Крест в круге

На пятый день с колонной автобусов и грузовиков Лика перебралась на другую сторону Днестра. Она вернулась в Тирасполь, к маме, оставив озлобленного мужа вместе с его движимым и недвижимым имуществом жить так, как он считает нужным.

Антон, впрочем, считал нужным постоянно сверять свою жизнь с успехами жены, с которой и не думал разводиться. Раз в полгода он объявлялся в Тирасполе и, пока Лика была на работе, подолгу беседовал с ее матерью. Его интересовало все, что касалось жены, и в первую очередь – ее финансовое положение.

– Ведь она уж не жена тебе, Антоша, – качала головой Софья Бесараб. – Давно как чужие… Дал бы ты ей разводную, что ли.

– А это зачем? – щурился Антон. – Завела, что ли, себе кого?

– Нет, – вздыхала мать. – Одна она. Работает с утра до ночи. Себя кормит и меня, старую.

– И хорошо кормит? – ухмылялся Антон. – Гляжу, не шибко разбогатели вы за последнее время. Она все там же? В газете своей?

– В газете, – кивала Софья Бесараб. – Уже продвинулась по службе. Но платят мало…

Лика действительно устроилась на работу в газету «Голос Приднестровья» спецкором. Очень скоро толковая и целеустремленная девушка была уже редактором отдела, а еще через некоторое время – заместителем главного редактора. Однако даже в этой должности она чувствовала себя нереализованной. Она обижалась на себя. Такая неудовлетворенность знакома всякому, кто знает, что может гораздо больше, чем делает.А Лика это знала.

В начале 1995-го неожиданно и скоропостижно умерла мать. Она не болела, не жаловалась на усталость. Просто однажды днем пришла домой, легла на кровать и тихо скончалась.

Для Лики это был удар. В один миг все потеряло смысл: и рутинная работа, и желание жить в родном городе, и, главное, бесконечные попытки смириться со своим сегодняшним днем.

Спустя месяц после похорон вдруг позвонила бывшая однокурсница Таня Мухина.

– Бедняжка, – посочувствовала она Лике. – Ты теперь совсем одна…

– Ну, не одна, – возразила та. – У меня ведь еще четыре сестры… Правда, у каждой своя семья.

– Вот видишь! – оживилась Таня. – И тебе нужна семья. И работа нормальная… Дуй ко мне в Москву, подруга!– А что, – осторожно спросила Лика, – есть нормальная работа?

– Я не жалуюсь, – неопределенно ответила бывшая однокурсница. – И у тебя все наладится. Приезжай. Я снимаю настоящие хоромы и живу совсем одна. А вместе будет легче. И веселее. Пиши адрес: район Текстильщики…

Москва встретила Лику Бесараб мерзкой слякотью ранней весны, самодовольством недосягаемой роскоши и глухим равнодушием миллионных глаз.

Таня слукавила. Она вовсе не была довольна своей столичной судьбой. А не жаловалась только потому, что пожаловаться-то было и некому.

«Хоромы» состояли из двадцатиметровой комнаты с обшарпанными обоями, крохотной кухни с газовой плитой и совмещенного санузла, где стены щербатились отвалившейся плиткой, а кран, как подранок, был перебинтован грязными марлевыми повязками.

– Впечатляет, – кивнула Лика, обводя взглядом помещение, которое ей предстояло делить с университетской подругой. – Ты здесь когда в последний раз убиралась?

– Никогда, – лучезарно улыбнулась Таня и тут же спохватилась: – Но теперь будем… по очереди.

«Нормальная работа» Мухиной приносила доход, которого едва хватало на то, чтобы платить за квартиру и кое-как содержать себя в потребном виде.

– Я тружусь в салоне, – пояснила она подруге и после паузы добавила с досадой: – В медицинском…

Буквально через неделю, присмотревшись к странному графику Таниной занятости, Лика спросила ее напрямую:

– Скажи, ты что, проститутка?

Мухина вспыхнула.

– Нет! Честное слово – нет!

– Выкладывай-ка начистоту, – потребовала Лика.

Выяснилось, что выпускница Кишиневского университета работает массажисткой.

– Салон – это обычная квартира, – неохотно пояснила Мухина. – Клиентов туда направляет диспетчер по объявлению в газете. А мы… им делаем массаж. Никакого секса, Лика, честное слово! Сначала массаж, а потом мы легкими прикосновениями доводим клиента до оргазма…

– Понятно, – кивнула Лика. – Приходит очередной волосатый и сальный тюлень, а вы ползаете по нему, доставляя удовольствие.

– Ну зачем ты так? – нахмурилась Таня. – Нормальная работа. Лучше все-таки, чем проституткой… У нас, кстати, есть вакансии. Я и тебе хотела предложить, но… постеснялась.

– Правильно сделала, что постеснялась, – фыркнула Лика.

Мухина поджала губы.

– Однако тебе все-таки нужно искать работу. Скоро платить за квартиру. Да и продукты уже на исходе.– А я ищу… – вздохнула Лика. – Ищу…

Она действительно начинала каждый день с того, что покупала в ларьке ворох свежих газет с объявлениями о трудоустройстве. Следующие полдня – внимательно просматривала колонки, делала пометки карандашом и пыталась дозвониться до очередного работодателя, а остаток дня – до позднего вечера – бродила по городу, тыкаясь наугад в дубовые, стальные и стеклянные двери с табличками, вывесками и указателями.

Очень скоро Лика сделала первое важное открытие: искать в Москве работу по специальности или просто неплохую должность, адекватную своим знаниям, навыкам и умениям, – занятие, способное окнчиться только бесконечными разочарованиями. Или, как сказали бы в университете, – неуспехом в продолженном времени.

За первым открытием незамедлительно последовало другое: найти в Москве работу не по специальности и даже не требующую специальной квалификации – возможно, но не всякому. По крайней мере, Лике не удавалось даже этого. Как сказали бы в университете, ее «ноль» стремился к бесконечности.Всякий раз, возвращаясь поздним вечером в «хоромы» и падая от усталости и отчаяния, она давала себе слово, что «завтра – последняя попытка, и все…» И всякий раз в конце следующего дня давала себе еще одну попытку – «самую последнюю».

Однажды, завершив очередное безрезультатное турне по городу, в двух шагах от собственного подъезда, в который она уже намеревалась войти, Лика стала свидетелем неприятной сцены, которая вот-вот грозила обернуться настоящей драмой.

Трое сотрудников милиции в коротких черных бушлатах, берцах и с автоматами наизготовку вытащили из припаркованного во дворе автомобиля большого, неуклюжего парня и, развернув его лицом к машине, намеревались произвести «личный досмотр» его вещей.

Лика сразу узнала этого громоздкого типа со сломанным носом, мешковатым вторым подбородком и маленькими глазками, спрятанными под лохматыми козырьками густых бровей. Это был охранник «массажисток» Юра Пень. Лике всегда было любопытно, меткое прозвище ли стало его фамилией или же настоящая фамилия так соответствовала его образу, но она ни разу не перекинулась с этим парнем даже парой фраз. Юра Пень обычно развозил девушек после «дежурства» по домам, собирая с каждой положенную дневную выручку.

В этот вечер он привез, как обычно, Таню домой и уже собирался развернуть машину, как вдруг неожиданно был остановлен автоматчиками в погонах.

Лика спокойно могла зайти в подъезд, не дожидаясь развязки, оставив толстяка пожинать плоды собственного труда. Но она не ушла. Ей самой было непонятно, что заставило ее задержаться и напряженно наблюдать за происходящим.

Сумка! Она увидела ее на переднем сиденье рядом с небрежно брошенной курткой охранника. Это была обычная на вид холщовая сумка, в которой домохозяйки носят продукты вперемешку со счетами за коммунальные услуги. Конспиратор по фамилии Пень возил в этой сумке деньги. А еще – пистолет. Восьмизарядный «Айсберг» с огромным стволом, расточенным под стрельбу боевыми патронами, соседствовал в хозяйственной сумке с пачками мятых купюр.

Через секунду, неожиданно для самой себя, Лика услышала собственный звонкий голос:

– Попался, гад!

Автоматчики обернулись как по команде. Даже Пень, прижатый грудью к капоту, показал из-под руки страдальческое лицо. Лика по-хозяйски протиснулась между бушлатами, оглядела с нескрываемым злорадством задержанного и заговорщицки подмигнула опешившим милиционерам:

– Врежьте ему как следует, ребята! Чтобы знал, сволочь, как по бабам шляться!

Не давая никому опомниться, воспользовавшись неожиданно возникшей заминкой, она схватила с сиденья сумку и, держа ее пальцами на весу, торжественно продемонстрировала окружающим. У Пня подогнулись колени, и он беспомощно пополз животом по капоту вниз.

Лика запустила руку в сумку по самый локоть, пошарила в ней и, сделав страшные глаза, извлекла на свет упаковку женских прокладок. Милиционеры переглянулись. Девушка, похоже, только начинала выяснение отношений. Она со злостью швырнула прокладки в бледную физиономию скрюченного бугая и истерично взвизгнула:

– Это нужно было купить неделю назад! А сейчас уже без надобности, дорогой! Или… – глаза ее расширились от страшной догадки, – или это – не мне?!

Пень, для которого появление «Тампакса», собственноручно купленного сегодня Ликой в одной из аптек, было не меньшей неожиданностью, чем для остальных, испуганно моргал.

– Или это – не мне? – повторила девушка голосом, предвещающим семейную драму.

– Тебе… – хрипло выдавил Пень, постепенно въезжая в предложенный сценарий.

Лика сильно рисковала. Такой дурацкий фокус мог ей сойти с рук только в одном случае: если милиционеры были «случайными». Она надеялась, что обычные сотрудники патрульно-постовой службы просто проявили «бдительность». В любом другом случае не только Пень, но и сама Лика оказывалась влипшей в пренеприятную историю.

– Вот что… – пришел наконец в себя один из автоматчиков. – Мы вам здесь не эти… – Он пытался найти правильное слово.

– Не онанисты, – подсказал его коллега.

– Не полиция нравов, – нашел первый все-таки нужное определение. – Забирайте своего урода. Только…

Лика подняла глаза:

– Только что?

Но тут уже Пень проявил чудеса сообразительности.– Конечно, парни! Конечно! – Он пошарил в карманах и извлек несколько мятых купюр. – Это вам… За беспокойство.

В подъезде Юра благодарно пожал Лике локоть.

– Я твой должник, подруга. А я не привык долго ходить в должниках. Сочтемся.

– Да ладно… – нарочито небрежно ответила девушка, у которой на самом деле зуб на зуб не попадал после пережитой авантюры. – Мне ничего от тебя не надо…Спустя год она поняла, что ошиблась.

Некоторое время Лика перебивалась случайными заработками. То в одном из издательств срочно требовались распространители газет, то нужно было подменить заболевшего страхового агента, то посидеть с детьми богатой особы, пока та отдыхала в Египте.

Таня Мухина между тем уже продвинулась по службе и стала «администратором салона».

– Я руковожу четырьмя массажистками, – хвасталась она Лике. – И сама уже не «ползаю по телам». Давай к нам, подружка… Бросай свои бесцельные поиски. Будь проще, и люди к тебе потянутся…

Но Лика упрямо качала головой:

– Я обязательно найду то, что мне нужно…

Таня в ответ недоверчиво хмыкала:– Да ты и сама не знаешь, что тебе нужно…

Поздним летним вечером, устало бредя по Моховой, Лика вдруг остановила взгляд на тяжелых стеклянных дверях, светящихся под огромной маркизой. Невозмутимый швейцар в красной, расшитой золотом ливрее надменно поглядывал по сторонам, поигрывая пальцами в белоснежных перчатках.

«Ишь, и не жарко ему», – безучастно подумала Лика и, отступив назад, прочитала желтоватую надпись на ковровой дорожке у себя под ногами: «Hotel National».

В ту же секунду она вспомнила, что совсем недавно читала в одной из газет о торжественном открытии этого «нового-старого» отеля.

«Это может быть интересно, – решила девушка. – На новых предприятиях – новый штат сотрудников. И не всегда полный. Значит, еще возможны вакансии».

Рассуждая таким образом, она решительно двинулась к призывно светящейся пасти центрального входа. Швейцар, поколебавшись, распахнул перед ней дверь, и через секунду Лика уже была на площадке между лифтами. Прямо перед ней шумел расточительным весельем «Александровский бар», а чуть справа широкой ковровой дорожкой уползала на второй этаж мраморная лестница.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – темноволосый молодой человек с рацией преградил ей путь.

Его голос прозвучал скорее участливо, чем строго.

Девушка посмотрела ему в глаза и почувствовала вдруг, что ей почему-то стало спокойно и хорошо на душе.

«Что со мной? – изумилась Лика. – Я смотрю на него с явным интересом и симпатией!»

Молодой человек был недурен собой: высокий, с тонкими, аристократичными чертами лица и умными глазами. Но разве это хоть что-нибудь объясняло? Разве не видела Лика ежедневно десятки симпатичных молодых людей, разве не общалась с умными мужчинами? Кто из них хоть раз заставил так сладко заныть ее сердце?

– Я хотела бы поговорить с кем-нибудь по поводу возможной работы в этом отеле, – сказала она дружелюбно. – Меня зовут Лика.

– Лика… – повторил молодой человек, почему-то краснея. – Что же вы выбрали такое неподходящее время для трудоустройства? Уже поздно, и в отеле из руководства никого нет.

– Я просто проходила мимо… И на всякий случай зашла. – Это была чистая правда. Какая-то неведомая сила привела ее сюда. Может, судьба?

– Вы не москвичка? – зачем-то поинтересовался молодой человек.

«Наверно, это бросается в глаза», – подумала Лика, а вслух сказала:

– Я из Тирасполя. И в столице совсем недавно. Пока живу у подружки в Текстильщиках. Знаете, где это?

– Тирасполь или Текстильщики? – уточнил молодой человек.

Лика рассмеялась. Ей почему-то было очень приятно болтать с этим парнем.

– А что вы умеете? – поинтересовался он опять. – В смысле, какой профессией владеете?

– Уверен, – перебил внезапно возникший перед лифтами лысеющий широкоплечий мужчина, – что девушка умеет многое… Пойдемте, дорогая моя, побеседуем. Возможно, я смогу вам помочь.

Несмотря на то что в появившемся невесть откуда человеке было что-то неприятное, Лику не насторожил его тон. Она безбоязненно последовала за ним к дверям, ведущим в служебный коридор. По пути она обернулась и бросила взгляд на своего случайного знакомого, оставшегося у центрального входа. Он все так же стоял на площадке перед лифтами и смотрел на нее. Задумчиво, трогательно и… нежно.Лика улыбнулась ему. «Удивительный парень, – подумала она. – Какой-то… родной. Словно из другой моей жизни. А я… сумасшедшая».

В гулкой и пыльной тишине небольшого зала, похожего на опустевшую столовую, лысоватый тип прошелся, петляя между столиками, выбрал самый удобный и снял с него стулья.

– Что здесь будет? – спросила Лика, с интересом оглядывая помещение. – Кафе?

– Кафе, моя хорошая, – подтвердил мужчина, расстегивая брюки. – Заведение, в котором тебе, может быть, предстоит работать.

Лика даже не успела спросить этого развязного человека, о какой работе идет речь, как он вдруг нетерпеливо притянул ее к себе, мгновенно запустил руки ей под платье и, опрокинув на стол, стащил с нее трусики.

У Лики потемнело в глазах. Вонючая рубашка Кольки Круту из далекого детства накрыла ей лицо и залепила рот. Она дернулась изо всех сил, пытаясь перевернуться на бок, но здоровяк, навалившийся на нее сверху, прочно прижал ее к холодному и пыльному столу.

– Пус-сти, гад… – прошипела Лика, задыхаясь, и в ту же секунду почувствовала, как грубая, чужая плоть проникает в нее, ослепляя внезапной болью.

Ужас, отчаяние, страх от собственной беспомощности горячими слезами хлынули из глаз и утонули в складках душной, прокуренной рубашки.Как и много лет назад, на старой заброшенной фабрике, Лика чувствовала, что вот-вот потеряет сознание от страха и унижения. Она задыхалась в складках дурно пахнущей рубашки и отчаянно колотила ладошкой по застывшему в глухом равнодушии столу.

Через минуту кто-то с силой подергал дверь служебного входа и громко забарабанил в нее кулаками.

– Володя! – послышался глухой голос. – Открой мне! Открой, слышишь?

– Убирайся! – отозвался мужчина, тяжело дыша. – Тебя не звали!

– Открой! – Кто-то остервенело дергал запертую дверь. – Отпусти ее! Оставь! Она не проститутка!

Мужчина грузно отвалился от стола и задел ногой стул.

– Свободна! – скомандовал он Лике, которая судорожно глотала ртом воздух.

– Негодяй… Подонок… Мразь…

Захлебываясь рыданиями, она вскочила, на ходу поправляя платье, и бросилась вон.

– Слабовата… Потренируйся, моя хорошая, и приходи через год! – насмешливо крикнул ей вслед насильник.

Он натянул брюки, застегнул ремень и вдруг заметил на полу у себя под ногами оброненную девушкой сумочку. Не долго думая, он схватил ее, спешно выдвинул ящик барной стойки, зачерпнул из него пригоршню блестящих квадратиков и высыпал их в сумочку. После чего спокойно отправился открывать дверь служебного входа.– Ты чего ломишься? Невмоготу, что ли? Бабу захотелось?

Лика приплелась домой в третьем часу ночи – поцарапанная, зареванная и обессиленная. Не раздеваясь, она бросилась на кровать лицом в подушку и некоторое время лежала не шевелясь. Потом быстро встала, скинула с себя одежду и босиком потопала в ванную.

Она долго стояла под душем, подставляя лицо горячим потокам, и плакала. От унижения, от обиды, от досады на саму себя и от усталости. За те месяцы, что Лика жила в столице, она устала больше, чем за последние годы в Тирасполе. Устала от неизвестности и безысходности, устала от жалости к самой себе, устала от одиночества…

Она вспомнила отвратительного типа в пыльном и полутемном кафе, почувствовала его ледяные руки на своей груди и в паху, и дрожь омерзения пробежала по ее телу. Негодяй! Какой негодяй! А она… Она просто дура! Набитая дура, которая так и не научилась разбираться в людях, не научилась чувствовать обман.

«Тот, кто пытается тебя обидеть или задеть твою честь , – прозвучало отчетливо в шуме льющейся воды, – всегда будет наказан… Но когда меня не будет и когда не будет никого, кто бы мог тебя защитить, тебе придется это делать самой…»

– Погоди же, мерзавец! – прошипела Лика, отплевываясь от горячих ручейков, струящихся по лицу. – Попомнишь ты меня!

Через секунду она почему-то вспомнила мужа, его дрожащие в слюнявом бессилии губы: «С-сука! Похотливая дрянь!»И со злостью крутанула кран горячей воды на полную мощность.

Вытираясь большим махровым полотенцем, Лика стала понемногу успокаиваться. Злость и боль утихли и уступили место щемящей грусти. Она вспомнила мать и ее нежные ладони на своих нелепых кудряшках: «Ты моя красавица…»

Вспомнила отца, его большие жилистые руки, которыми он смахивал паутину горестных мыслей с морщинистого лица:

– Лакрима… Вы у нас уже взрослые, детки…А потом, укладываясь в постель в темноте, чтобы не разбудить безмятежно спящую Мухину, Лика вспомнила парня, встреченного в отеле. У него необыкновенные глаза. Умные и вместе с тем невыразимо печальные. Красивые глаза… Бездонные…