Курсант Сенька. Том 2

Деньги же перешли из рук в руки быстро и молча. Самир принял свою долю — пачку хрустящих британских фунтов, достаточную, чтобы накормить сотни голодных детей в разорённом войной Бейруте. Но в душе он чувствовал горечь — цена казалась слишком высокой.

— Вы действительно сохраните их? — тихо спросил он Стерлинга, не отрывая взгляда от древних сокровищ.

— Обещаю, — твёрдо ответил шотландец. — В моём музее они будут в полной безопасности.

И спустя неделю Самир вернулся в Бейрут. Фарид встретил его всё в том же тёмном подвале старого караван-сарая, где и началась эта опасная история. Он нервно курил сигарету «Cedars», выпуская сизые клубы дыма.

— Ну что там? — спросил Фарид хриплым голосом.

— Потеряли треть груза по дороге, — устало ответил Самир. — Главное довёз.

— Всё думаю… Правильно ли мы поступили?

— Не знаю… — Самир тяжело вздохнул и покачал головой. — Но другого выхода у нас не было.

Они замолчали, прислушиваясь к грохоту артиллерийских залпов за окном. Гражданская война продолжалась уже десять лет, разрывая Ливан на части. А где-то далеко отсюда, в холодном шотландском замке, древние сокровища обрели новый дом — чужой и холодный, но зато надёжный и спокойный. Теперь они были в безопасности от огня и человеческого безумия.

Глава 3

Вот и второй курс позади… А лето разлилось по Берёзовке густым, липким зноем, будто кто-то забыл выключить солнце. Я вернулся домой не тем мальчишкой, что уезжал два года назад, а человеком, которому будто век на плечи навалился. Дорога же к дому была вся в пыли, шаг сделаешь — облако поднимается, как призрак прошлого.

Но что-то в родной деревне было не так. В воздухе — тревога, в каждом взгляде — скрытая паника. Соседи шепчутся у калиток, будто вражеские самолёты над селом кружат.

Но уже на второй день здесь я понял — по району идут облавы — милицейские машины рыщут по дворам, арестовывают мужиков за самогон. Милиция работает чётко, без суеты — сегодня Ивана Кузьмича увели, вчера — Степана.

Отец же мой как-то сидел на крыльце, курил, да смотрел в сторону леса так, будто там прячется ответ на все его вопросы. Я знал этот взгляд — он всегда так смотрел перед грозой.

— Пап, — я сел рядом, чувствуя, как в груди сжимается что-то ледяное. — Что происходит? Деревня на ушах стоит.

Он затянулся дымом, молчал долго, будто слова застряли где-то в горле. Потом глянул исподлобья.

— А что должно происходить? Живём, как жили.

— Не ври мне, — я с трудом сдерживал дрожь в голосе. — Я же вижу, что творится вокруг. Кузьмича забрали вчера, Степана позавчера. За что, как думаешь?

— Ты что, совсем дуренем стал в своём училище? — отец резко повернулся. — Не понимаешь, что делается? Водку не достать так просто, народ звереет. А тут эти проверки…

— Пап, ты же не… — слова застряли в горле.

— Что — не? — голос его стал жёстким, будто топором рубанул. — Не кормлю семью? Не рву жилы ради вас?

У меня внутри всё вскипело. Я поднялся и посмотрел ему прямо в глаза.

— Хватит этим заниматься! Слышишь?! Завязывай немедленно! Ты понимаешь, чем это может закончиться? Посадят тебя — что с нами будет? С мамой? Со мной?

— Ты мне еще тут указывать будешь, щенок?! — отец вскочил, лицо налилось злостью. — Я тебя на ноги поставил, в люди вывел! А теперь ты мне советы даёшь?

— Щенок? — у меня кровь стучала в висках. — Я уже не тот мальчишка! Я вижу, чем ты рискуешь ради копеек! Если не понимаешь этого — ты слепой! У тебя ведь есть нормальная работа. Зачем еще и самогоном дополнительно торговать?

Отец вскинул руку, но тут из дома выскочила мама — вся бледная, руки дрожат.

— Пётр! Одумайся! Сын прав! — она стала между нами, а голос сорвался на плач. — Я каждую ночь не сплю! Думаю — когда за тобой придут? Хватит! Хватит рисковать!

— Зина, не лезь не в своё дело! — рявкнул отец.

— Как не в своё?! Это моя семья! Мой муж! Мой сын! Я не хочу остаться одна! Сенька учится — человеком станет… А ты…

Отец стоял тяжело дыша, кулаки сжал так, что костяшки побелели. Потом вдруг опустился на крыльцо и выдохнул.

— Что же делается…

Я сел рядом, а голос мой стал тише.

— Пап… Я не хочу с тобой ругаться. Я просто боюсь за тебя. За нас всех. Ты ведь умелый, руки золотые — неужели только самогон спасает?

Он долго молчал, а потом глухо сказал.

— Может, ты и прав… Завяжу. Только как жить-то дальше будем? Самогон неплохо приносил сверху…

Я посмотрел на него и впервые увидел — отец мой стал маленьким и усталым. Как будто весь мир вдруг навалился ему на плечи.

— Проживём, — я крепко обнял отца за плечи. — Главное — вместе держаться.

— Вот и хорошо. Вот и славно, — мама подошла, обняла нас обоих.

А затем… Затем пролетели дни, Берёзовка же все также томилась в зное и пыль висела в воздухе, будто занавеска. Я встретился с друзьями у ДК. Первым появился Макс загорелый, повзрослевший, в новой ситцевой рубашке.

— Максим! — я кинулся к нему, хлопнул по плечу. — Ну как ты? Как учёба?

— Да нормально всё, — улыбнулся он, сбросив с плеча сумку. — Практику новую прохожу в магазине, на складе. Интересно, но тяжко. Спина от ящиков болит правда.

Мы уселись с ним на завалинке у ДК. Но я помнил, как Макс когда-то влип в долги и чуть не попал под раздачу.

— Слушай, а с деньгами как? Не берёшь больше в долг?

— Сенька, я же зарёкся, — Макс сразу посерьёзнел. — Никогда больше не влезу в это дерьмо. Долги — это петля на горле. Лучше уж картошку есть без масла, чем потом по ночам прятаться. Сейчас подрабатываю грузчиком по вечерам. Тяжело, но зато сплю спокойно.

— Молодец, правильно, — я сжал ему руку. — Сам так живи и другим советуй.

Вскоре же подъехал Борька — приехал из города на автобусе.

— Борян! — я подскочил к нему. — Как жизнь?

— Да нормально! — засмеялся он хрипло. — Учусь хорошо.

А вскоре вдали заревел мотор мотоцикла. Мишка подлетел к ДК — весь в дорожной пыли, глаза горят.

— Пацаны! — заорал он с ходу, заглушая двигатель. — Отпросился на два дня! Начальник ворчал, но отпустил! Давайте гулять!

Мы обнялись все четверо. Когда-то вместе бегали по этим улицам босиком, а теперь каждый по-своему взрослел.