Код бикини. Часть 2

деляющая их промежность - слово абсолютно цензурное. Опять же, лобок вполне легален. Пах запросто употребим. И

________________________________

*Come on buddy, do not be shy!
– смелее, приятель! (англ.)

отдельные пиздяные части тоже сплошь и рядом в текстах упоминаются - клитор там, губы большие и малые, влага-лище... А пизда в целом - нет. То же и с хуем...

– Загер, заткнись!
– не выдержала Мила.

– Ты же сама говоришь, ничего личного...

– Я хотела сказать, что гордиться тут нечем. Заплатил шлюхе бабки и пользуйся. Профессионалка и не в таком меланхолике самца разбудит.

Алик молчал, обдумывая ответную гадость.

– Вы неправы, миледи, - возразил Загребский.
– Муж-ское либидо сильно отличается от женского. Оно, можно сказать, имеет противоположную природу.

– Да ладно умничать-то, - скривила губы Мила.
– Му-жик хочет бабу, а баба хочет мужика - вот и вся филосо-фия.

– Натурально, вы заблуждаетесь, миледи. Мужское во-жделение - это азарт охотника. Причем, современного охот-ника, который убивает не для пропитания, а ради порции адреналина. Добыча, которой можно завладеть без труда, его не возбуждает. Женщина же, будучи дичью, ценит неу-томимого, изобретательного пикапера и презирает разлени-вшегося, потерявшего кураж зверолова.

– Красивая отмазка!
– засмеялась Мила.
– Типа, сучка не захочет - кобель не вскочит.

– Эту поговорку придумали феминистки. Им страсть, как хотелось сравняться с мужчинами, невзирая на очевид-ные конструктивные различия. Превратиться из наседок-домохозяек в грозных амазонок. Но все, чего они добились - это поколение инфантильных мужчин, испуганно шараха-ющихся от воинственных дам, находящихся "в своем праве".

– Прямо как наш Алик!
– засмеялась Мила.

– Дура!
– вспыхнул Алик.- Тебе самой место в аквариу-ме на Хербертштрассе.

– Вот это вряд ли, - с сомнением заметил Загребский.
– На такой работе нужно уметь угодить мужчине.
– А вы, миледи, с вашими манерами, школы гейш явно не заканчи- вали...

Мила поднялась со стула и начала медленно обходить стол. Загребский с неожиданной прытью засунул бороду за ворот свитера и выскочил из кафе.

Глава X. За кулисами вагнеровского фестиваля

– Если сделать небольшой крюк, то можно попасть на родину...
– Загребский широко зевнул красногубым, обрам-ленным ржаными зарослями ртом.

В Гамбурге было решено не ночевать, и зеленый

"опель" уже несколько часов, неутомимо пыхтя изношен-ным мотором, катил на юг.

– На какую еще родину?
– в зеркале показалась вскло-коченная голова Милы.

Она снова заняла место на заднем сиденье, поскольку Алик считался полностью оправившимся после Кёльнской битвы. Сейчас он мирно храпел, уперевшись лбом в при-борную панель.

– В город-герой Кульмбах, - исполненным уважения голосом сказал Загребский.

– Там были тяжелые бои?

– Там родина пива. Она же - его мировая столица. В Кульмбахе пиво варят дольше всех на свете, больше всех на свете и делают это лучше всех на свете.

– Свихнешься ты, Загер, со своим пивом. Расскажи лу-чше о той, ради которой мы трясемся всю ночь в твоем "кадиллаке". Алекс, проснись, тебя это в первую очередь касается.

Алик приглушил храп и открыл один глаз, демон-стрируя готовность слушать.

– Мирка была в "Агрип-шоу" самой веселой девчонкой. Любила пошалить, как бы сейчас сказали, на грани фола. Однажды, поссорившись с Гретой, она даже попыталась соблазнить Фиму.

– Да ладно. Сколько же ей тогда было?

– Десять лет. Грета была в отъезде, а она разделась догола и шмыгнула к нему под одеяло.

Алик перестал храпеть и открыл второй глаз.

– И что?

– Да ничего. Коган ее, конечно, из постели выгнал. Но

потом, ожидая награды за свою честность, рассказал об этом Грете.

– Типичная мужская глупость, - засмеялась Мила.
– И баб меж собой поссорил, и сам, небось, в дураках остался.

– Так и было, - кивнул Загребский.
– Грета возненави-дела Мирку чисто по-женски, словно была ей не приемной матерью, а соперницей. Фима и вовсе был объявлен ла-тентным педофилом. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы Грету не посадили.

– И на этом все успокоилось?

– Если бы. В первой приемной семье она избивала мла-дшего брата, во второй едва не подожгла дом, а в третьей...

– Пристрелила новых родителей?
– Алик окончательно проснулся.

– Хуже. Переспала с приемным отцом.

– И тем самым разбила крепкую немецкую семью?

– Нет. Обманутая супруга оказалась тертым калачом и выдала малолетнюю нимфоманку замуж за своего бывшего любовника. Внушила ему, что он, как творческая личность, должен черпать вдохновение в трепетном юном теле.

– А чем он занимается?

– Миркин муж? На флейте пиликает. Хотя, по виду, должен был бы на контрабасе гукать. Здоровенный такой, брюхатый, бородища рыжая...

– Ты себя, что ли, описываешь?
– засмеялся Алик.

Загребский озадаченно поглядел в зеркало.

– А что, в целом похоже, - он довольно улыбнулся.
– Только этот Краузе своими ручищами так "Тангейзера" на пикколо лабает, что вся их вагнеровская тусовка кипятком писает. А я своими сардельками только пиво открывать умею. Хотя в этом деле я тоже своего рода Вагнер...

За поворотом дороги открылся парк, расчерченный радиусами дорожек, словно огромный торт. Аллеи сходились у здания, составленного из двух разновысоких объемов, в котором сразу угадывался театр. Мокрая зеле-ная крыша весело сверкала на солнце. Фронтон из палевого кирпича рассекали белые пилястры. На лужайке перед главным входом был разбит огромный цветник.

– Сейчас они начнут выходить, - Загребский посмот-

рел на часы.
– Только ты не тушуйся. Не забудь микрофон.

Раскрылись высокие двустворчатые двери, и публика повалила в сад. Алик остолбенело уставился на гуляющих. Дамы в кринолинах томно обмахиваясь веерами. Их обла-ченные во фраки спутники опирались на щегольские тро-сти. Над аллеями плыли похожие на клумбы шляпы. Блес-тел шелк, матово переливалась парча, шуршали складки тафты. Галантный девятнадцатый век шествовал по парку среди пробивающейся молодой зелени.

– Красиво? Мне тоже нравится. Однако вот и наша па-рочка.

Из-за поворота аллеи показался высокий господин во фраке и сером цилиндре с подкрученными полями. Он с достоинством и отчасти напоказ держал плоский кожаный футляр, в каких носят флейты и гобои. Под руку с ним семенила молодая дама, затянутая в бежевый корсет. На ее высокой прическе помещалась шляпка-ток, похожая на крошечную корзинку с цветами.

Алик решительно вздохнул, поправил темные очки и с микрофоном наперевес двинулся вслед за живописной парой. Поравнявшись, он откашлялся и быстро произнес заранее заготовленную фразу: