Курсант Сенька
Шрифт:
— Зинаида! — окликнула та. — Новость слыхала?
— Какую такую?
— Да про вашего Николая Иваныча! Болтают, будто он теперь с быками по душам беседует!
— Анна Васильевна, да где вы это все берете?
— А Мария Михайловна сказывала. Мол, Николай Иваныч Борьке такие речи заводил, что тот чуть слезу не пустил от умиления.
Зина покачала головой. В деревне сплетни разрастались с каждым пересказом, словно тесто на дрожжах.
— Слушайте, а правда, что на будущей неделе к нам артисты пожалуют? — поинтересовалась уже Анна Васильевна после.
— Какие еще артисты?
— Да из районного
— А, да, верно — объявление висит.
— Интересно, что покажут. Помните, в прошлом году певец тот приезжал? Как «Катюшу» выводил!
— Еще бы не помнить. Голос что надо был.
— А танцовщица! Такие коленца выделывала! Наш Степаныч так засмотрелся, что прямо с лавки грохнулся.
Женщины рассмеялись, вспоминая прошлогодний концерт. В деревне любая культурная программа превращалась в событие, о котором потом судачили до самой осени.
— А ваш Сенька, кстати, когда домой нагрянет? — спросила Анна Васильевна.
— На каникулах, как обычно.
— Парень славный у вас растет. В военном училище — дело серьезное.
— Да уж, гордимся мы с Петром. Письма исправно шлет, учится на совесть.
— Это хорошо, это правильно, что родителей не забывает.
А тем временем на ферме Семен Кузьмич осматривал Борьку, который мирно стоял в загоне и неторопливо пережевывал сено, изредка поглядывая на людей добрыми карими глазами.
— Животное совершенно здоровое, — заключил ветеринар, закрывая потрепанную сумку с инструментами. — Просто нрав у него озорной. Любит побаловаться.
— Озорной! — всплеснул руками Новопашин, с горечью оглядывая свой испорченный костюм. — Он мне весь выходной прикид изгадил!
— Николай Иваныч, — протянул Петр, прикуривая сигарету, — а может, это сама судьба намекает — хватит щеголять, пора рабочую робу надевать?
— Петр!
— Да ладно, шучу же!
Но тут вдруг со стороны деревни донеслись отчаянные крики. К ферме бежала Мария, размахивая руками словно мельница на ветру.
— Николай Иваныч! Петр! Беда стряслась!
— Что стряслось? — встревожился заведующий.
— Рыжуха! Опять драпанула! И не одна — трех телят с собой угнала!
— Как это угнала?
— А вот так! Щеколду отковырнула, и все четверо по деревне разгуливают! Уже у Степановых в огороде похозяйничали — всю рассаду в лепешку!
Петр хлопнул себя по лбу.
— Говорил же — навесной замок вешать надо!
— Поздно теперь замки навешивать, — махнул рукой Новопашин. — Беглецов ловить надо. Петр, хватай веревки, пошли.
— И я с вами, — вызвался Семен Кузьмич. — Любопытно взглянуть на эту вашу Рыжуху. Башковитая, говорите?
— Соображает лучше иных людей, — буркнул заведующий.
Мужчины отправились на поиски сбежавших. А Зина тем временем, управившись с подготовкой к дойке, решила заскочить домой — глянуть, не принес ли почтальон письмо. И точно — в железном ящике лежал конверт с дорогим сердцу почерком.
«Дорогие мама и папа! — читала она послание от сына. — Как дела дома? Как здоровье? У меня все в порядке. Учеба идет своим чередом, по строевой получил пятерку. На будущей неделе учения, так что письма может не быть. Не тревожьтесь. Ужасно соскучился по дому, по твоим пирогам, мама, и по папиным байкам. До встречи на каникулах! Крепко целую. Ваш Сенька».
Зина улыбнулась
и бережно спрятала письмо в карман халата. Вечером обязательно покажет Петру.А в деревне же уже разыгрывалась настоящая комедия. Рыжуха устроила форменный переполох. Сперва заглянули к Степановым в огород и основательно потоптали грядки с луком-севком. Затем направились к Ивану Ивановичу и подчистую слопали всю капустную рассаду, которую тот пестовал на подоконнике целых два месяца.
— Караул! — надрывался Иванович, размахивая тяпкой. — Разбойники проклятые! Бандиты четвероногие!
Но телята лишь весело мычали и потрусили дальше по деревне, оставляя за собой цепочку разорения.
Петр с Новопашиным и ветеринаром пустились в погоню за беглецами, но те оказались на диво проворными. Стоило мужчинам приблизиться, как Рыжуха подавала какой-то знак, и вся ватага мчалась прочь.
— Да это ж настоящий побег! — дивился Семен Кузьмич, тяжело дыша. — Организованный!
— Я ж говорил — башковитая! — пыхтел Петр, пытаясь поймать одного из телят.
Час гонялись они по всей округе, пока наконец не загнали беглецов. Но досталось всем — Петр угодил в лужу по колено, Новопашин порвал штаны, а Семен Кузьмич лишился халата — один из телят сжевал его наполовину.
— Ну и денек выдался! — тяжело вздохнул заведующий, когда телят загнали обратно в загон. — Сперва Борька со своими фокусами, теперь эти разбойники.
— Зато не соскучишься, — заметил Петр, отряхивая грязь.
— Тебе не соскучишься, а мне завтра в райком отчет строчить. Как объяснить, что у нас скотина бунтует?
— А вы напишите, что животные у нас инициативу проявляют, — подмигнул Семен Кузьмич.
Ну а к вечеру, когда солнце уже садилось за березовую рощу, жизнь на ферме вошла в привычную колею. Зина закончила дойку, Петр накормил телят, а Новопашин сидел в конторе и мучился над отчетом.
— Слушай, Петр, — сказала Зина, когда они шагали домой по знакомой тропинке, — а ведь интересно мы живем.
— Это верно. Скучать не приходится.
— Помнишь, в молодости все в город рвались? А теперь и думать не хочется.
— А на что нам город? Здесь и дело по душе, и народ хороший, и воздух — дышать можно. А там что? Одна беготня.
— Да и Сенька потом, когда вернется после армии. Может здесь решит остаться хотя бы на время…
— Поглядим. Молодежь нынче другая пошла — им подавай все новое.
— А может, и правильно. Пусть мир поглядит, себя покажет. А потом к родным местам потянет.
Дошли они так до своего дома — небольшого, но ладного, с палисадником, где уже проклевывались первые весенние цветы. Зина полной грудью вдохнула вечерний воздух, достала из кармана ключ и поняла, что сейчас свалится от усталости, как подкошенная. Но все равно улыбнулась мужу и пошла в избу — завтра новый день, новые заботы.
Даже не знаю, что и сказать… У нас тут вроде как обычная проверка казармы намечалась, а превратилось всё в настоящий балаган. Ну, как всегда… Здесь, несмотря на всю строгость, частенько творится такое, что хоть смейся до слёз, хоть вздыхай и руки опускай. Впрочем, что проверка намечалась — это я загнул. Оказалась она у нас внеплановой, а мы, курсанты, всё внеплановое на дух не переносим. Оно и понятно почему — у нас на это настоящая аллергия.