Крест в круге

Вадим оторвался от чтения и усмехнулся:

– Прямо-таки революционное открытие! Интересно, чем оно подкреплено?– Ты читай, читай, – кивнул Зевкович. – Там все есть. И подкрепления, и подтверждения.

«Из специального засекреченного архива, – хвастливо продолжала журналистка, – в мои руки попали подлинные документы, датированные одна тысяча девятисотым годом, свидетельствующие об этой сделке. Здесь и договора, и закладные, и циркулярные письма, и ведомости, и, конечно, грамота о собственности. Из документов явствует, что строительство шестиэтажного здания с гостиницей, рестораном и магазинами обошлось господину Липгардту в один миллион рублей – фантастическую по тем временам сумму. Чего стоило одно только внутреннее убранство номеров! Общая стоимость имущества Гостиной Людовика ХVI составляла семь тысяч четыреста шестьдесят шесть рублей, а Гостиной Людовика XV – девять тысяч девятьсот шестьдесят четыре рубля».

– Из специального засекреченного архива, – повторил Вадим и многозначительно посмотрел на старшего смены.

Тот пожал плечами:– А что? Я лично – верю. Сейчас только и делают вокруг, что архивы рассекречивают. Ты дальше читай. Там – самое интересное.

«Кто такой Федор Германович Липгардт – неизвестно. Может, он был промышленником, а может, землевладельцем. Не исключено также, что этот загадочный спонсор вел родословие из дворянства. Но в любом случае нетрудно угадать судьбу Ильи Германовича и всех его родных после революции. Увы, вряд ли кто-то уцелел из этой богатой и таинственной династии. Тем не менее Липгардт оставил после себя документ, дающий кому-то возможность показать фигу столичным властям. Этот документ – завещание. Ни много, ни мало. Предусмотрительный Липгардт завещал весь свой отель вместе с его имуществом и убранством… единственной дочери, родившейся в 1913 году. Документ составлен по всем правилам и заверен у двух нотариусов».

– Интересно, – усмехнулся Зевкович, – чем ей так не угодили столичные власти? Она же откровенно злорадствует.

Вадим покачал головой:

– Думаю, это эпатаж. Помилуйко имеет обыкновение преподносить новости не просто ярко, а с вызовом. В данном случае вызов адресован тому, кто меньше всего заинтересован в смене собственника, – то есть нынешнему собственнику. А это – государство. В лице, извините, властей и чиновников. – Он отложил газету и улыбнулся. – Как бы там ни было, мне не верится, что кому-то по силам что-нибудь отобрать у государства.

– Представляешь, – подмигнул Зевкович, – какие деньжищи может срубить эта баба, если объявится наследница? Она за каждую бумажку может смело требовать по «Мерседесу».

– Сомневаюсь, – цокнул языком Вадим. – Ведь это не ее бумажки. И неизвестно даже, где они сейчас. Вполне возможно, она сдала их обратно в «засекреченный» архив. – Он встал и, подхватив рацию, направился к двери. – Я – на «двадцать первый».

– Давай. – Зевкович мечтательно потянулся в кресле и вновь придвинул к себе газету.

На следующей странице он наткнулся на снимок. Странная, худая птица с распростертыми крыльями застыла внутри плетеного круга. Под картинкой красовалось пояснение: «Семейный герб Липгардтов».

– Геральдический крест в круге, – вслух оценил Зевкович.Но Вадим его уже не слышал.

Поздним вечером дома, допивая на кухне ледяной кефир, Вадим устало произнес:

– Похоже, существуют подлинные документы, подтверждающие, что «Националь» в начале века был кому-то завещан.

Матвей и Наталья Владимировна переглянулись.

– Это что же, – спросила она с явным любопытством, – могут найтись наследники?

Вадим сделал последний глоток прямо из пакета и покачал головой:

– Вряд ли… Столько лет прошло…

– Всякое в жизни бывает, – глубокомысленно возразил Матвей. – Может, и сыщется кто-нибудь. Кусочек уж больно лакомый… Такой даже на старости лет не помешает. Мне вот – седьмой десяток, а я чувствую, что только-только жить начинаю.И он вдруг расхохотался.

Вадим любил ночные дежурства. Когда затихала удалая ресторанная жизнь отеля и последние гости разбредались по номерам, наступало безмятежное время предутренних раздумий и мечтаний. Вадим любил бродить по этажам уснувшего здания и мечтать о том, как изменится его жизнь, какой яркой, полной смысла и увлекательных открытий она станет, когда он вновь вернется в профессию.

«В конце концов, – размышлял он, – существует много хороших специальностей, которые гораздо ближе мне по образованию и способностям и в то же время приносят сносный доход. Не может такого быть, чтобы мир вдруг поделился на торгашей и охранников. Не бывает так, чтобы профессия кормила лишь на рынке да в отеле».Вадим был благодарен новой работе. Но она его угнетала.

Было десять часов вечера. Дежурство только-только началось, а бар «Александровский» на первом этаже стремительно наполнялся посетителями. На свою вахту, как обычно, заступили и девочки. Сегодня их было три. Касатонов лично проинструктировал каждую и усадил в разных концах бара за столиками. К одной из них сразу подсел худощавый улыбчивый итальянец из люкса на третьем этаже. Касатонов удовлетворенно щелкнул пальцами: ночь обещала быть прибыльной. Если девочку «снимали» в самом начале вечера, она могла потом, отработав несколько часов, вернуться на свое место за столиком и «сняться» по второму кругу.

Через час на одиннадцатый пост у центрального входа заступил Вадим.

– Поглядывай за кормилицами нашими, – напутствовал его Касатонов, покидая на два часа свой рабочий плацдарм. – И запоминай, сколько раз каждую уводили в номера. Бывает, знаешь, иногда и на полчаса снимают девочку. Какой-нибудь малохольный доходяга. Или просто жмот.

Такое действительно бывало. Вадим вспомнил, как неделю назад к нему подошел темнокожий гость и, смущаясь, на булькающем, рассыпчатом английском попросил пригласить к нему в номер проститутку.

– Но у меня только сто долларов, – предупредил он.

Вадим вызвал по рации Касатонова. Тот, нимало не тушуясь, оценивающе оглядел негра с ног до головы, словно намереваясь заказать ему гроб, и расплылся в улыбке:

– Вадька, переведи ему, что за сто баксов он получит девочку только на… полчаса.

Вадим перевел, стараясь не смотреть в глаза африканцу. Тот задумался на мгновение, словно переставляя в голове местами некие математические формулы, и кивнул:

– О’кей.

Проводив взглядом его угловатую фигуру, Касатонов быстро выдал решение:

– Вызывать кого-то из наших – смысла нет. Нужно пойти через дорогу к гостинице «Москва», снять там хохлушку за пятьдесят баксов, привести в номер к этому смуглому товарищу и таким образом заработать свои пятьдесят.

И он выжидательно уставился на Вадима.

– Я… не пойду, – тихо ответил тот.

Касатонов оскалился.

– Брезгуешь? Молодца. А бабло потом получать вместе со всей сменой не брезгуешь?

Вадим отвернулся.

– Ладно, – усмехнулся Касатонов. – Я сам схожу. Но тебе предстоит поработать переводчиком.

Через двадцать минут он привел в отель простоватую веснусчатую особу с пышным бюстом и добродушными, почти детскими глазами. Пока поднимались в номер к африканцу, Касатонов деловито инструктировал девушку:

– Значит так: зайдешь ровно на полчаса. И ни минутой больше. Я лично об этом позабочусь. Клиент даст тебе сто баксов. Половину отдашь нам. Все поняла?

Девушка благодарно поморгала и закивала так усердно, что, казалось, с ее широкого лица вот-вот, как пудра, осыпятся веснушки.

Перед дверью в номер Касатонов еще раз окинул взглядом свой «товар» и приказал:

– Стучи.

Девушка поскреблась в дверь и через секунду, увидев на пороге иссиня-черного африканца, невольно отпрянула назад:

– Що же вы не казалы, що вин негр?

Касатонов, не переставая улыбаться разом вспотевшему от возбуждения гостю, толкнул девушку в спину:

– Вперед, сучка…

Когда за ними закрылась дверь, он посмотрел на часы:

– Через тридцать минут, Вадим, постучишься в номер и скажешь заветную фразу из старого фильма про Золушку: «Ваше время истекло!»И Касатонов заржал так, что в номере африканца что-то обрушилось.

Через полчаса довольная хохлушка покинула номер.

– Вин ничого не успев, – хохотнула она, протягивая своим провожатым пятидесятидолларовую купюру.

– Жадность фраера сгубила, – резюмировал Касатонов и подмигнул Вадиму.Точь-в-точь как Груздев.

Вот почему его сегодняшнее предупреждение звучало очень правдоподобно.

– Посматривай за каждой, – повторил он. – Я вернусь на одиннадцатый через два часа.

И Вадим остался на центральном входе. Он потоптался на площадке между лифтами, перекинулся парой фраз с белл-боем, скучающим за своей конторкой, отразился бесчисленное количество раз в желтоватых витринах ювелирной лавки, мысленно определяя стоимость каждого украшения, облокотился на перила лестницы, ведущей к банкетным залам, и погрузился в обычные раздумья и мечтания.

Через десять минут в рации зашуршало:

– Одиннадцатый, смотри: «левая» барышня прошла в отель и, по-видимому, собирается занять место в «Александровском».

Вадим тут же увидел ее. Красивая темноволосая девушка в простеньком, но элегантном платьице, удивительно подчеркивающем ее ладную фигурку, в нерешительности остановилась на площадке перед лифтами. Она с любопытством всматривалась в урчащую, благоухающую дорогими духами и винами утробу «Александровского» бара.

Вадим приблизился к незнакомке, преграждая ей путь в ночное кафе.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Эта фраза должна была звучать строго, а не участливо.

«Залетных» проституток, которые могли составить конкуренцию «местным», в отель старались не пускать. Если каким-нибудь хитрым девицам удавалось прошмыгнуть в кафе, их выискивали за столиками и вежливо, но настойчиво выпроваживали вон. С наиболее упрямыми «рецидивистками» не церемонились. Их под любым предлогом выуживали из-за стола и уводили служебными коридорами в помещение еще не открывшегося кафе «Венское». Там уже почуявшую недоброе проститутку запугивали окончательно.

– Ты плохо понимаешь родную речь? – интересовались у нее, сдавив ей горло и придерживая за волосы стальной хваткой. – Следующее появление в отеле закончится для тебя госпитализацией!

После этого грозного обещания девушку бесцеремонно выталкивали во внутренний дворик между «Националем» и гостиницей «Интурист», а следом выбрасывали на черный асфальт ее сумочку. В таких сумочках обычно хранились главные доказательства ее профессии – разноцветные блестящие упаковки с презервативами.

Только в одном случае было невозможно воспрепятствовать проходу «залетной» в отель – если она шла в сопровождении гостя. Практичные иностранцы быстро смекнули, что гораздо дешевле снять девочку на улице – возле гостиницы «Москва» или на проезжей части Тверской, – чем тратиться на «отельных», сначала за угощение в баре, а потом за услугу. Цены действительно отличались на порядок. «Уличная» проститутка стоила не больше пятидесяти долларов, «отельная» же обходилась почти в пятьсот.

Службе безопасности «Националя» пришлось срочно изобретать противоядие этой порочной иностранной расчетливости. Девушек, прошмыгнувших в отель в сопровождении гостя, терпеливо подстерегали на выходе. Оператор смены не переключал монитор, отслеживая, когда девица покинет номер. К центральному входу на всякий случай подтягивался еще один сотрудник свободной смены. Девушку останавливали на выходе из отеля и без всякого предлога препровождали в операторскую. Там коварную рецидивистку обыскивали с тщательностью собирателей пазлов и отбирали у нее все заработанные деньги.

Очень скоро «залетные» перестроили тактику. Они стали просить своих клиентов, чтобы те провожали их до выхода из отеля. Столкнувшись с этой новой циничной уловкой, служба безопасности придумала в ответ свою. Ошеломленного гостя, арендующего в «Национале» люкс или шикарные апартаменты, никогда не помышлявшего, что в пятизвездочном отеле с ним может произойти что-то подобное, останавливали на выходе у дверей вместе с его «залетной» подружкой. Там вежливо, на отвратительном английском, ему объясняли причину внезапно возникшего неудобства:

– Простите за беспокойство, но мы вынуждены задержать вашу спутницу.

– А что такое? – волновался гость. – Какие-то проблемы?

– Похоже, что это так, – со вздохом отвечали ему. – И нам неприятно, что вы оказались замешанным в эту историю.

– В историю? – еще больше нервничал иностранец. – В какую, позвольте спросить?

– У нас есть основания считать, – невозмутимо поясняли ему, – что эта девушка похожа на известную проститутку-мошенницу. Мы настоятельно просим вас вернуться в номер и проверить, все ли ваши вещи на месте. А мы пока установим ее личность.

– У меня все в порядке с вещами, – отвечал гость, но уже менее уверенно.

– Хорошо, если это так, – кивали ему со вздохом. – Но вот у других гостей – совсем не в порядке.Сбитый с толку иностранец, поколебавшись, возвращался в номер, а девицу уводили в операторскую.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – повторил Вадим, преграждая незнакомке путь в кафе.

Девушка посмотрела ему в глаза, и он почувствовал, что почему-то оробел. Слова прозвучали без нужной строгости. Скорее – доброжелательно. Два черных солнца вспыхнули перед его лицом и сожгли дотла всю его напускную суровость. Он растерялся. Незнакомка была не просто красива – она ослепляла и завораживала одним только взглядом.

– Я хотела бы поговорить с кем-нибудь по поводу возможной работы в этом отеле, – улыбнулась девушка. – Меня зовут Лика.

– Лика… – повторил Вадим, пытаясь собраться с мыслями. – Почему же вы выбрали такое неподходящее время для трудоустройства? Уже поздно, и в отеле из руководства никого нет.

Незнакомка пожала плечами:

– Я просто проходила мимо… И на всякий случай зашла.

– Вы не москвичка? – зачем-то поинтересовался Вадим.

– Я из Тирасполя, – охотно ответила девушка, – и в столице совсем недавно. Пока живу у подружки в Текстильщиках. Знаете, где это?

– Тирасполь или Текстильщики? – уточнил Вадим, понимая, что начинает выглядеть смешно.

Словно прочитав его мысли, Лика рассмеялась.

– А что вы умеете? – осторожно спросил он. – В смысле, какой профессией владеете?

– Уверен, – перебил внезапно возникший перед лифтами Касатонов, – что девушка умеет многое…

Вадим окончательно стушевался. Он бросил беспомощный взгляд на удивленно замолчавшую незнакомку и пробормотал:

– Девушка ищет работу.

– Я догадался, – гадко улыбнулся Касатонов, не сводя глаз с Лики. – Пойдемте, дорогая моя, побеседуем. Возможно, я смогу вам помочь.Лика безбоязненно последовала за ним через бар к дверям, ведущим в служебный коридор. По пути она оглянулась и подарила Вадиму благодарную и нежную улыбку. Он еще долго стоял в оцепенении, не сводя глаз с закрывшейся за ней двери.

В гулкой и пыльной тишине кафе «Венское» Касатонов прошелся, петляя, между столиками, выбрал самый удобный и снял с него стулья.

– Что здесь будет? – спросила Лика, с интересом оглядывая помещение. – Кафе?

– Кафе, моя хорошая, – подтвердил Касатонов, расстегивая брюки. – Заведение, в котором тебе, может быть, предстоит работать.

Он нетерпеливо притянул девушку к себе, скользнул обеими руками под платьем вверх по ее ногам, зацепил пальцами трусики и, опрокинув ее на стол, стащил их одним ловким движением.

Через несколько минут кто-то с силой дернул дверь служебного входа и громко забарабанил в нее кулаками.

– Володя! – послышался глухой голос Вадима. – Открой мне! Открой, слышишь?

– Убирайся! – отозвался Касатонов, тяжело дыша. – Тебя не звали!

– Открой! – Вадим остервенело дергал запертую дверь. – Отпусти ее! Оставь! Она не проститутка!

В зале закрытого кафе что-то гулко стукнуло, будто кто-то задел стул, послышались голоса. Один – женский – говорил тихо и отрывисто. Второй – принадлежащий Касатонову – громко и сочувственно:

– Слабовата… Потренируйся, моя хорошая, и приходи через год.

Хлопнула входная дверь, и на несколько минут в кафе воцарилась тишина. Потом Вадим услышал, как скрипнула задвижка стальной перегородки, в которую он стучался, и на пороге возник Касатонов. Он не спеша заправил рубашку в брюки и сложил руки на груди:

– Ты чего ломишься? Невмоготу, что ли? Бабу захотелось?

Вадим оттолкнул его и ворвался в зал пустого кафе. Здесь было пыльно и душно. Собранные в кучу столы щетинились ножками перевернутых стульев, и только в самом дальнем углу блестела обнаженная, отполированная чьими-то телами столешница. На полу под ней валялся пиджак Касатонова.

– Негодяй! – Вадим задыхался от ярости. – Ты изнасиловал ее! Ты оскорбил хорошую девушку!

– Изнасиловал? – насмешливо переспросил Касатонов. – Ты в своем ли уме, историк? С каких это пор, когда женщина сама залезает под мужика, это называется изнасилованием?

– Врешь! – крикнул Вадим, пиная скомканный пиджак. – Она не проститутка!

– Да? – удивился Касатонов. – А кто же она? Налоговый инспектор? – Он поднял с пола пиджак, отряхнул его и, зло скривив губы, процедил: – Ты, Григорьев, еще пожалеешь о том, что полез не в свои дела. Тебе где сейчас нужно находиться, а?

Но Вадим не слушал его. Он опустился на стул и запустил пятерню в свои волосы:

– Как я мог позволить тебе пойти и надругаться над этой девушкой?! Почему сразу не бросился за вами вслед?!

Касатонов прищурился:

– Ты что, ее знаешь?

– Мне кажется, – тихо ответил Вадим, – я знаю ее очень-очень давно… Даже раньше, чем сам появился на свет. Я почувствовал в ней… что-то родное.

– Вот как? – усмехнулся Касатонов. – В таком случае, в твоей родне – шлюха! Ты ее очень плохо изучил за эти десятилетия. Она запрыгнула на меня, как тигрица, и стонала и визжала от удовольствия. А еще – от желания угодить моим прихотям и в итоге… получить работу.

Он взял со стула женскую сумочку из белой, гладкой кожи.

– Ты отобрал у нее сумку? – опешил Вадим.

– Дурак! – устало проворчал Касатонов. – Она ее просто забыла. В пылу доставленного удовольствия… На, полюбуйся, слюнтяй.

С этими словами он перевернул сумочку и вытряхнул ее содержимое прямо перед Вадимом. По столу запрыгали пластиковые пузырьки, цилиндрики с губной помадой и карандаши. Деловито и тяжело вывалились пудреница и блокнот. А поверх всего этого безыскусного набора просыпались густым фольговым дождем знакомые разноцветные квадратики.– Десяток презервативов разного размера, – весело констатировал Касатонов и наклонился к самому уху Вадима: – Не много ли порядочной девушке на один вечер, а, историк?

Вадим не мог оправиться от потрясения.

«Неужели я ошибся? Неужели эти прекрасные, волшебные, искренние глаза – всего лишь испытанное оружие проститутки?»До самого утра он не находил себе места. Слонялся по отелю, спотыкаясь на покрытых ковровыми дорожками ступеньках, выходил на улицу и подставлял лицо теплому дыханию ночной Москвы. Он не мог выбросить из головы чудесное видение. Мгновение за мгновением, словно кадр за кадром на замедленной кинопленке, он прокручивал в памяти каждый поворот ее головы, каждый жест, каждое слово. Вот она остановилась в нерешительности, вот встала вполоборота. Вот вспыхнули интересом и симпатией два жарких черных солнца. Вот она улыбнулась так, что сжалось в сладком трепете сердце…

«…Но все это – фальшь. Яичница, поджаренная на бенгальском огне. Обычный червяк для глупого карася. Она – проститутка! Женщина, торгующая любовью!»

В восемь утра на дежурство заступила новая смена. Вадим вышел из отеля в еще не проснувшийся и подернутый сырой, туманной поволокой день. Он спустился в метро и смешался с молчаливо-угрюмой толпой бредущих на работу людей.

Только сейчас он вдруг заметил, что держит в руках белоснежную сумочку из гладкой, как лед, кожи.

«Зачем я ее прихватил? Что я собираюсь делать, глупец?»

Вадим хитрил сам с собой. Он уже несколько часов назад знал, что собирается делать. Первая же страница в зеленом блокноте провокационно корчилась в торопливых карандашных пометках: «Текстильщики, улица Люблинская, Таня Мухина».

«Сейчас выйду из вагона, перейду через зал и поеду в обратном направлении. Сумку нужно оставить в отеле. Она ведь может за ней вернуться…»

И Вадим похолодел. Мысль о том, что Лика может вернуться за сумочкой в отель, ужаснула его.

«Она придет, а я ее даже не увижу! Не встречусь с ней взглядом, не скажу небрежно: «Что-то забыли? Будьте в следующий раз внимательны даже в порыве «доставленного удовольствия»…

Что за бред я несу? Я же повторяю слово в слово за пошляком Касатоновым! Нет, не то… Я бы сказал ей небрежно: «Здравствуйте, Лика… Вы опять на работу пришли устраиваться? И днем тоже?..»

Это чудовищно!.. Я становлюсь похожим на мелочного и склочного интригана!.. Нет, не так…»

Он вышел из вагона и сделал пересадку на Люблинскую линию. А еще через двадцать минут вышел в Текстильщиках.

Люблинская улица, казалось, вытекала прямо из метро и бежала рекой торопливых авто по длиннющему руслу к устью строящегося нового микрорайона Марьино.

Вадим быстро нашел нужный дом, разобрался в беспорядочной мозаике подъездов и уже протянул руку к кнопкам домофона, как вдруг отдернул ее, словно боясь обжечься. Сердце бешено заколотилось и в горле что-то царапнуло сухо и горячо. Ему стало страшно. Он поймал себя на мысли, что боится не только заговорить с ней, но даже услышать ее голос.

«Я просто проходила мимо, и на всякий случай зашла…» – вспомнил он и скривился в горькой усмешке.

– На всякий случай…

Вадим опять терзался в сомнениях. Он уже жалел, что не послушался себя и не сделал пересадку в обратном направлении. Лика преспокойно забрала бы свою сумочку у новой смены. Возможно даже…

Он похолодел.

«Возможно даже, она опять постаралась бы «устроиться на работу»!»

– Вы будете заходить? – услышал он над ухом и вздрогнул. Женщина средних лет, поджав губы, терпеливо ждала результата его колебаний.

– Что? – растерялся Вадим.

– Я говорю: будете заходить в подъезд? Если нет – пропустите меня к домофону. Я не могу так долго ждать.

Подстегнутый внезапной необходимостью принимать решение, он быстро нажал нужные кнопки на обшарпанной панели. Через мгновение в динамике что-то щелкнуло, и приятный девичий голос спросил:

– Это ты, Сашка?

– Да, – машинально ответил Вадим, оглядываясь на женщину с поджатыми губами. – То есть нет. Это… Я пришел, чтобы отдать… Словом, мне нужна Лика.

– А она спит, – ответил голос в динамике.

– Вот и хорошо, – кивнул Вадим. – Я не стану ее будить. Отдам вам сумку – и все.

– Какую сумку? – поинтересовалась девушка в домофоне.

Она не спешила открывать дверь и, по-видимому, вообще никуда не спешила. И это понял не только Вадим, но и шуршащая от нетерпения женщина за его спиной. Она подалась вперед всем телом, оттесняя грудью незадачливого визитера, и проорала в щель динамика:

– Хватит болтать! Из-за вас нормальные люди домой попасть не могут!

Несмотря на то что под «нормальными людьми» женщина совершенно очевидно имела в виду себя, невозмутимый голос в динамике отреагировал по-своему:

– А кто ему мешает? Пусть идет домой…В этот самый момент входная дверь распахнулась, и из подъезда неторопливо вышла пожилая пара. Путь был свободен, и Вадим юркнул в парадное.