Книга снов

– Как ты попала сюда, малышка?

– Я умираю, – отвечает она. – Как и ты.

– Нет, – поспешно возражаю я. – Ты не умираешь. Мы оба не умираем. Мы можем вернуться, знаешь ли. Пока мы на море, мы можем вернуться.

– И ты знаешь дорогу? – Судя по тому, как она задала этот вопрос, она, кажется, догадывается, что ничего я не знаю. Ни того, откуда пришел, ни того, как вернуться.

Я мотаю головой. У меня екнуло сердце. Во все его уголки заползает он, страх. И одновременно отчаяние оттого, что я не смогу защитить этого ребенка, ни этого, ни другого.

– Давай помогу тебе спуститься с утеса, – предлагаю я девочке. Я встаю и протягиваю к ней руки, лодка колеблется под ногами.

Малышка не двигается, просто смотрит на меня сверху вниз.

– Тебя когда-нибудь уже касался дух? – спрашивает она.

– Думаю, нет, – отвечаю я. – Давай! Прыгай! Я поймаю тебя.

Она снова отворачивается к морю.

– Меня коснулась моя мама, – говорит она. – Когда умерла. Почти сразу после смерти она дотянулась до меня. Ее дух. Вот тут, – девочка показала на свою щеку, – я почувствовала, как она растворялась, превращалась в эфир, в ветер и море. Она стала страницами книг, которые я читала, и музыкой, под которую я танцевала. Такова смерть. Ты становишься тем, что любишь.

– Ты не умираешь, – беспомощно повторяю я. – Давай! Мы найдем дорогу.

Теперь она улыбается, и ее улыбка тоже кажется одинокой и печальной.

– Что ты любишь? – спрашивает она.

Никогда я не умел любить, никогда, но сейчас я люблю жизнь, очень сильно! И мне не хватает жизни, не хватает ее, не хватает.

– Мертвые не знают, живут они среди мертвых или живых, и в конечном счете разницы нет. Это как будто ты спишь и видишь сны, но не знаешь, что спишь, вот что означает быть мертвым, – шепчет она.

– Давай, – прошу я и снова протягиваю к ней руки, – прыгай, пожалуйста. Ты не должна умирать.

Она смотрит на меня своими прекрасными ясными глазами и потом дрожащим голоском кричит:

– Но я хочу! Только это так сложно. Ты знал, что это так сложно? У меня не получается. Я не знаю как.

И вот она закрывает ладошками свое маленькое прелестное личико и плачет, ее худенькие плечики дрожат. Мне не дотянуться даже до ее ног, чтобы утешить, а камень гладкий и высокий. Я ничего не могу поделать, мне остается только стоять в своей крошечной покачивающейся лодочке перед плачущим ребенком, который хочет умереть.

Сквозь рыдания я слышу, как она говорит:

– Во всех моих жизнях я была балериной. Я танцевала Мари в «Щелкунчике». – Она не может сдержать всхлип. – А однажды, когда мой отец поехал не по шоссе, а по проселочной дороге, мы остановились на пикник и я сломала ногу в какой-то канаве, в той жизни я не танцевала Мари. То лето было таким прекрасным, потому что папа все время носил меня на руках, везде. В другой жизни я дожила до старости, до глубокой старости, и у меня были дети и муж по имени Сэм. Сэмюэль.

Сэмюэль!

Мое сердце разбивается на тысячи осколков.

Девочка медленно убирает руки от лица. Теперь оно совершенно чистое, омытое слезами.

– Сэм просил передать: он знает, что ты хотел прийти. И он ждет тебя. Он умеет тебя видеть. И меня тоже.

Девочка встает, делает глубокий вдох и с грацией истинной балерины прыгает прямо с утеса в черную воду, баюкающую звезды. Вода с силой затягивает ее вниз, к спящим на глубине теням.

И потом я вижу еще что-то. Еще одну тень, которая выступает из темноты и беззвучно плывет к девочке, подобно русалке или сирене.

Я падаю на колени в шатающейся лодке и хочу прокричать тени: «Уходи! Оставь ее!» Я вижу, как парящая в воде фигура хватает ребенка за ногу, притягивает к себе, обхватив голени длинными темными пальцами. Длинные волосы, похожие на густые лианы, обвивают ребенка; я вижу, как девочка отбивается и дрожит, но фигура удерживает ее все крепче и крепче, и обе погружаются все глубже, в черную бездну.

Ребенок не пытается освободиться.

Лишь смотрит вверх – на меня.

Она погружается в море с открытыми глазами, как мой отец тогда. Он смотрел на меня, пока темная бездна поглощала его. И я ничего не сделал, ничего не сделал, совсем ничего.

Сердце рвется от страха. Но так нужно.

Я набираю воздуха в легкие и прыгаю головой вниз в море.

Оно холодное, соленое и родное.

И в густой черной тишине меня что-то поджидает, оно поднимает голову и смотрит на меня, на то, как я пытаюсь нырнуть за ребенком.

Первая судорога в лодыжке – холодная цепкая рука. Я чувствую, как меня увлекает подводное течение, которое несется в Атлантику, в необъятное пространство, простирающееся на тысячи километров.

Девочка смотрит на меня, я вижу ее лицо, морскую синеву ее глаз, которая смешивается с морем, раскинувшимся под ней. В ее взгляде – отчаяние, как будто она все еще не может осознать, что все не так, как она думала, совершенно не так. Кажется, она хочет вернуться к той крупице света над нами, над волнами. В груди, в голове все горит. Пульс стучит в висках.

Вторая судорога.

Моих сил не хватит.

Я погружаюсь все ниже и ниже, и когда я перестаю чувствовать свои ноги, всю нижнюю часть тела, лицо, существо, которое держит ребенка железной хваткой и тащит за собой, оборачивается ко мне.

И я узнаю, кто это.

Она смотрит на меня, и ее взгляд как пульсирующий огонек в темноте. Через мгновение меня снова начинает куда-то тянуть. Я не в силах больше следовать за ними, мне нужно сделать вдох, нужно к свету! Лишь ненадолго, а потом я снова попытаюсь, буду пытаться снова и снова!

Я плыву наверх и вижу, как свет танцует на воде. Легкие разрываются от боли, мне нужен воздух! Еще чуть-чуть – и я окажусь на поверхности, я протягиваю руки наверх, еще раз сильно отталкиваюсь ногами, изо всех сил, сейчас я смогу вдохнуть, вот уже мои пальцы дотянулись до поверхности… и наткнулись на стекло.

Паника!

Я в отчаянии стараюсь не открывать рот, но все же делаю это, у меня не остается выбора, мне нужен воздух. Но я вынужден заглатывать море, море наполняет меня изнутри.

Эдди! Помоги мне, прошу тебя!

ЭДДИ

Уайлдер хочет, чтобы я интересовалась его жизнью. Он говорит со мной о своих текстах, показывает их мне. Он представил меня своей матери, женщине, которая любит демонстрировать свою любовь, а не только говорить о ней, слов для нее недостаточно. Она наслаждается тем, что гладит сыну рубашки, готовит ему, говорит ему, какой красивой и порядочной она считает меня и что ей понравилось в его последней книге. Есть такие люди, они умудряются вложить свою любовь во все, что делают для других, словно в маленький скромный конвертик, который они с лукавой улыбкой вручают тебе.