Королевы и монстры. Шах
Шрифт:
На последнем пункте его голос понижается. Он становится глубже, но весомее, как корабль, уходящий на дно.
Внимательно глядя на него, я спрашиваю:
– У тебя много тайн, да?
– Ты знаешь, что да.
– И ты хочешь рассказать их мне?
– Я хочу, чтобы ты поняла, кто я.
– Мне кажется, я уже понимаю.
– Нет, подруга. Твое понимание – это только верхний слой луковицы. Сухая, жесткая кожица. Чтобы добраться до истины, придется долго и упорно счищать лишнее.
– Я не знаю, что ты хочешь сказать своей метафорой,
– Нет. Доверие – это решение. И ты можешь принять его, и глазом не моргнув.
Он делает эффектную паузу, прежде чем нанести сокрушительный удар:
– Как ты сделала в душе.
Ненавижу, когда у людей отличная память.
– Погоди. Дай мне подумать. Если я прямо сейчас тебе скажу, что ты можешь мне доверять, так и будет? Ты станешь?
– Да.
– И ты расскажешь мне все свои слоистые луковые истории?
– Да.
– Не обижайся, но мне это кажется слегка наивным для мужчины в твоем положении.
– Было бы так. Но я знаю, что ты не попросишь меня доверять тебе, если не посчитаешь это честным.
Да черт побери! Никаких отношений не получится, если он постоянно будет прав.
– Я предлагаю компромисс.
– Не люблю компромиссы.
– Вот так удивил. Как я уже сказала, я считаю, что есть нечто среднее между двумя крайностями. Почему бы тебе не рассказать мне один секрет, и тогда уже пойдем дальше?
Деклан лишь глядит на меня со сжатыми губами. Приходится пояснить:
– Какой-нибудь маленький. Например, почему ты не носишь никаких цветов, кроме черного? Воспринимай это как тренировку доверия на трехколесном велосипеде.
В течение нескольких секунд он исполняет свой коронный номер с грозным взглядом, а потом мрачно произносит:
– Придет время, подруга, – и очень скоро, – когда мне потребуется один ответ.
Он поворачивается на спину и смотрит в потолок. Потом поднимается, одевается и выходит из комнаты.
Когда он не возвращается через три дня, меня охватывает такая паника, какую я не испытывала никогда в жизни.
Судя по новостям, боссов всех мафиозных синдикатов страны убивают одного за другим.
33
Деклан
Когда я захожу в дом, уже поздно. Почти три часа ночи. Я ожидаю застать Слоан в постели, но на самом деле она сидит, свернувшись, на диване, с бокалом вина, в комнате с огромным телевизором. На кофейном столике стоят две винные бутылки – одна пустая, другая полная на четверть.
Телевизор настроен на двадцатичетырехчасовой новостной канал.
Она меня не замечает. Я стою и наблюдаю, как она отхлебывает из бокала и вгрызается в заусенец на большом пальце. Она выглядит уставшей. Вымотанной. Взвинченной от постоянной тревоги.
Меня пронзает укол вины. Все же к лучшему, что я не звонил.
Не то чтобы это было просто.
За все время отсутствия она ни на секунду не выходила у меня из головы.
Если бы вызывало сомнения, что она вызвала у меня помешательство, то три дня разлуки поставили бы в этом вопросе жирную точку – четкую, как удар тесака.Схватив пульт, Слоан начинает переключать каналы, изредка останавливаясь буквально на секунду, прежде чем перейти к следующему. Она что-то ищет.
Я знаю что.
– Попробуй Си-эн-эн. Они любят всякую кровавую дичь.
Слоан вскакивает на ноги, уронив бокал с каберне на пол. Вино разливается по кремовому ковру, оставляя пятна, похожие на брызги крови из перерезанной яремной вены.
– Ты жив, – меня буравит ее дикий немигающий взгляд. Ее руки сжаты в кулаки.
– Всегда поражает твоя наблюдательность.
Ее глаза вспыхивают.
– Не смей изображать легкомыслие! Не смей строить из себя весельчака!
Она показывает пальцем на диван:
– Я сидела тут три чертовых дня и слушала репортажи про убитых гангстеров. Три. Дня. Ты хоть представляешь, чего я натерпелась?! Почему ты не позвонил? Где ты, мать твою, был?
С каждым вопросом ее голос становится громче и злее.
Это не должно меня радовать, но радует. Я счастлив настолько, что готов взлететь.
– Работал, – я смотрю на телевизор, потом снова на нее.
Вижу, что она поняла, когда с ее лица сходит вся краска.
– Ты… Ты…
– Тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь, – тихо произношу.
Слоан закрывает глаза и качает головой.
– А теперь ты цитируешь Сунь-Цзы, – с горькой иронией говорит она. – Как будто это что-то объясняет.
– Просто проверяю твой выдающийся интеллект. Ты справилась. На этот раз.
Ее глаза округляются. Яростный взгляд буравит меня настолько, что я еле сдерживаю улыбку.
– Какого ***, Деклан?
Облокачиваюсь на стену и складываю руки на груди.
– Ты чересчур много ругаешься, подруга, даже по твоим меркам. Что такое?
Я даю своей улыбке развернуться на лице, как змее, расправляющей кольца.
– Только не говори, что скучала по мне.
Воздух вокруг нее дрожит от гнева, граничащего с безумием. Мне кажется, что у нее сейчас глаза вылезут из орбит. Передо мной будто стоит Чарльз Мэнсон, а не молодая женщина.
Она подходит прямо ко мне и залепляет мне громкую пощечину.
Когда у меня перестает кружиться голова, я смотрю на нее и ухмыляюсь.
– Как ты смеешь мне лыбиться, сукин ты сын?!
– Это риторический вопрос? Я думал, ты их не любишь.
– Я сидела тут и думала, что ты мертв!
– Нет, я – нет. В отличие от глав всех остальных синдикатов. Кроме Казимира. Я оставил его в живых, потому что ты меня попросила.
Она вдыхает так глубоко и громко, будто тонет. Ее лицо искажается и краснеет.
Кажется, у нее не остается вариантов, что еще сделать, кроме как снова ударить меня по лицу.