Кровавая весна 91-го продолжается

Анатолий напыжился, побагровел ещё больше, открыл рот, но вместо очередного набора ругательств, вылетел сдавленный всхлип. Секунду постоял с перекошенным лицом, сжимая кулаки до побелевших костяшек. В какой-то момент Максимову показалось, что Хомяков на него бросится. Но комсорг оказался умнее.

Прошипел:

Я этого так не оставлю.

Резко развернулся и быстро пошел обратно на своё место. От темно-багровой физиономии главного комсомольца школы можно было прикуривать.

— Ты Рудик спрашивал, почему хомяки так много гадят, — громко на весь автобус заявил Андрей и сделал многозначительную паузу. Хохот и смешки, бушевавшие в салоне «икаруса» притихли, парни и девушки заинтриговано замерли, ожидая продолжения.

— В этом они очень похожи на своих человекообразных старших братьев, разожравших пудовые задницы и пихающих в себя всё до чего могут дотянуться, — Максимов с иронией посмотрел на красный затылок, трясущегося от ярости Анатолия.

Хихиканье и смешки стали громче.

— В день мохнатые обжоры пожирают около семидесяти процентов от собственного веса. Представляешь?! Смысл жизни Толика — производство говна. Он работает как конвейер, принимая в одно отверстие всевозможную жрачку, и выпуская из другого заднего конечную вонючую продукцию. Останавливается, только когда спит. Даже когда заботливый хозяин бережно берет питомца на руки, Толик может подло насрать в протянутую ладонь — такова его звериная натура. Дерьмо — это естественная среда его обитания. Возле него оно везде, в домике, на песочке, прогулочной площадке. Хомяк даже его пожирает с удовольствием. Но у него есть одно хорошее отличие от старших братьев — он не пробует накормить собственными экскрементами других. Хотя, не факт. Был бы наш хомка человеком, точно бы политинформации и собрания проводил.

Смешки и хихиканье стали громче. Хомякова передернуло. Он истерически взвыл.

— Воронов, замолчи уже, или я за себя не отвечаю!

— Почему? — невинно поинтересовался Андрей. — Тебе неинтересно слушать о братьях наших меньших? А ведь я ещё о щечках не рассказал. Они у хомяков пухлые, прямо точь-в-точь как у тебя. Там специальные мешочки имеются. Используются для хранения и переноса собранной жратвы. Кстати, Хомяков, у меня вопрос возник. Я заметил, у тебя щечки всегда надутые, как паруса на ветру. Это от собственной важности или ты в них тоже еду на будущее запасаешь?

Смешки переросли в веселое ржанье. Народ веселился, разглядывая заалевшие тугие щеки комсорга.

— Он просто жрёт много, потому и брюхо, как у беременной бабы, — задорно выкрикнули из передних рядов.

Комсорг резко обернулся, гневно раздувая ноздри:

— Гущин, тебе тоже проблем захотелось?

— Так я вообще-то о хомяке говорю, Толике, — весело отозвался одноклассник, Коля Гущин, бойкий невысокий паренек с карими живыми глазами. Учился он на четверки-тройки, после школы собирался поработать в отцовском кооперативном СТО, ремонтировать машины и угроз комсорга абсолютно не боялся.

— А ты что, на себя подумал, Хомяков? — невинно поинтересовался Максимов. — Вы же с Толиком абсолютно не похожи, он вон какой толстый, ты не такой. Это у тебя не пузо, а, можно сказать, показатель значимости, трудовой мозоль, нажитый в тяжелой работе по воспитанию молодежи. И вообще, избавляйся от комплексов, находи преимущества в своих недостатках. Например, тебе кажется, что ты жирный как беременная свинья. Взгляни на это с другой стороны, не толстый, а солидный и максимально упитанный.

— Но невоспитанный, — тихонько добавил расплывшийся в улыбке Саня Русин. — И характер — говнецо.

Смешки и хихиканье усилились. Хомяков насупился, злобно процедил:

— После каникул готовьтесь, я вам устрою веселую жизнь, остряки.

Пошел обратно, задержался возле сиденья удрученно молчащей Ивченко.

Сухо бросил:

— Остаешься за старшую. Присмотришь за порядком.

Таня молча кивнула.

— Интересно, почему она за комсорга не заступилась? — прошептал на ухо Максимову Саня. — Всегда же такая активистка была, грудью на амбразуру бросалась.

— Потому, что поняла — он моральный урод, — так же тихо ответил Максимов.

— Притормози, — приказал бледный Хомяков водителю.

— Зачем? — удивился тот. — До Москвы ещё километров тридцать ехать.

— Надо, — отрезал комсорг. — Мне нужно в автобус к Надежде Федоровне пересесть.

— Ты ей на меня пожалуешься или на своего мохнатого друга? — невинно поинтересовался Максимов. — Правильно. Пусть ребятам из девятнадцатой школы тоже будет весело.

«Что он может сделать? Сидеть и молча терпеть издевательства — не вариант. Так его до конца поездки кондрашка хватит. Поднимать скандал и жаловаться на меня и Рудика сейчас — тоже навряд ли. Тогда, та гадость, которую они приготовили для меня в Москве, не факт, что сработает. Что сделает Надежда Федоровна предсказать невозможно. Может держать меня под рукой возле себя, оставить в автобусе. Домой она, конечно, меня не отправит, но оставить в салоне с водителем, и лишить прогулки по ВДНХ, чтобы не издевался над комсоргом — вполне. А Хомякову очень надо, чтобы я был вместе со всеми, для подставы. Предположу, все события развернутся именно в кафе — очень удобное место. Да и договорились о банкете заранее, что как бы намекает на знакомство Лесина или Хомякова с персоналом или директором. Сейчас раздувать скандал и подключать „классуху“ из девятнадцатой школы Хомяков точно не будет. Понадеется отыграться на мне в Москве. Сейчас проверим, насколько я прав».

— Мы же не одни, вон за нами второй автобус едет, — попробовал отмазаться водитель. — Может лучше до Москвы дотерпеть?

— Посигналь, и уменьшай скорость, он тоже остановится, — сквозь зубы проскрипел бледный от ярости комсорг.

— Ладно, — вздохнул водитель.

Когда автобус остановился, а дверь с тихим шипением открылась, Хомяков, уже стоящий возле неё, обернулся. Окинул ненавидящим взглядом Максимова, Вернера, остальных ребят, клетку с зверьком и выпрыгнул на обочину.

Глава 10

Когда дверь «икаруса» медленно закрылась, Максимов облегченно выдохнул и откинулся на сиденье.

«Хомякова получилось вывести из равновесия. Теперь шансы, что провокация пройдет не так гладко, как они хотели, увеличиваются. Сейчас они с Лесиным в разных автобусах. Лишний раз пообщаться, что-то уточнить, обсудить, что-то быстро изменить не смогут. У Хомякова всё внутри кипит, пылает злобой, может напортачить. Это хорошо. Жалко, узнать, что они задумали, не удалось. Буду импровизировать по ходу пьесы. Если что, ребята и Лера предупреждены, подстрахуют».

Чужой неприязненный взгляд остро кольнул иглой, заставляя оторваться от размышлений. Андрей поднял глаза и увидел Лесина. Сын первого секретаря украдкой глядел на него сквозь проем между сиденьями. В глазах светилась холодная ненависть, лицо брезгливо искривлено. Антон понял, что его заметили, сразу отвел взгляд, отвернулся и сделал вид, что дремлет.

«Что же его перекосило так? Я же Лесина по большому счёту не трогал. За своего дружка Георгадзе? Или к Аус ревнует? Впрочем, по барабану. Хотите сюрпризов, их у меня полная шкатулка. Для тебя тоже что-нибудь придумаем, чтобы бегал как в задницу ужаленный, и даже думать боялся что-то плохое сделать», — пронеслось в голове Максимова.

«Икарус» летел к Москве, пожирая километры. Лена и Инга, сидевшие в середине автобуса впереди, шептались и периодически с любопытством посматривали на Андрея и Леру. Максимов некоторое время стоически терпел внимание подружек, потом ему надоело. Пользуясь тем, что Валерия отвлеклась, разговаривая с Саней, улыбнулся одними губами и незаметно подмигнул девчонкам. Аус ответно сверкнула белыми зубками, Лена с каменным лицом, сделала вид, что не заметила.

После этого подруги немного успокоились и перестали бомбардировать взглядами Андрея и Леру.