Кровавая весна 91-го продолжается

Валерия договорилась со своими знакомыми москвичами, гостившими у родственников, — яркой брюнеткой Миленой и её старшим братом Сашей, охотно согласившимся помочь незадачливому любовнику. Родители Вернеров дружили с семьей Измайловых много лет, дети общались и играли вместе с самого рождения.

Контрольная прогулка с красавицей-москвичкой, под наблюдением Андрея и Вернеров, сопровождающих парочку сзади, прошла отлично. Проинструктированный Максимовым и Валерией, Гринченко отыграл отлично: держался уверено, поддерживал разговор, сперва немного стеснялся, потом расслабился. Сыпал выученными на все случаи жизни остротами, общался на разные темы и под конец чувствовал себя абсолютно свободно, даже улыбаться начал. Обнаглел до такой степени, что пару раз приобнял улыбающуюся Милену за талию.

Максимов мысленно ему поаплодировал. Перевоплощение дрыща и ботаника в уверенного в себе парня шло быстрыми темпами. К поездке на ВДНХ Олег уже выглядел совсем по-другому. Чтобы завершить образ модного парня Рудик выделил из старых запасов лаковые немецкие туфли. Когда-то в ГДР мама купила их для отца, но главе семейства, как и Рудику они жали, да и не понравились — слишком блестящие и вычурные. После контрольной примерки дома отец их забраковал, а поменять не успели, пришлось срочно возвращаться в Союз. С тех пор лаковые черные туфли так и лежали в шкафу. Гринченко после примерки они оказались впору. Правда, сочетались не сильно идеально, в двухтысячные политтехнолог такое под джинсовый костюм уже бы не надел, а для советских непритязательных времен начала девяностых, вполне зашло. Туфли Максимов забрал, выбив у Гринченко обязательство, постепенно выплатить за них сто рублей.

Постепенно роль самоуверенного циничного парня, на контрасте с робким зашибленным дрыщом, начинала нравиться Олегу. Естественно, Андрей понимал, что это игра, Гринченко не мог так сильно измениться за короткое время. При столкновении с суровой реальностью, беспардонным хамством или жестокостью гопников, тщательно выстраиваемый имидж мог дать сбой, и сквозь маску хладнокровного и циничного парня, проявится прежнее лицо испуганного интеллигента. Поэтому на первых порах Максимов договорился с ребятами, подстраховывать «безумно влюбленного».

Не забывал Андрей о намерении комсорга и Лесина сделать пакость. Регулярно перезванивался с Колокольцевой и Аус. Девчонки рассказывали о новостях, как проходит подготовка к поездке, пытались аккуратно узнать, какую подлость задумали Хомяков и Лесин. К сожалению, безрезультатно. Зато сообщили: Тамара Владимировна в Москву не едет. У неё заболел ребенок, договориться с другими учителями не получилось, слишком мало времени. «Русичка» назначила комсорга старшим, попросила Надежду Федоровну, отвечающую за выпускников девятнадцатой школы, дополнительно присматривать за своими и помогать Хомякову. Классный руководитель Лериного класса ехала в другом автобусе, что намного упрощало задачу «воспитания» Хомякова. Парней и Леру Андрей предупредил — возможны провокации, попросил быть внимательными: подмечать и предупреждать о любых подозрительных действиях окружающих, особенно комсорга и Лесина. В заначке у Андрея имелся один сюрприз для Хомякова, который должен принести начинающему комсомольскому функционеру незабываемые впечатления…

Андрей глянул на циферблат «Луча», отметил: «Уже полчаса едем. Пожалуй, можно начинать».

Повернулся к Вернеру и скомандовал:

— Рудик, вытаскивай.

Блондин злобно ухмыльнулся и потянулся к сумке. Из сумки была извлечена компактная клетка, маленькая мохнатая зверушка сначала испуганно заметалась, почти сразу успокоилась и, поблескивая черными бусинками-глазками, начала деловито точить выданный Вернером кусочек яблока.

Вот опять ты всё обосрал хомяк толстопузый, — с чувством, громко на весь автобус возмутился Рудик.

— У тебя же Толик брюхо уже до земли свисает — производитель говна в промышленных масштабах, — сочувственно добавил Андрей, повернувшись к хомяку. — Всё вокруг какашками закидал. Как ты вообще живешь в дерьме по уши?

Шум и гам в автобусе моментально затих. Заскрипели кресла, на Вернера и Максимова уставились десятки удивленных лиц. Резко повернувшийся Хомяков, увидел зверька. Лицо комсорга побагровело, в горле возмущенно заклокотало, пухлые пальцы стали массировать судорожно дернувшийся кадык.

— Тебя твой полный тезка, увидел, обрадовался, — весело заявил Максимов. — Толик, не будь букой, помаши ему лапкой.

По салону волной прошелестели первые смешки. Лена и Инга давились, закрывали себе рты, прыскали сквозь сомкнутые ладошки. Киреев со своим соседом Игорем Лапицким корчились на сиденьях, пытаясь удержать рвущийся наружу хохот. Сидевший на последних рядах Гринченко, на секунду забыв о своем новом имидже, несмело хихикнул. Даже Ивченко,героически пытавшаяся сохранить серьезный вид, не удержалась и улыбнулась. Высокая Клёнова откровенно заразительно заржала на весь автобус.

Набычившийся комсорг, злобно сопя, побежал на противоположный конец автобуса, хватаясь руками за поручни. Пушистый зверек, увидевший несущего на него как скоростной экспресс гиганта, тоненько заверещал, отбросил очередной кусок яблока, метнулся в противоположный конец клетки и снова обделался.

— Ты чего Хомяков несешься так, что весь автобус трясется? — удивился Максимов. — С тезкой поздороваться захотел? Или прибежал яблочка куснуть? А нема уже — Толик всё съел. Хотя, подожди.

Андрей бережно взял из рук Вернера последний кусочек яблока и сунул в ладонь комсоргу. — Один остался, Рудик разрешил тебе отдать. Грызи на здоровье, Хомячков.

Растерявшийся и потерявший дар речи Толик автоматически принял фрукт.

— Только до туалета дотерпи, пожалуйста, — серьезно попросил Максимов. — Твой маленький мохнатый брат уже полную клетку фекалий наложил. И часть из-за тебя, между прочим. Учитывая твои слоновьи размеры, если организм захочет избавиться от переработанных продуктов, такую пирамиду Хеопса возведет, что все семь чудес света померкнут. Придется всем нам по дороге резиновые сапоги покупать. Если раньше не умрём от удушья.

Первой снова, извиваясь на сиденье, заразительно заржала во весь голос Кленова. Через секунду громовой хохот сотряс стены «икаруса». Водитель автобуса дернулся и затравлено глянул в зеркало. Ребята и девчонки, раскачивались как припадочные, катались по креслам, вытирали пальцами выступающие слезы, ухали и ахали от избытка переполняющих эмоций.

Комсорг злобно швырнул кусок яблока на землю, вызвав новый взрыв хохота.

— Скотина, ты же обещал Марии Алексеевне, — прохрипел Хомяков. — Больше не провоцировать и хомяка не приносить!

— Так я его и не приносил, — пожал плечами Максимов. — Это Вернера хомяк, говорил же. В пятницу его предки опять уехали на дачу, и Рудику пришлось взять Толика с собой. Не бросать же маленькую зверушку одного в холодной пустой квартире. Скажи, Рудик?

Вернер согласно кивнул, подтверждая слова товарища.

— Ах ты… — разозлившийся комсорг разразился чередой матерных ругательств.

— Ай, яй, яй Хомяков, — укоризненно покачал головой Андрей, терпеливо выслушавший вопли комсомольского функционера. — А мы ещё боремся за почетное звание дома высокой культуры быта, тьфу, высокий уровень самосознания членов комсомольской организации. Тебя же Тамара Владимировна старшим поставила, а ты материшься как сапожник. Какой пример ты подаешь молодым комсомольцам нашей школы?