Крест в круге

В редакции «Московского мира» царило странное оживление. На смену первоначальному шоку пришло удивление, а оно, в свою очередь, быстро сменилось поспешно-угодливой суетой. Сотрудники газеты смекнули, что молодая «шефиня» взялась за дело всерьез, и торопились продемонстрировать свою лояльность новому флагу.

Издание лихорадило, как морскую свинку под ножом вивисектора. Каждый день бизнес-леди волевым решением двигала фигуры, словно на шахматной доске, делая рокировки, меняя пешек на ферзей и без колебаний жертвуя офицерами. Лика Бесараб разыгрывала отчаянно смелый дебют.

Газета «похудела» на несколько полос и изменила стиль. Сократились расходы на бумагу для еженедельного тиража и на зарплату сотрудников. Новая владелица собственноручно провела исследование редакционной почты и выписала названия отделов и рубрик, получающих наибольшее количество читательских откликов. Она завалила собственный стол пестрыми изданиями конкурентов и листала их по ночам, отыскивая различия и определяя индивидуальный стиль каждой газеты. Она пыталась нащупать слабые звенья в своей работе с той же тщательностью, с какой перебирают гречку.

Несколько солидных и известных изданий вдруг лишились ведущих обозревателей. Лика их попросту перекупила.

Кроме того, впервые за время существования «Московского мира» в его бюджете появилась статья расходов на рекламу и паблисити.

– Вы не боитесь, что вам будут мстить недовольные? – спросили у Лики как-то за бокалом шампанского на одной из элитных вечеринок в издательстве «Пресса». – Мы можем порекомендовать вам хороших профессионалов в вашу службу безопасности.– Спасибо, – сдержанно ответила Лика. – У меня уже есть…

На следующий день она позвонила Пню.

– Кем? – переспросил он, выслушав ее предложение. – Охранником?

– Помощником, – поправила Лика.

– А массажистки? – задумчиво протянул Пень. – Я к ним привык. И копеечка звякает…– Звякнет еще громче, – пообещала Лика. – А массажисток будешь возить в свободное от работы время и только ради собственного удовольствия.

Первое же поручение, которое Лика дала свежеиспеченному помощнику, удивило его необычайно.

– Юра, вот деньги. Нужно купить машину.

Пень сгреб со стола конверт и с интересом заглянул в него.

– Какую?

Лика пожала плечами:

– Не знаю… Иномарку.

Пень по-хозяйски убрал деньги во внутренний карман и откинулся на спинку стула.

– Ну, ясный перец – иномарку. А какая тебе нужна? На хороший «мерин» [19] здесь не хватит.

– Это не мне… – Лика помедлила, бросила испытующий взгляд на своего помощника и пояснила скороговоркой: – Это нужно… Словом, машина – для одного человека. Он работает в «Национале».

У Пня округлились глаза.

– Как, опять «Националь»? У тебя там остались кредиторы?

– Не твое дело! – вырвалось у Лики.

Пень поджал губы.

– Прости, – спохватилась она. – Просто постарайся не задавать лишних вопросов. Особенно тех, на которые я и сама не знаю ответа. – Она встала, подошла к окну и, помолчав с минуту, вздохнула: – Это – подарок, Юра. Анонимный. Он не должен знать, от кого… Подыщи человека, который справится с такой задачей. Тебе самому в отеле появляться не нужно.

– А кому такой щедрый подарок-то? – спросил Пень, сдвинув лохматые брови.– Мужчине, – коротко ответила Лика. – Его фамилия – Григорьев.

На следующий день прямо с утра Пень ввалился в кабинет Лики, бросил перед ней на стол черный брелок с эмблемой «Фольксвагена» и плюхнулся в кресло.

– Твой малый – не промах. Сказал, что ему нужен самолет!..

Лика закусила губу.

Какая же она дура! С самого начала легко было догадаться, что Вадим никогда и ни от кого не примет такого подарка. Он слишком самолюбив. И независим. И умен. И… Он – самый лучший!

Лика сама не знала, что с ней. Этот парень не шел у нее из головы. Сон больше не повторялся, но она помнила его до мельчайших подробностей, до самой незначительной детали. А главное, она помнила свои чувства. Что это было? Восторг падения в бездну, головокружительная жажда нежности и солнца, упоительное и сладкое осознание собственной беззащитности и в то же время – безмятежного покоя. Эти глаза… Эти руки… Этот голос…

«Лика… Почему же вы выбрали такое неподходящее время для трудоустройства?.. Уже поздно, и в отеле из руководства никого нет… Вы не москвичка? Наша жизнь пишется не нами…»В сотый раз с нарастающим изумлением и ноющим от невероятной догадки сердцем она спрашивала себя – что с ней? И в сотый раз зажмуривала глаза, не подпуская себя к откровению: это не может быть любовью! Так не бывает! А через мгновение спрашивала себя с грустью: а откуда ты знаешь, как бывает?

Решение анонимно сделать Вадиму подарок было глупостью. Но разве можно назвать решением слепой порыв? Лика просто не знала, что ей делать. Не знала, как поступить с тем новым и необъяснимым, что так странно и нежданно вошло в ее жизнь. Она растерялась. Незнакомый и совершенно чужой для нее парень из «Националя» вдруг завладел ее мыслями и желаниями, наполнил собой ее грезы, стал распоряжаться ее сердцебиением и дыханием.

Лика боялась этого нового. Оно пугало ее, но и влекло.

«А почему я боюсь себе признаться в том, что люблю? – спросила она однажды утром у своего отражения в зеркале. – Почему я боюсь быть счастливой?»

Порыв сделать что-то хорошее для человека, который занимал все ее мысли, наткнулся на беспомощность и робость.

А что хорошего может сделать она? Какой от нее прок умному и уважающему себя мужчине?

Поначалу она не могла сообразить, почему ей пришла в голову мысль о машине. А потом, спустя час, когда Пень уже уехал выполнять поручение, она все поняла. Она вдруг вспомнила Бендеры, залитые солнцем улицы, запах душистой мяты в глиняной кружке с чаем и тихий, почти умирающий голос Антона: «Об одном жалею… Что так и не успел купить машину…»Лике вдруг стало так стыдно и горько, что она зажмурилась. Весь день ее не покидали досада и смятение. А когда на следующее утро Пень бросил ей на стол отвергнутый Вадимом брелок, ей стало стыдно вдвойне.

Но теперь Лика уже знала, что делать. Она должна научиться понимать Вадима. Чувствовать, что его гнетет и тревожит. Найти его боль и вылечить ее. Угадать его мысли и опередить их. Взять его руку и уже никогда не выпускать ее.

– Узнай мне все об этом парне! – приказала она Пню. – Я знаю о нем лишь то, что он учился в университете и по образованию историк. И еще я знаю, что он… самый лучший человек на свете.

Пень, который открыл было рот для очередного вопроса, вдруг осекся. Он серьезно и внимательно посмотрел на свою начальницу и покачал головой:– Тогда – понятно… – Уходя, он обернулся: – Знаешь, у тебя, конечно, может быть тысяча причин осыпать этого парня золотом или, наоборот, стереть в порошок, но та, которую ты назвала, – самая главная.

Теперь каждый день Лика читала по страничке волшебную, завораживающую книгу под названием «Жизнь Вадима Григорьева». Перед ее взором вставали картины его детства и юности – трогательные и печальные, забавные и серьезные. Ей казалось, что она вместе с ним, рука об руку, проживает его судьбу. Она плакала, когда он был расстроен, и чувствовала себя счастливее всех, когда он улыбался и радовался.

Спустя месяц она научилась понимать его поступки и их мотивы, она знала, какой ответ он дал бы на любой, самый сложный вопрос. Она почувствовала его боль от собственной неустроенности и ненужности, его терзания от вынужденной праздности и бесполезности.

Но самое интересное и невероятное открытие Лику ждало впереди. Совершенно случайно она с изумлением узнала, что Вадим Григорьев писал статьи и очерки для той самой газеты, которой она теперь безраздельно владела. Лика сходила в архив и провела несколько часов среди старых подшивок. В такие совпадения было трудно поверить. Она почти плакала от счастья. Решение само легло ей в ладонь, как легкий и послушный осенний лист. Она чувствовала себя врачом, который безошибочно поставил диагноз и при этом обнаружил, что лечение пойдет на пользу не только больному, но и ему самому.

Лика сняла телефонную трубку.

– Отдел верстки? Мне срочно нужна рекламная листовка. Объявление о приеме на работу. Совершенно верно… Я лично составлю текст. Напечатайте мне эту листовку тиражом в один экземпляр… Совершенно верно, вы не ослышались…Карьера Вадима Григорьева была делом решенным и не вызывающим сомнения ни у самой Лики, ни у главного редактора Владимира Семеновича, поддержкой которого хитрая «шефиня» заручилась с самого начала. Редактор вообще в последнее время соглашался с любыми идеями хозяйки издания, желая ей угодить во всем. И это тоже, как ни странно, Лике в нем не нравилось. Владимир Семенович как человек неглупый прекрасно догадывался о том, что устраивает молодую и энергичную владелицу издания лишь до поры до времени. Но он не знал, что этого времени окажется так мало. С того момента, как Вадим Григорьев переступил порог редакции, его собственная судьба тоже была решена.

Лика ждала появления Вадима у себя в кабинете с бьющимся сердцем и дрожащими от волнения руками. Она знала, что он придет. Сегодняшняя новость не оставляла ему выбора. Она ходила взад-вперед по кабинету, садилась, снова вставала, перекладывала зачем-то с места на место бумаги на своем столе, опять садилась и, подперев руками подбородок, смотрела на дверь.

В полдень затрещал селектор. Растерянный голос секретарши сообщил, что Григорьев ожидает в приемной.

Лика вскочила из-за стола и стремительно отошла к окну.

«У окна – лучше… Не так официально и даже романтично, – решила она. – И свет хорошо падает…»

Едва распахнулась дверь, она повернула голову и заставила себя широко улыбнуться, хотя внутри у нее все дрожало.– Наконец-то… Здравствуй, Вадим.

Глава 6

В первое мгновение Вадим остолбенел. Он недоуменно обвел взглядом комнату и опять уставился на Лику. Она сделала шаг ему навстречу и протянула руку.

– Я бы хотел, – произнес неуверенно Вадим, даже не думая отвечать на приветствие, – увидеть Милицу Федоровну.

– Ты ее уже видишь, – ответила девушка, пожимая плечами. – Это я.

– Милица? – переспросил Вадим, словно не веря своим ушам.

Лика рассмеялась.

– Это имя дал мне мой отец, Федор Бесараб. А потом всю жизнь звал просто Ликой.

– Странно… – пробормотал Вадим.

– Странно, что мне дали такое имя?

– Я ожидал здесь увидеть другую Милицу Федоровну.

Лика выглядела озадаченной.

– Ты разочарован? – спросила она тихо.

К Вадиму стала медленно возвращаться способность оценивать ситуацию.

– А ты что же, – спросил он без тени удивления, скорее даже насмешливо, – и есть хозяйка нашей газеты?

– Да, – ответила Лика, бледнея от гордости. – Ты работаешь в моей газете.

– В твоей… – повторил Вадим тоном, каким обычно произносят «Ах, вот оно что!..» – А со старой профессией, стало быть, завязала? Или удается совмещать?

Он старался держать себя в руках, но возмущение и обида брали верх.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Лика, которая ожидала совсем другой реакции и теперь начинала бояться этого разговора.

Вадим не ответил. Его подмывало сказать колкость, но он сдержался и, выдержав паузу, перешел непосредственно к цели своего визита.

– Значит, это тебе я обязан своим стремительным взлетом?

– Своим карьерным ростом, – произнесла Лика заранее приготовленную фразу, – ты обязан только себе. Своим способностям. Своему таланту, если хочешь…

– Никакие способности, – мрачно возразил Вадим, – не могут за один квартал превратить консультанта или спецкора в главного редактора.

– А я решила, что – могут. – В голосе Лики зазвучали властные нотки. – И я вправе принимать такие решения.

– Ты решила, – криво улыбнулся Вадим, – что вправе написать мою судьбу?

Лика растерялась. Она чувствовала, что все, так блестяще ею задуманное и исполненное, на глазах рушится, рассыпается на звенящие осколки и стремительно превращается в такую же нелепость и пошлость, как великодушно, по-барски вынутый из-за пазухи «Фольксваген». Она готова была разрыдаться от отчаяния. Ей вдруг захотелось плюнуть на все условности, броситься на шею этому упрямому парню и прошептать в самое ухо: