Коронованный наемник

И в тот же миг чьи-то цепкие пальцы перехватили его руку, кто-то сжал его поперек торса и с силой рванул назад. Лихолесец вывернулся из хватки нового противника, дернул фибулу, отшвырнул путающийся плащ, обернулся. Закаленный эльфийский клинок, испятнанный черными потеками, хищно блеснул в отсветах огня… и со стуком выпал на пол из ослабевших пальцев. В полумраке догорающего камина перед королем стоял Леголас.

Глаза Трандуила, лишь миг назад полыхавшие угольями, разом потухли, а искаженное злобой лицо вдруг стало странно беззащитным, словно осыпалась разбившаяся маска.

– Леголас… – прошептал он. Он ждал этой встречи, жаждал ее, стремился к ней со всей неподдельной искренностью отцовской любви. Снедаемый тревогой после сбивчивого бреда Рималла, не знавший, чего ожидать и во что верить, он был готов увидеть сына на смертном одре. Он готовился к чему-то другому, трудно сказать, к чему. Но все оказалось иначе. Намного, почти до странности проще. Все чувства, только что обуревавшие его, в одночасье остыли, оставив после себя лишь щемящее и безмолвное счастье. Король шагнул вперед, протягивая руки… а Леголас вдруг вскинул ладони, будто воздвигая незримый барьер.

– Погоди, отец, – мягко проговорил он, и Трандуил отчетливо услышал в голосе сына сдерживаемую дрожь, – сначала посмотри на меня.

Король остановился, Леголас же шагнул к столу, выходя из тени, и свет шандала коснулся его лица. Трандуил замер, хрипло втягивая воздух: теплое зарево свечей наливало золотом янтарные глаза, всё те же, проницательные, лучистые, готовые в любой миг улыбнуться. И эти до боли родные глаза смотрели с безобразного лица, колдовски притягательного в своем варварском уродстве, обрамленного прежним плетением лихолесских височных кос.

– Здравствуй, мой король, – тихо и твердо промолвил Леголас, неотрывно глядя отцу в глаза, и Трандуилу казалось, что сын что-то мучительно ищет в его взгляде. Он не ответил, только бледные губы разомкнулись и тут же сжались вновь.

А принц меж тем обернулся:

– Гвадал, ты ранен! – и это прозвучало с искренней заботой…

Сармагат все так же стоял у стены, зажимая рукой глубокую рану в плече, и смотрел на короля со странным спокойствием, будто отстраненно ожидал развязки. Кровь капала на пол, поблескивая, словно чернила. Лицо покрывала неестественная бледность – орку было худо от эльфийской стали.

– Пустяки, – ровно проговорил он, и брови Леголаса недоверчиво дрогнули.

… Надсадный гул разорвал тишину зала, словно многотонные скалы над этим укромным убежищем раскололись и с протяжным стоном проседали под собственной тяжестью. Трандуил молча смотрел перед собой, вслушиваясь в этот рокот, вибрирующий в опустевшей голове. Слыша, как на него рушится его собственный мир. Он годами гнал от себя короткое имя прежнего друга, он уже давно научился жить с тошной горечью памяти о дне его смерти, он мчался сюда, чтоб вырвать сына из черного омута, куда сам невольно отправил его на погибель. Он встретил здесь это отвратительное существо, которое успел возненавидеть лишь за одни глаза. Невыносимо чужие на мерзкой орочьей роже, глядящие с нее так, будто имеют право на молчаливый укор. Не могущие принадлежать чернокровому похабнику, присвоенные им какой-то гнусной мелькоровой ворожбой. А сейчас его несчастный сын, его опозоренный наследник, его попранная гордость и честь встревоженно смотрел на исходящего черной кровью ублюдка и называл тем самым именем… Называл так просто и буднично, что невозможное и немыслимое вдруг само стало правдой. Такой же простой и будничной, прятаться от которой было бы обычной трусостью в самом малодушном ее облике.

Король медленно отер лицо неожиданно холодными ладонями. Усилием распрямил плечи, почти ощущая на них тяжкий гнет, и подошел к сыну. Провел пальцами по пересеченной бороздой щеке, по золотистым волосам, по шипастому лбу. А потом стиснул Леголаса в горячем объятии, на которые обычно так глупо и слепо скупился.

– Прости меня, – прошептал он, – это моя вина. Это я послал тебя сюда, я накликал на тебя беду.

Он обнимал сына, чувствуя, как напряжены его плечи, как рваное дыхание вздымает грудь. Вот дрогнули руки и неуверенно отозвались неловким ответным объятием, но Трандуил ощущал, что Леголас все так же за стеной, отгораживающей его от отца. « Прежнего Леголаса уже нет. А новый… С ним тебе еще предстоит познакомиться, и эта встреча может быть для тебя намного тяжелее, чем встреча со мной…» Теперь король понимал беспощадный смысл этих слов. Сын стал другим. И дело было не в изуродованном лице, не в когтях и не в шрамах. Что-то изменилось в самой его сути. Что-то, что Трандуил пока не мог постичь, но это причиняло ему не былую досаду монарха, что не терпит тайн у подножия своего трона, но обычную боль отца, не умеющего понять свое дитя.

Тихо отстранившись от Леголаса, король медленно приблизился к Сармагату. На сей раз он не искал объяснений происходящему. Он прямо и бестрепетно посмотрел тому в глаза, так воочию узнавая их, что сейчас ему казалось нелепым: как мог он не увидеть Гвадала даже в этом ужасном обличии.

– Здравствуй, – глухо проговорил Трандуил, будто не было предыдущей встречи, и злых насмешек, и быстрой нелепой схватки.

– Здравствуй, – подчеркнуто принимая эту негласную границу событий, отозвался Гвадал.

====== Глава 49. Казненный палач ======

Очаг дотлевал малиновыми головешками, а Леголас неподвижно стоял у стола, в ярко-золотистом круге огней шандала, подспудно не решаясь шагнуть из теплого светового ореола в окружавшую его полутьму. Там, за пределами зарева восковых свечей, почти осязаемо сгустилось неведомое ему прошлое. Туда сбредались тени былых событий, решений, ошибок и разочарований. Они все теснее обступали двоих, что годами гнали их прочь, а теперь безмолвно смотрели друг другу в глаза, позволяя призракам толпиться вокруг незримым войском, то ли ожидая от них поддержки, то ли просто решившись, наконец, вглядеться в их туманные лица. И Леголас не шевелился, будто балансируя на тесном клочке реальности среди чужих, равнодушных к нему химер.

Безупречно прямая спина отца сейчас излучала напряжение, словно Трандуил усилием воли удерживал перед собой невидимый щит. Тускло поблескивали пластины кирасы и позумент на подоле камзола, в волосах виднелись сосновые иголки, странно неуместные в холеной шевелюре короля. Лицо Сармагата было почти не различимо в полумраке, только глаза и черный глянец крови на рукаве отражали зыбкие огни свечей.

Леголас ощутил, как где-то на краю сознания шевельнулось беглое удивление, чего ради он подмечает эти несущественные детали… Вероятно, прошло не более минуты, а ему казалось, что отец и Гвадал целую вечность молча стоят друг против друга, будто недавно не швырялись ядовитыми стрелами взаимных насмешек. А темнота все сгущалась, и с нею сгущалось напряжение, словно сам воздух превращался в клейкую и душную массу, сдавливающую грудь, обжигающую легкие предчувствием неминуемого и катастрофического взрыва. Еще несколько секунд, и Леголас почувствовал, что больше не выдержит этой бессловесной дуэли… Оттолкнувшись ладонью от стола, как ногой от обрыва, он стремительно прошагал к камину и с ожесточением бросил в него четыре полена подряд. Сухое смолистое дерево тут же занялось жадными язычками огня, и яркий свет разогнал тени по углам зала.

– Довольно тишины, – отрезал принц, приближаясь к королю и становясь меж ним и Гвадалом, – один Моргот знает, какими кривыми тропами он свел вас сегодня здесь, сколько судеб загубил по пути, сколько изуродовал жизней. А потому имейте мужество обернуться назад, посмотреть в лицо своим прежним обидам и покончить с ними. Здесь. Сегодня. Я так и не знаю, что за демоны столпились меж вами. И я не знаю, какой ценой можно откупиться от них. Но это ваши демоны. И откупаться от них вам, а не сотням ни в чем перед вами не виноватых людей, эльфов, орков и еще Эру знает кого. Не сверкай глазами так оскорбленно, отец, я уже не отрок, который благоговел перед каждым твоим словом. Да. Орки – живые существа, и они не должны быть разменной монетой в эльфийских дрязгах.

Трандуил стиснул зубы так, что желваки заходили на челюстях, а Леголас обернулся к Сармагату:

– Гвадал, тебе нужно перевязать рану.

Орк перевел глаза с принца на Трандуила и обратно. А потом с поразительным спокойствием отозвался:

– Пустяки, Тугхаш обо мне позаботится.

Затем он снова долгим оценивающим взглядом посмотрел в глаза лихолесского короля и двинулся к двери, ни разу не оглянувшись.

Оставшись наедине, отец и сын несколько секунд молчали, ощущая легкое замешательство. Наконец Трандуил испустил долгий тяжелый вздох и нехарактерным для себя жестом потер виски.