Книга снов

Марион мягко выталкивает меня в коридор.

– Пустите меня к ней, – прошу я, – пожалуйста!

– Сэм, не сейчас. У нас кризис, понимаешь?

Да. К сожалению. Понимаю слишком хорошо. Под кризисом подразумевается катастрофа.

Автоматическая дверь лифта открывается, выходят доктор Фосс и Бог.

Если приходит Бог, значит дело очень плохо.

Он бросает на меня взгляд. Всего пять секунд, пока он идет в мою сторону, проходит мимо и заходит в палату, не отводя от меня глаз, но в эти пять секунд укладывается все.

За тысячу безмолвных лет, уместившихся в пяти секундах, жизнь превращается в замедленное кино, моя кровь застывает, и Бог говорит мне, что они не знают, что делать, потому что у них никогда не бывало таких пациентов, как Мэдди.

Бог говорит своей команде:

– У нас очень мало времени, нельзя ошибиться при выборе терапии. Антибиотик широкого спектра, пожалуйста, противогрибковые средства. Фармацевты должны приготовить свежие противомикробные препараты. Приподнимите ей корпус, не хочу, чтобы она лежала. Инфузионная терапия и введение коллоидов. Начните с тридцати миллилитров, нужно повысить венозное давление. Что с микроорганизмами в крови? – спрашивает он в конце тихо и спокойно.

– Результатов пока нет.

– Вы забирали кровь из катетера? Ненавижу эти чертовы трубки, рассадники бактерий.

– Да, но результат отрицательный.

– Сестра Марион, повышенный сахар?

Она мотает головой. Ей страшно, она бледна.

– Я бы скорее предположил инфекцию мочевого пузыря, – вставляет доктор Фосс.

– Анализы мочи не подтверждают инфекцию, доктор Фосс. Как ее зубы?

– Хорошо. Ультразвук не показывает очага воспаления в ротовой полости. Никакого намека на источник сепсиса, – отвечает Бенедикта.

– Почему, черт побери, до сих пор не готовы анализы на микроорганизмы в крови? Ликвор, пожалуйста! – Вот сейчас Бог начинает говорить громко.

Сестра Марион аккуратно поворачивает Мэдди на бок, дезинфицирует кожу на копчике, и доктор Фосс, надев перчатки, втыкает полую иглу в позвоночник Мэдди. Он наполняет жидкостью три пробирки.

Бог внимательно наблюдает за процедурой, потом берет пробирку со спинномозговой жидкостью и изучает ее на свету.

– Кристально чистая. – Он задумывается и продолжает: – Это исключает менингит.

– Может, компьютерная томография? – предлагает Фосс.

– Девочка рассыплется в процессе, – перебивает его Бог. – Откуда вообще в ее теле могло взяться воспаление? Она тут уже больше полугода.

– Возможно, блуждающие фрагменты после несчастного случая.

Бог задумывается. Потом кивает.

– Но сначала нужно перевести ее вниз и стабилизировать. Фармацевты должны поторопиться, болюс я сделаю сам. И пожалуйста, быстро!

Когда Бог вышел из палаты, я кричу ему: «Сэр! Постойте!»

Он оборачивается: морщины на лице стали глубже, глаза двух цветов покраснели, взгляд суров.

– Валентинер, – сказал он тихо. – Чего тебе?

– Я… я просил Мэдди, если она увидит моего отца, передать ему…

Я запинаюсь. Бог устал.

– Что, Валентинер? Что она должна передать ему?

– Что я знаю, что он хотел прийти.

Бог кивает. Он проводит рукой по лицу, она застывает у рта. Я знаю, что когда люди так делают, то хотят сдержать слова, которые действительно просятся у них на язык.

– Валентинер, ты мне нравишься, но сейчас ведешь себя как мальчишка. Правда, ты им и являешься. Ты тут ни при чем, совершенно. У Мэдлин заражение крови. Сепсис. Откуда он взялся, мы пока не знаем.

Бог на миг коснулся моего плеча.

– И, Сэм, – добавляет он очень тихо, – Мэдлин и твой отец, каждый из них пребывает в своей вселенной. Где бы эти вселенные ни находились. Понимаешь? Они не в таком месте, где могли бы встретиться, какой бы отрадной эта идея ни выглядела.

– Не в одном?

– Конечно нет. – Он отворачивается.

Глаза мои горят, когда я смотрю ему вслед.

Я слышал, как кричал мой отец.

И я чувствую, как Мэдди что-то ищет, да, она ищет что-то и из-за этого вышла из своего одиночества.

Я знаю это. Но никогда не смогу доказать.

В итоге, возможно, я окажусь сумасшедшим, да ведь и был таким всегда, с самого начала. Я знаю, что с синни-идиотами это часто происходит, мы вдруг сходим с ума, потому что слишком много от жизни получаем. Слишком много чувств, слишком много впечатлений.

Чуть позже Мэдди провозят мимо меня на каталке, Дмитрий и Бенедикта бегом спешат к лифту, и я вижу, как открываются двери, поглощают Мэдди, и спустя несколько мгновений на табло загорается номер второго этажа.

Отделение интенсивной терапии.

Ко мне подходит сестра Марион.

– Иди домой, Сэмюэль, – говорит она ласково. – Они позаботятся о твоей девушке.

О моей девушке.

Да, Мэдди – моя девушка.

– Что происходит? – спрашиваю я шепотом.

– Они попытаются выяснить, что вызвало заражение крови. Бактерии, грибок, инородное тело, вирусы, менингит… Причин может быть много.

Она с тревогой смотрит на большие часы в коридоре.

С очень большой тревогой.

– Но почему? Почему нужно так спешить? – спрашиваю я, охваченный звонко-алой паникой.

Сестра Марион сжимает губы.

– Хуже всего получить сепсис в больнице, Сэм. Тут слишком много микробов, слишком много устойчивых к лекарствам грибков и бактерий. Доктор Сол должен за полчаса решить, какую терапию следует выбрать. Какие нужно прописать антибиотики, чтобы побороть возбудителей болезни, но при этом не парализовать полностью иммунную систему Мэдди, понимаешь?

Полчаса? А если решение окажется неверным? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не это!

Антибиотики каждый раз убивают целый ряд здоровых клеток, так нас учили на биологии.

– Но он хороший врач, Сэм. Очень хороший.

– Она… умрет?

– Это решат следующие шесть часов. И ночь.

Всего лишь шесть часов и ночь.

Через шесть часов мне нужно быть дома.

Через шесть часов моя мама уже примет душ и будет пить свой бокал кремана.

Я не могу сейчас уйти!