Королевы и монстры. Шах
Шрифт:
Ничто на свете так не радует, как видеть вокруг себя кучу крепких мужчин.
– В карты сыграть никто не хочет?
Когда мое сногсшибательное предложение встречают лишь вытянувшиеся лица и гробовая тишина, я с досадой комментирую:
– А, ну да. Говорят, ирландцы просто ужасны в картах. Не помню, откуда я это услышала. Ладно, оставлю вас заниматься своими делами. Хорошего вечера, ребят! И спасибо, что так отлично нас охраняете. Я правда очень ценю.
Затем разворачиваюсь к двери. Хриплый голос за моей спиной произносит:
–
Когда я снова поворачиваюсь с обворожительной улыбкой, меня встречает одобрительное ворчание.
– Я тоже так подумала! Может, кто-нибудь научит меня играть в покер? Всегда мечтала попробовать.
Через час вокруг кухонного стола уже столпилось два десятка мужчин, а я стала на триста долларов богаче.
Выпученными глазами смотрю на груду наличных перед собой.
– Ничего себе! А это правда, что новичкам везет!
– Как и то, что ты мухлюешь. А они – не подчиняются приказам.
Услышав Деклана, все мужчины на террасе замирают.
Поднимаю глаза и вижу, как он смотрит на меня, сложив руки на груди и стоя в окружении еще нескольких мужчин. Они молча расступаются, расчищая Деклану дорогу. Кто-то ахает.
Несмотря на горящую задницу, я закидываю ноги на стол, улыбаюсь Деклану и говорю:
– Дорогой. Ты дома.
Мускул у него на подбородке подергивается. Он по очереди смотрит на каждого мужчину в комнате с каменным выражением. Все как будто сжимаются под его взглядом.
– Они не виноваты. Это я их пригласила.
Не обращая на меня внимания, он что-то говорит по-гэльски ровным и суровым тоном.
Несколько мужчин сглатывают. Другие ерзают на месте. Третьи бледнеют.
Я встаю и складываю руки на груди, подражая позе Деклана.
– Я же сказала, они не виноваты.
– Я услышал в первый раз. Паук, твой черед.
Не раздумывая, Паук подходит к столу. Он достает огромный нож из-за пазухи. Наклоняется над столом, кладет на него левую ладонь и приставляет нож к мизинцу.
– Нет! Хватит! Паук, хватит! – успеваю прокричать, срываясь с места.
Когда я в него влетаю, кровь уже выступает на его пальце.
Он теряет равновесие всего на секунду, но мне удается схватить его за руку, чтобы он выронил нож. Оружие со звоном приземляется. Я падаю на четвереньки и ползу за ним. Схватив рукоять, вскакиваю с пола и ошалело разворачиваюсь на месте.
И во все горло ору на Деклана:
– Какого хера, гангстер?
Он остается холоден и невозмутим, как айсберг.
– Верни ему нож.
– Ага, черта с два.
Его голос ожесточается.
– Слоан. Отдай его.
– Хочешь нож? Иди забери. Я его тебе в череп воткну, чертов ты дикарь! Этот мужчина твой друг.
Тяжело дыша, не отвожу от него взгляда. Никто в комнате не может ни шелохнуться, ни пискнуть.
Он отвечает:
– Ты недопоняла. У меня нет друзей. Паук на меня работает. Он нарушил мой приказ. А в нашем
мире у неподчинения есть последствия.Краем глаза замечаю, что один из людей сжимает руку в кулак.
Два пальца на этой руке отсутствуют.
Меня ослепляет мощная вспышка ярости. Я захлебываюсь отвращением, страхом, но прежде всего – яростью.
– Последствия должна нести я. Это была моя идея. Так что накажи меня, – произношу дрожащим голосом.
Повисает бездонная тишина. Она похожа на всепоглощающую, гулкую тишину собора, который покинули и оставили для призраков сотни лет назад.
– Пожалуйста, Деклан. Пожалуйста.
Его глаза сверкают. Ноздри раздуваются. Когда он медленно выдыхает, я понимаю, что он сомневается.
Так что я делаю единственное, что, как мне кажется, может поколебать его.
Я опускаюсь на колени.
На глазах у всех.
Их шок можно услышать в воздухе. Чувствую, как он растет, когда я протягиваю руку и кладу ладонь прямо на роскошную плитку цвета известняка. Чувствую, как он переходит в панику, когда я сжимаю в другой руке нож и решительно стискиваю зубы.
Никогда не замечала, насколько мизинец маленький. Может, я даже не замечу его отсутствия.
Представив на секунду, что Деклан хранит все свои трофейные отрезанные пальцы в банке в ящике стола, я делаю вдох и опускаю нож.
32
Слоан
Краем глаза замечаю темное пятно, а в следующую секунду Деклан выбивает нож у меня из рук.
Он хватает меня и поднимает на ноги. Обнимает и прижимает к своей груди, бормоча ругательства.
– Чертова упрямая женщина, – шипит он, тряся меня за плечи. – Иисус, Мария и херов Иосиф, ты совсем с ума сошла!
Он берет мое лицо в руки и впивается в меня губами. Я позволяю ему себя поцеловать и цепляюсь за ворот его кожаной куртки трясущимися пальцами, стараясь удержаться на ногах, хотя коленки предательски дрожат.
Когда мы прерываемся, кухня уже пуста. Не считая нас двоих.
– Черт возьми, Слоан. Черт возьми!
Его рука гладит мои волосы и затем хватает за затылок. Потом он снова меня встряхивает, пока его грудь судорожно вздымается. Прижимает мой лоб к своему и закрывает глаза, тяжело вздыхая.
– Никогда, мать твою, больше меня так не пугай.
Я ничего не могу с собой поделать. И начинаю слабо смеяться.
– О черт возьми, я серьезно!
– Ты совсем долбанутый.
– Я долбанутый? Ты собиралась отрезать себе палец ради человека, которого едва знаешь!
– Дело в принципе.
У него глаза на лоб лезут.
– В принципе?
– Да. В принципе. У меня их всего ничего, но они непреложны. Первый – другие люди не должны из-за меня страдать, если это в моих силах. Второй – я сама отвечаю за свои косяки. Если что-то в моей жизни идет не так, я виню в этом только себя. Соедини их вместе и получишь ситуацию, когда я стою на коленях посреди кухни и кладу мизинец под нож.