Крест в круге
Шрифт:
Странно, непостижимо, но он ей приснился. Спокойный, умный и такой… понимающий. С ним было легко. Он что-то рассказывал ей, грустно улыбаясь, а она не могла разобрать слов и только тонула в головокружительной музыке его голоса, в его глазах и печальной улыбке.
Именно во сне она вдруг поняла, почему ей так хорошо и невыразимо сладко. Впервые она забыла, что ей нужно быть сильной, бороться с судьбой, искать, побеждать, падать и снова подниматься. Забыла, что ей нужно быть стимулом для других, отвоевывать уважение и признание, зарабатывать успех, как приданое к неведомой свадьбе с жизнью. Она вдруг поняла, что все муки и страдания, вся накопленная мудрость и сила, вся заработанная независимость и самодостаточность, все взятые высоты и достигнутые цели – лишь ожидание того, чтобы в один миг стать… слабой и несмышленой, побежденной и зависимой. Стать совсем себе не принадлежащей. Она вдруг поняла, что нет ничего лучше, чем быть маленькой, беззащитной девочкой, которую кто-то гладит по смешным кудряшкам. Ведь быть красавицей – совсем не значит быть лебедем. Тысячи страстных, похотливых, восторженных поклонников никогда не смогут сделать того, что может один-единственный, но очень родной человек – подарить тебе саму себя, маленькую, хрупкую и нежную. Как слезинка. Лакрима.
Лика открыла глаза и мысленно улыбнулась: сон продолжался. Бывает так – проснешься на секунду, повернешься на другой бок – и все. Видение исчезло, сладкие грезы растаяли, и волшебный сон уже не догнать.
Но
– Извращенец какой-то приходил! – крикнула Мухина из кухни, когда Лика умывалась в ванной. – Сумочку твою принес. Сказал, что ты ее забыла в отеле.
Лика замерла. У нее перехватило дыхание.
– А еще… – прыснула со смеху Таня, – он попросил разрешения на тебя поглазеть, на спящую… Ну, я разрешила. Даже денег не взяла. Извини меня, подруга…
В ванной что-то загремело. Наверное, упали пузырьки и флаконы с полки.Через неделю случилось чудо. Лику взяли на должность менеджера по рекламе в редакцию той самой газеты, где она совсем недавно подрабатывала распространителем.
– Рекламу у нас размещают неохотно, – признался главный редактор. – Поэтому она недорогая. Но это наш единственный хлеб.
Уже через две недели Лика явилась к нему в кабинет с предложением:
– Я тут подсчитала, Владимир Семенович… Если сократить количество полос, а оставшиеся сделать интереснее, изменив подачу материала, то к концу года можно увеличить тираж на треть, а стоимость рекламы – в два раза. Я предлагаю…
– Уже предлагаешь? – усмехнулся главный редактор. – Уже подсчитала? Похвально. У вас, у молодых да ранних, нет ни опыта, ни знаний, ни вкуса, ни чувства меры. Единственное, чему вы учитесь с пеленок, это считать.
– Я полагаю, – ответила холодно Лика, – что газету можно сделать гораздо интереснее. А значит – читабельнее. Что же до цифр, вы сами сказали, что реклама – ваш хлеб.
– Вот и занимайся поиском этого хлебушка, – кивнул редактор. – На своем месте… А мне предоставь возможность делать дело – на своем.
Он привстал с кресла и, широко улыбнувшись, закончил разговор игриво-великодушным тоном:
– Вот когда ты купишь нашу газету и станешь здесь безраздельным хозяином, тогда уволишь меня с работы и сделаешь все по-своему…
– Хорошо, – просто ответила Лика. – А сколько стоит ваша газета с потрохами?В начале октября на интервью с начальником службы безопасности отеля «Националь» напросилась молодая смазливая корреспондентка еженедельной газеты.
– Я согласился на встречу, – небрежно процедил Груздев, беззастенчиво разглядывая яркую блондинку, сидящую перед ним в его собственном кабинете, – только потому, что ваше издание недавно напечатало статью о том, что нашему отелю грозят неприятности.
– Неприятности? – переспросила блондинка.
– Ну да. Прошел слух, что отель могут купить, отобрать у государства…
Журналистка поправила прическу.
– Вас нельзя купить, – сказала она с жаром, от которого у Груздева стало тепло в паху.
– А это, случаем, не вы Помилуйко? – спросил он почему-то шепотом.
– Нет, – оскорбилась блондинка. – Я даже никогда ее не видела. Помилуйко – внештатный корреспондент, и к тому же уже давно ничего не пишет… Впрочем, если вам угодно общаться именно с ней…
Она сделала вид, что собирается встать.
– Нет-нет… – поспешно заверил Груздев. – Я просто так спросил. Мне она ни к чему. А вы – прелесть.
– Спасибо. – Блондинка улыбкой показала, что прощает собеседнику его прежнюю неразборчивость. – Значит, вы хотите опровергнуть нелепые домыслы?
– Хочу, – кивнул Груздев. – И заявляю, что отель находится в полной безопасности…
– С вами – да, – выдохнула корреспондентка.
– Ну, я не один такой, – краснея, пробормотал начальник. – У нас отличный штат. Все как на подбор: сильные, бесстрашные, а главное – с головой на плечах. Сейчас ведь знаете какое время? Время интеллектуалов!
– Я догадалась, – прошептала девица, пожирая глазами своего собеседника. – А кстати… Могу я посмотреть на личные дела ваших орлов? В смысле их образования, профессий?
Груздев замялся:
– Личные дела. Это нельзя. Не положено. Хотите, я расскажу о себе?
– Хочу! – страстно выдохнула блондинка. – Но, наверное, для этого рассказа нужна другая обстановка. – Она обвела глазами кабинет. – Более подходящая…
У Груздева шевельнулись брюки.
– Вы правы! – прохрипел он. – А что, если завтра? Где-нибудь на природе…
– С удовольствием. – Журналистка опустила ресницы. – А ваш кабинет давайте оставим для подчиненных…
Груздев оценил шутку.
– Их надо драть в задницу! – весело подтвердил он и тут же осекся, наткнувшись на укоризненный взгляд.
– Что за выражение, полковник?
– А с этими гадами иначе нельзя, – развел руками Груздев и на всякий случай смущенно кашлянул.
– Так могу я взглянуть на ваших «гадов»? – спросила блондинка, быстро перехватывая инициативу. – В смысле, на их личные дела?
– Дались вам их личные дела, – досадливо крякнул начальник. – Ну что с вами поделать?.. – Он звякнул ключами, открыл сейф и достал из него стопку картонных папок. – Смотрите… Только их ведь у нас много.
– А мне все и не понадобятся, – заверила блондинка, раскрывая первую папку.
Ей действительно были не нужны все личные дела сотрудников. Ее интересовали только два – Касатонова и Григорьева. Она нашла их почти моментально по фотографиям.
– Ух ты… Исторический факультет МГУ, – сказала она уважительно, листая страницы.
– Да уж… – горделиво вставил Груздев. – И это еще что…
– Бывший хоккеист… – продолжала девушка, листая другую папку.
Груздев не заметил, как злая усмешка тронула ее губы.
– Хоккеисты нам тоже нужны, – объяснил он.
– Понимаю, – кивнула блондинка. – Для разной работы…
Она уже узнала все, что хотела.
Груздев наклонился над столом, касаясь девушки, и вынул одну из папок.
– Вот эту – можно не смотреть… Некто Хрусталев… Уволен за пьянство.
Журналистка, которая уже потеряла интерес к личным делам сотрудников, неожиданно встрепенулась:
– Уволен за пьянство? Можно взглянуть?
– Надеюсь, – пробормотал Груздев, – вы не будете писать об этом досадном случае? Об этой единственной паршивой овце в стаде нормальных сотрудников!
– Конечно нет! – округлила глаза блондинка. – Как вы могли подумать такое?Через двадцать минут, зайдя за табачный ларек, Лика сняла яркий, аляповатый парик и запихнула его в сумку. А еще через четверть часа она уже ехала в редакцию. Ей надо было позвонить по интересному делу.
– Напишите всю правду об этих гадах! – попросил Хрусталев, опрокидывая четвертый стаканчик в баре «Кузьма», куда его пригласила для беседы смазливая корреспондентка. – Всю правду без прикрас!
– Если вы мне поможете… – улыбнулась блондинка.
– Еще как помогу! – взревел бывший охранник «Националя». – Никто лучше меня не знает всю подноготную этого гнилого мирка! Я мно-ого чего могу рассказать. Коррупция, проституция, воровство…
– И пьянство, – добавила девушка.
Хрусталев пропустил мимо ушей язвительную реплику, налил себе еще и продолжил:
– Воровство и круговая порука. Пишите: Груздев – мерзавец. Солдафон. Всем подмигивает, для всех – душка, а сам кормится с «ночных» денег. Старший смены каждое утро приносит ему конверт. Тот делится с генеральным.
А генеральный раз в месяц платит бандитам… По полной программе…Блондинка заказала еще бутылку странного пойла под названием «Слнычев Бряг» и переспросила:
– Бандитам? Раз в месяц? Как это происходит?К концу вечера Хрусталев едва ворочал языком.
– А всех бл… тьфу, проституток держит в смене Зевковича тот самый Касатонов. Хмырь болотный… Вечный «одиннадцатый»… А бабы его боятся… Он их это… смашанжирует… шмашажирует…
– Массажирует? – попыталась помочь блондинка.
– Дура ты, – ласково протянул Хрусталев. – Балда сисястая… Это тебя надо… промасса… жировать… А этот хмырь…
– Болотный… – подсказала «балда».
– Правильно – болотный… Он их шантра… шрантра…
– Шантажирует! – наконец догадалась девушка. – Каким образом?
– По-всякому… – уклончиво ответил Хрусталев. – Особенно Лариску…
– Лариску? А почему ее – особенно?
Хрусталев хитро прищурился, наклонился над столом и поманил к себе пальцем интервьюершу.
– Потому что, – прошептал он ей в самое ухо, – у Лариски муж…
И он нарисовал у себя на лацкане пальцем непонятный знак.
– Депутат? – ахнула блондинка.
– Почти… – кивнул Хрусталев и откинулся на спинку стула. – И ничего не знает, козел рогатый.
Он вдруг замолчал, причмокнул губами и, покачнувшись, упал лицом на стол. Блондинка пару секунд о чем-то размышляла, потом расплатилась с барменом за три бутылки вонючего пойла, высвободила из-под головы Хрусталева свою сумочку и исчезла в клубах сигаретного дыма.– А почему я должна вам помогать? – спросила Лариска, затягиваясь длинной ментоловой сигареткой.
– В первую очередь ты поможешь себе, – спокойно ответила блондинка, разглядывая узкое, напудренное лицо своей собеседницы. – Избавиться от негодяя и кровопийцы. А еще… А еще я дам тебе денег.
– Заманчиво, – расплылась в улыбке Лариска и тут же посерьезнела: – Я хочу десять процентов от денег, которые будут в пакете.
– Получишь, – хмуро заверила ее девушка.
Лариска задумалась.
– Тогда, – сказала она, – лучше это сделать сразу после Нового года. Сумма будет гораздо больше.
– Я найду тебя, – сказала блондинка, вставая.
– А если я возьму, – вдруг игриво крикнула ей вслед Лариска, – и все расскажу Касатонову?
– Тогда следующее мое интервью будет с твоим мужем… – прозвучало в ответ.
В начале января 1996 года Лика позвонила Пню.
– Юра, – сказала она как можно небрежнее, – ты назвал себя когда-то моим должником. Мне нужна твоя помощь.Она сидела в машине, припаркованной за аркой служебного входа в отель, и кусала от волнения пальцы.
– Не дрейфь, подруга, – приободрил ее Пень. – Все будет грамотно. Иначе не может быть. Потому что иначе нас с тобой разрежут на куски и зароют в разных местах нашей необъятной родины.
Ровно в четверть двенадцатого он захлопнул дверцу машины, которую не было видно ни в одну камеру наружного наблюдения, и вразвалочку направился к освещенным дверям центрального входа.
Касатонов закончил инструктаж своих «подопечных» и уже собирался идти на «одиннадцатый» пост, когда пузатый детина с отвисшим вторым подбородком и маленькими черными глазками прижал его своим животом к мраморной колонне.
– Я от Анзора, – просипел он, теребя пуговицу на пиджаке бывшего хоккеиста.
– Чего-то рановато сегодня, – попытался улыбнуться тот. – Бабки закончились?
– Закончились, – подтвердил детина. – В булочную не на что сходить.
Касатонов изобразил восторг от шутки гостя и знаком пригласил его к стойке с газетами. Там он извлек из темного деревянного бюро пухлый пакет с эмблемой «Националя» и протянул его визитеру.
– Здесь все…
– Володя, – услышал он в тот же миг за спиной и резко обернулся.
В проходе, ведущем в гардероб Александровского бара, стояла Лариска.
– Тебе чего надо? – рявкнул Касатонов. – Иди на рабочее место!
– У меня проблемка, – жеманно повела плечами девушка. – Мне нужно отлучиться минут на тридцать.
– Какая проблемка? – растерянно переспросил Касатонов, наблюдая, как его большой гость с пакетом под мышкой покидает отель.
– Женская! – с вызовом ответила Лариска.
– Ну, иди, – буркнул Касатонов. – Если тебя через полчаса не будет – оштрафую!Возле чугунных ворот старого здания МГУ Лариска села в машину.
– Вот твои деньги, – быстро сказала блондинка и протянула ей две толстые пачки. – А это – пакет с бумагой. Через семнадцать минут Касатонов уйдет в операторскую пить кофе. Сделай все быстро. Там есть кожаный диван…
– Откуда ты все знаешь? – удивилась Лариска, запихивая пачки долларов в узкую кожаную сумочку. – Про кофе, про семнадцать минут…
– Не болтай, подруга, – повернулся к ней Пень. – Поторопись. И запомни: ты нас никогда не видела. – Он проводил взглядом удаляющуюся фигурку валютной проститутки и покачал головой: – Ты ей много дала.
Лика зло усмехнулась:
– Я заплатила бы еще столько, чтобы увидеть, какая рожа будет у этого негодяя, когда его обвинят в воровстве…
– В крысятничестве, – поправил Юра. – Это по понятиям гораздо хуже…
Он включил зажигание, и через минуту машина, свернув на Тверскую, растворилась в ночных огнях неугомонной Москвы.Через месяц два соучредителя нескольких московских изданий и держатели акций издательства «Пресса» вошли в кабинет главного редактора газеты «Московский мир».
– Владимир Семенович! – с порога прогрохотал один из них. – Мы завершили сделку и продали свои доли участия в издании «Московского мира». Имею честь вам представить нового хозяина, точнее – хозяйку…
В кабинет, улыбаясь, грациозно вошла Лика Бесараб. Владимир Семенович уронил ручку на стол.Для новой серьезной работы Лика арендовала себе небольшой офис на Беговой. Ей предстояло невозможное – вытащить серый еженедельник в первые ряды самых популярных московских изданий. Чтобы не тратить время на дорогу, она сняла двухкомнатную квартиру в трех минутах ходьбы от офиса. На следующий день она покинула «хоромы», которые почти год делила с Мухиной.
– Спасибо тебе за все, подружка. – Лика обняла шмыгающую носом однокурсницу. – Буду всегда рада видеть тебя. Я записала адрес на бумажке…
– Везучая ты, – всхлипнула Таня и вытерла рукавом щеку. – Все тебе дается легко… Бизнесменша!
– Вот тут… – Лика вынула из сумочки конверт. – Немного денег, Танюша. Заплати за квартиру до конца года, чтобы каждый месяц не выкручиваться. И еще… – Она улыбнулась: – Купи наконец пылесос и новый смеситель в ванную.
Едва за Ликой закрылась дверь, Мухина схватила телефонную трубку. Дождавшись, пока прервутся длинные, равнодушные гудки, она затараторила:
– Антон! Держись за стул! Лика разбогатела! Она теперь у нас медиамагнат!
Муженек прибыл в Москву ровно через неделю. Он заявился на квартиру к Лике, сверяясь с адресом, продиктованным услужливой Мухиной.
– Чего тебе нужно? – холодно спросила Лика.
– Я приехал домой, дорогая, – расплылся в улыбке Антон. – К любимой жене…
– Я тебе не жена, – отрезала Лика.
– Разве? А в паспорте иначе написано.
– Один штамп нетрудно заменить другим, – заметила Лика. – В два дня.
– Правильно! – расхохотался Антон. – И поделить имущество поровну!
Лика изменилась в лице.
– Я дам тебе денег, негодяй!
– Разумеется, дашь, – кивнул муж. – И пятьдесят процентов акций в издательском бизнесе…
Лика не могла поверить ушам.
– Ты хочешь участвовать в издании газеты?
– Не хочу, – еще шире расплылся в улыбке Антон. – Поэтому и говорю, что проще будет меня всего-навсего… приютить.
– Приютить? – переспросила Лика так, будто само слово показалось ей омерзительным.
– Обогреть, накормить, напоить, – загибал пальцы муж и, вдруг опустив руку, закончил без улыбки: – И не злить!