Кровавая весна 91-го продолжается

— И что теперь делать? — воинственно вскинулась Светлана Аркадьевна, как только Максимов закончил рассказ. — Зачем тебе всё это нужно было? Неужели все проблемы нельзя решать по-другому? Да ещё в милицию забрали.

— Не забрали, — возразил Андрей. — Я же уже говорил, «русичка» перепутала или не так поняла. Надежда Федоровна не дала. Я несовершеннолетний, иногородний. Допрашивать меня без родителей и учителя нельзя. А она уехать и бросить всех остальных не могла. Особенно после всего произошедшего. Сержант начальству звонил, разговаривал, спрашивал, как поступить. Составили протокол, взяли объяснения, допросили, сказали: передадут материалы в РОВД по месту жительства и уехали.

— И тебя это радует? Ты так спокойно говоришь, что материалы в милицию отправят? Это же позор на весь город! — мать задохнулась от возмущения.

— Свет, успокойся, — надавил голосом отец. — Разберемся. А пока посиди, пожалуйста, в гостиной. Мне с сыном по-мужски поговорить нужно.

Светлана Аркадьевна негодующе фыркнула, встала и вышла. Николай Иванович закрыл за ней дверь и вернулся на место.

— Я за тобой такого раньше не замечал, — немного помолчав, признался отец.

— Не замечал чего? — невинно уточнил Андрей.

— Склонности к таким розыгрышам, как с хомяком, — Николай Иванович прищурился, внимательно рассматривая невозмутимое лицо сына. — Ты всегда был парнем прямолинейным. Говорил, что думал, никогда не интриговал, не действовал исподтишка. Мог даже подраться с тем, кто намного сильнее, если считал, себя правым. Ты изменился, сынок

— Просто стал умнее, — парировал Максимов. — Понял — лбом стену не прошибешь. Иногда с подонками и хитросделанными товарищами надо бороться их же оружием. Вот как в случае с Хомяковым поступать? Отказов и возражений он не понимает. Дать по роже? Да вроде особенно не за что и не правильно. Значит, остается только один способ, сделать так, чтобы он меня десятой дорогой обходил и больше не доставал со своими мероприятиями. Вот я и придумал, как всё красиво сделать. Формально, ко мне даже придраться нельзя: друга выручил, хомку взял на время, не успевал оставить его дома, зашел с ним на комсомольское собрание. А что у Хомякова фамилия такая и имя со зверьком одинаковое — роковая случайность.

— Надеюсь, понимаешь, что комсорг теперь твой враг? — уточнил Николай Иванович. — А возможностей испортить тебе жизнь у него хоть отбавляй.

«Ага, особенно после августа девяносто первого», — иронично подумал Андрей. В слух же ответил:

— Да, плевать!

— Глупо, — скривился отец. — Ладно, к этой теме мы ещё вернемся. Позже. И что ты думаешь обо всём произошедшем?

— То, что это очень тупая подстава, — заявил Максимов. — Сразу появившиеся дружинники и милиционер. Какая-то левая сумка, которую вытащили даже не из-под нашего, а другого стола. Отсутствие доказательств, кроме показаний придурка с нашего класса и этого водителя, Григория. Сама ситуация очень напоминает чей-то идиотский розыгрыш. Я бы даже сказал, детский. Одно смущает — водитель автобуса. Он во все эти расклады абсолютно не вписывается. С трудом представляю, чтобы взрослого мужика, разменявшего пятый десяток, уговорили так подставиться школьники. Если бы не водитель, я бы сказал, что это провернули Хомяков и Лесин.

— Да, — немного подумав, согласился отец. — Как-то всё через задницу сделано — криво и косо. Что хотели добиться, непонятно. Тебя милиция серьезно давила?

— Пытались пугать ответственностью за дачу ложных показаний, — сдержанно усмехнулся Максимов. — Пришлось ещё раз напомнить, что я несовершеннолетний. Сказал, мне скрывать нечего, поскольку себя виноватым не считаю. Допросили в присутствии учительницы Надежды Федоровны, написали протокол изъятия сумки со спиртным. Взяли показания у Киреева, ещё нескольких ребят. Водителя допрашивали отдельно. Отпустили, сказали, пусть в нашем РОВД разбираются. Всё.

— Дело ясное, что дело темное, — задумчиво протянул Николай Иванович. — Есть у меня хорошие знакомые из прокуратуры. Поговорю с ними, посоветуюсь, попробую, что-то сделать.

— Не надо, — категорично отказался Андрей. — Всё хорошо будет. Те, кто организовал эту подставу, сами сели в лужу. Я утоплю их ещё больше, вот увидишь.

— Да что ты сделаешь?! — повысил голос отец. — Ты пацан ещё зеленый!

— Я с Вадиком дружу и его братом Димой, — терпеливо напомнил Максимов. — Дима разберется, пап. Тем более во всей этой истории, столько дырок и несоответствий, что опытный опер быстро размотает водителя и Киреева. Все будет хорошо, увидишь.

Андрей чуть помолчал и добавил:

— Сейчас суббота. Об одном прошу, ничего не предпринимай. Хотя бы до окончания собрания в понедельник. Обещаешь?

— Ладно, — тяжело вздохнул Николай Иванович. — Но только до окончания собрания. Хотя это неправильно, они же там на тебя такого могут навешать.

— Я разберусь, пап, — твердо ответил Максимов. — Позволь мне в школе самому решить, а делом по алкоголю Дима займется или кто-то из его друзей. Они, в любом случае, всё выяснят.

— Хотелось бы верить, — вздохнул отец.

Через полчаса Николай Иванович вместе с матерью ушёл на день рождения к соседке с седьмого этажа. Андрей, оставшись один, поставил чайник и через пять минут, неторопливо отпивая маленькими глоточками, исходящий паром напиток, обдумывал сложившуюся ситуацию.

'Итак, что получается? Провокацию с проносом алкоголя в кафе, такое впечатление, делали умственно отсталые. Своей цели она не достигла. Пока не достигла. Против меня показания Киреева и этого водителя, Тимофея Петровича. Составлен протокол изъятия сумки и алкоголя. С меня и Романа в присутствии учительницы взяты письменные объяснения, водителя тоже допросили. Когда материалы придут в наше РОВД, они гарантировано попадут к инспектору по делам несовершеннолетним или одному из оперов.

Поскольку, я несовершеннолетний, пьянка предотвращена, ущерб незначительный, доказательная база сомнительная, против меня никто раздувать «дело века» не будет. Во всяком случае, с привлечением по статье УК.

Плюс обвинить меня в попытке организации пьянки одноклассников тяжело — доказательств, кроме показаний водилы и Киреева, нет. За меня свидетельства друзей, одноклассников и ребят из девятнадцатой школы, видевших, как я подходил к автобусам. Есть ещё один козырь в рукаве, который я вчера не предъявлял, но обязательно вытащу. И от показаний этих свидетелей камня на камне не оставлю.

Мне вот интересно, кто и ради чего так тупо подставился? Чего хотел? Привлечь к ответственности? Никак. Слишком много несоответствий и дырок. Из дурака-водилы душу вынут и заставят признаться в оговоре. С Киреевым вопрос решается ещё легче.

Спровоцировать меня на скандал и выгнать из комсомола? Да я и сам могу их всех послать и уйти, хлопнув дверью. ВЛКСМ, как авторитетной структуры, способной испортить жизнь любому комсомольцу, скоро не станет. Но они-то этого не знают! Думают, испортят мне жизнь и заклеймят позором. Три раза ха-ха-ха.

Напишут плохую характеристику? В августе, после ГКЧП СССР начнёт распадаться. Несколько месяцев продлится агония, затем спуск флага, окончательный роспуск союзного государства, парад независимости местных царьков на просторах бывшего Союза. На фоне этих событий плохая характеристика — ерунда. Она мне не сильно помешает. На крайний случай, заявлю: являлся идейным борцом с комсомольскими функционерами и партократами. Проверять никто не будет. Для поступления в ВУЗ характеристика ещё некоторое время будет иметь вес, но всё меньше и меньше. С моим умением договариваться, находить нужные связи и денежным ресурсом, который к тому времени должен стать гораздо больше, проблем не будет. Даже если институтское начальство придерется, плевать.