Код бикини. Часть 2

– Извините за беспокойство, я журналист из России, хотел бы задать несколько вопросов...

Дама встрепенулась. Господин остановился и смерил Алика надменным взглядом.

– Вы из какого издания?
– спросил он, нахмурившись.
– Имейте в виду, я не раздаю интервью кому попало.

– Видите ли, я хотел бы взять интервью не у вас, а у фрау Краузе. По поводу ее карьеры в "Агрип-шоу"...

Высокий выпучил глаза до размеров, дозволенных природой. Мохнатые брови поползли вверх, лоб покрылся бороздами, как вспаханное поле. Щеки его побагровели, а шея над крахмальным воротничком приобрела цвет клюк-венного киселя. Из обрамленного холеными усиками рта донеслось гневное клокотание. На лице его спутницы по-явилось выражение ужаса, словно перед ней из ветвей дерева выползла змея.

– Вон отсюда!
– закричал флейтист, обретая голос. Голова в цилиндре гневно затряслась, борода задрожала, придавая своему обладателю разительное сходство с Карабасом-Барабасом.

– Заткнись, дурак!
– быстро сказала дама по-русски.
– Ни слова про "Агрип-шоу"...

– Чтобы духу твоего здесь не было!
– продолжал неисто-вствовать музыкант, потрясая футляром перед лицом Али-ка.
– Катись к чертовой матери в свою Россию...

Алик в замешательстве сделал шаг назад.

– Запомни номер: четыре девятки, пять, - услышал он быстрый шепот из-под цветочной шляпки.
– Позвони завтра в десять...

Краузе, изрыгая проклятия, схватил супругу за руку и поволок по алее.

– Облом?
– сочувственно спросил подошедший Загреб-ский.

– Скорее, наоборот, - пробормотал Алик обескуражен-но.
– Велела завтра позвонить.

– Тут-то она тебя и пошлет, - мрачно предположила Мила.

– Не будем загадывать, - зевнул Загребский.
– Как гла-сит народная банальность, утро вечера мудренее.

Утомленные дорогой путешественники всю ночь про-спали тяжелым сном в гостинице.

Утром Алик позвонил Мирке ровно в десять.

– Ты что, совсем с головой не дружишь?
– услышал он после первого же гудка.

– Простите, это вы мне?
– озадаченно спросил Алик.

– Тебе, трепло картонное. Как ты мог при Краузе гово-рить про "Агрип-шоу"?

– А что тут такого?

– Ты еще спрашиваешь! Он меня чуть не убил потом своей дудкой.

– За что?

– Это не телефонный разговор. Давай-ка, подъезжай, будем разбираться.

– Куда?

– Ко мне домой.

– Чтобы ваш Карабас Барабас придушил меня своей бородищей?

– Карабас Барабас?
– засмеялась Мирка.
– А что, по-хож. Чуть что - кричит и ногами топает, как на Мальвину. Но ты не бойся, он сегодня утром в Вену улетел, на гастроли. Собственно, его дома почти и не бывает. Разве что во время фестивалей.

– Давайте встретимся в кафе. Или у меня в гостинице.

– Я же говорю - у тебя с головой не в порядке, как у Буратино. Не хватало еще, чтобы меня с кем-то в кафе увидели. А еще лучше - входящей с мужиком в гостиницу. Был уже печальный опыт - ооо... Дома безопаснее. Всегда можно сказать, что приходил электрик или сантехник. Ко-роче, жду прямо сейчас. Хегельштрассе, семнадцать...

В трубке щелкнуло и наступила тишина.

– Говорит, чтобы прямо сейчас подъезжал, - растерян-но сказал Алик.
– Подозрительно все это...

– Не вижу ничего подозрительного, - сказал Загребс-кий.
– По-моему, все просто - баба отправила мужа в ко-мандировку и желает провести время с залетным фраером. Чего тут думать, ехать надо. Разве не для того мы через всю Германию тащились, чтобы с ней встретиться?

– Очень уж гладко все получается. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Сыром иногда угощают в рекламных целях, - филосо-фски заметил Загребский.
– При этом от случайного дегус-татора требуется совсем немногое - оценить его вкусовые качества и рассказать о нем своим знакомым. Не боись, аспирант. С такой барышней не грех и в мышеловку попасть.

Хегельштрассе оказалась в трех кварталах от гостиницы. Алик издали разглядел табличку "17" на темном кирпичном доме с выступающими эркерами. Поравняв-шись с входом, он замедлил шаг, но увидев, как на окне шевельнулась занавеска, вздрогнул и прошел мимо. Алик долго топтался на ближайшем перекрестке, собираясь с духом и сочиняя начальную фразу. Так ничего и не придумав, он вздохнул и, поминутно оглядываясь, двинулся обратно.

Дверь отворилась до того, как Алик коснулся кнопки звонка, и мгновенно захлопнулась, едва он переступил порог. В полумраке прихожей перед ним предстала Мирка в коротком зеленом халате. Девушка аккуратно заперла дверь на засов, повернулась к гостю и повела покатыми плечами, отчего шелковый халат сразу же стек на пол и улегся у ее ног зеленой лужицей. Сидящий на плече Мирки оранжевый скорпион приветствовал Алика поднятой клешней.

Мирка, не говоря ни слова, взяла остолбеневшего гос-

тя за руку и, как ребенка, повлекла в полумрак большого дома. В приступе внезапного дежавю Алик оглянулся. На натертом паркете прихожей вместо шелкового халата лежа-ла зеленая хирургическая роба.

Измочаленный Алик вышел на связь только к вечеру. Мила и Загребский дожидались его в пивной.

– Выглядишь орлом, хоть и полудохлым, - саркастичес-ки заметила Мила.
– Но, похоже, цель по-прежнему не дос-тигнута.

– Не отнимай у него личной победы, - четыре кружки "Кульмбахера" настроили Загребского на философский лад.
– Тогда придет и командный успех.

– Знаете, что я сейчас понял?
– Алик сделал большой глоток пива.
– Люди раскрываются, нарушая вековые табу. Они вдруг начинают осознавать, что многие их нравствен-ные убеждения - всего лишь вдолбленная с детства услов-ность.

– Начиная с Гамбурга, ты, как личность, растешь пря-мо на глазах, - насмешливо сказала Мила.
– Главное - не зайти слишком далеко на этом скользком пути.

– Не спеши делать моральные открытия, Алекс, - груст-но улыбнулся Загребский. Встреча с гамбургской проститу-ткой и приключение с соломенной вдовушкой - еще не повод для революции в восприятии окружающего мира.

– Да ладно, - скептически сощурилась Мила.
– Можно подумать, в Европе все бабы, кроме профессиональных

шлюх, порядочные женщины.

– Не стоит подходить к европейцам с нашими мерка-ми, - Загребский поскреб ногтями заросшую рыжей щети-ной щеку.
– Секс для немки - это вообще как фитнесс. То есть физическое упражнение, доставляющее мышечную радость, вдобавок дающее наслаждение и разрядку. Если хочешь секса с западной женщиной, не надо пытаться ее в себя влюбить. Романтический туман тебе в этом деле не поможет, только дезориентирует ее. Я не хочу сказать, что все европейские бабы шлюхи, нет. Просто секс они воспри-нимают как радость жизни, а не как элемент любовной драмы, как на нашей высокодуховной родине. Для них дружба, любовь, секс, замужество - не следующие одна за другой фазы развития отношений с мужчиной, а вещи, существующие независимо друг от друга, которые могут появляться в жизни в любой последовательности. Поэтому в Германии женщины делятся на честных давалок и офици-альных проституток, которые работают легально и платят налоги. Здесь практически нет "порядочных женщин" в российском понимании этого слова. Тех, которые изо всех сил стараются выйти замуж за богатого мужика, то есть подороже продать свое тело, но проститутками себя при этом не считают. А добившись своего, начинают изменять постылому мужу, и, опять-таки, к шлюхам себя не относят, поскольку спят с любовниками не за деньги, а повинуясь высокому чувству и ощущению несчастной, изломанной судьбы. Собственно, на этом построен сюжет "Анны Каре-ниной".