиграем с ним!

Мне все равно. Пусть море поглотит меня!

Но оно этого не делает. Напротив, там, куда направлен мой взгляд, море становится как бы светлее. И в это отверстие я снова вижу их – руки и ноги странно вытянутые, будто они спят стоя. Парящие надо мной фигуры, выросшие из далекой пропасти, подвешенные на тонкой, но прочной нити. Одни без одежды, другие в свободных рубашках, футболках. У них закрыты глаза.

Кто они? Мертвые всех столетий, которые остались в море, когда их корабли терпели крушении?

– Нет. Это те, кто видит сны, – говорит девочка.

Она сидит на черном утесе, что высится каменным китом позади меня. Отлив оголил камень, те части, которые дважды в день уходят под воду, облеплены черными ракушками. Через несколько часов уровень воды снова поднимется.

У девочки глаза цвета голубых кристаллов и тонкие светлые волосы. Ей, наверное, лет одиннадцать, и печаль в ее взгляде заставляет мое сердце сжаться.