Лицо с обложки

День десятый

Раз в три дня мне приходилось разгребать авгиевы конюшни на хозяйской половине с пылесосом и влажной тряпкой в руках. О, как много можно узнать о человеке, выгребая грязь из-под его кровати! Однажды я выгребла Дашино свидетельство о браке.

Оно валялось за шкафчиком вместе с маской для сна, берушами, аудиокассетами для похудания и резинками для волос. Раскрыв корочки, я обнаружила удивительную вещь: оказалось, моя дорогая сводная кузина носит в браке фамилию Ханьян.

Хм! Теперь многое становится ясно: Дашу бросил муж и по сему поводу она пребывает в глубочайшей и жесточайшей депрессии.

Обычно «сестра-хозяйка» не покидала свою нору по два-три дня. Там, в спальне, в полутьме задернутых гардин, она курила, валяясь на широком супружеском ложе, смотрела по видео эротические мелодрамы и пила шампанское. Появляясь изредка в детской, она выглядела подобно грозовой туче, набирающей силу для хорошего ливня.

Соседство Даши действовало па меня удручающе. Уж не знаю почему, но в ее присутствии шикарная квартира наэлектризовывалась злобой и черной меланхолией. Каша подгорала, молоко сворачивалось, малыш вопил, как поросенок резаный, и мне приходилось до двух часов ночи вышагивать по детской с ним на руках. Только накопив достаточно громов и молний. Дата вырывалась из ненавистных четырех стен» в водоворот светского разгула, и тогда вся квартира оказывалась в моем полном распоряжении.

Я облегченно вздыхала и расправляла крылья.

Стоило мамаше смыться, как капризный и нервный малыш моментально успокаивался, и я с ним горя не знала. Уезжая по делам, «сестра-хозяйка» имела привычку запирать раздвижную дверь, ведущую в ее апартаменты. Я сделала вывод, что главные сокровища четы Ханьянов прячутся там, и смело распоряжалась оставшимся имуществом.

Первым делом мы с малышом ехали в коляске на кухню, где готовили себе роскошный обед: свежепротертые фрукты и соки для маленьких, аппетитные канапе, кофе и пиво для больших. Затем мы катили в столовую, открывали окно, ведущее во двор, и садились у окна обедать. Под окном цвела липа, гудели пчелы. Малыш ел, пил и затихал, убаюканный чириканьем воробьев, а я роскошествовала, завидуя самой себе. Правда, порой, при мысли о Зое, меня мучило нечто похожее на угрызения совести. Пока я блаженствовала, сестре приходилось в поте лица добывать свой хлеб, играя на Арбате под палящим июльским солнцем. Я же, наевшись, напившись и намазавшись хозяйской косметикой, уходила в прихожую, открывала бездонный хозяйский шкаф-купе и занималась примеркой.

Мое первое знакомство с марками «Макс Мара», «Кензо», «Армани» и «Диор» произошло в интимной полутьме хозяйского гардероба. Не раз и не два, прохаживаясь по ламинированному паркету взад-вперед вихлявой походкой манекенщицы, я бросала загадочные взгляды на свое расфуфыренное отражение в зеркале и… изнывала от зависти!

Черт возьми, у этой отвратительной девицы было все! Все, о чем я и мечтать не могла по той простой причине, что не подозревала о существовании таких вещей! И Даша не пошевелила ни пальцем, ни мозговой извилиной ради того, чтобы это иметь. Ладно, допустим, я тоже не особо старалась преуспеть в этой жизни, но Зоя!..

Почему-то мне было обиднее всего за сестру. Oна-то заслужила все это: шикарную квартиру, одежду из бутиков, французскую парфюмерию, двухместную спортивную «хонду», мужа — Алена Делона… С мечты о том, что бы я делала, если бы Митя Ханьян оказался мужем Зои, все и началось…

День четырнадцатый

Загадочная личность красавца со свадебной фотографии давно волновала воображение. За две недели моего проживания на Малой Бронной блудный муж появлялся дома только раз, в крайне неурочное для супруга время — в полдень и на крайне коротким срок — десять минут.

Мы с малышом только прилегли на послеобеденную сиесту. Дверь детской выходила в ту самую прихожую, где я любила повертеться перед зеркалом в хозяйском «откутюр». Разбудили меня громкий шепот и возня, доносившиеся оттуда.

— Не беспокойся, мальчик спит. Не лезь, не буди его, Митя!

Но дверь приоткрылась, и я услышала тихие шаги. В детскою вошел посторонний. Я почувствовала аромат изысканного мужского парфюма. Шаги остановились рядом с кроваткой малыша, в двух шагах от меня. Очень неприятное ощущение, когда посторонний мужчина смотрит на тебя, спящую. Особенно если ты не спишь, а притворяешься.

Ханьян недолго постоял рядом с кроваткой сына и вышел. Когда дверь закрылась, я услышала, что они заговорили обо мне.

— Дальняя папина родственница из Красноярска, — шептала Даша. — Из многодетной семьи, ухаживала за младшими братьями. Здоровенная кобыла, под метр восемьдесят.

Остатки сна слетели с меня в одно мгновение. Ничего себе! Лестного мнения обо мне кузина. «Дальняя папина родственница» — стало быть, стыдно признаться, что я его родная племянница? «Здоровенная кобыла»?! Еще надо посмотреть, кто из нас двоих кобыла…

Но Митя в ответ лишь тихо рассмеялся. Он знал все Дашины уловки насквозь и, поддразнивая жену, сказал с наигранным интересом:

— Под метр восемьдесят? Любопытно с ней познакомиться.

— Я тебе познакомлюсь! — угрожающе зашипела Даша.

Признаюсь: я испытывала аналогичное желание — увидеть живьем этого во всех отношениях любопытного типа. Осуществить замысел мне оказалось проще, чем ему. Босиком подкравшись к двери, я заглянула в замочную скважину.

Даша стояла у дверей квартиры в позе «Не пущу!» Полы ее халата, как бы ненароком распахнутые, приоткрывали аппетитное содержимое. После родов Даша растолстела и носила трусики-штанишки, в стиле тридцатых годов, которые очень ей шли. Но столь прямолинейное, как столб, обольщение вызывало у разгульного мужа нескрываемую иронию. Снисходительность к дамским слабостям читалась во всей вальяжной позе этого красавца. Митя позволил Даше на минутку себя задержать, но как только ее домогательства приобрели решительный характер, блудный муж высвободился из кольца пухлых ручек и выскользнул за дверь.

Даша, пошатываясь, пошла к себе. Через минуту до меня донеслось горькое бабье вытье. Я знала, что к вечеру она вновь сорвется и поскачет в ночь, на поиски своего красавца, которою смогла окольцевать, но не могла приручить.

Не знаю, что тут меня толкнуло в спину. Не женская солидарность — это точно. Но, войдя в Дашину спальню и плотно прикрыв за собой дверь, я рявкнула:

— Прекрати выть!

Даша вздрогнула и подняла на меня опухшее от слез лицо.

— Уйди, — пробормотала она, — я хочу побыть одна.

— Слезами торю не поможешь. Ты что, не видишь? Чем больше ты за ним носишься, тем больше он от тебя бегает. Оставь его в покое! Сам приползет. На коленях.

Даша смотрела на меня со смешанным чувством. Так смотрят на вокзальную цыганку: с одной стороны, верить ей хочется, с другой — здравый смысл подсказывает уносить ноги.

— Что ты понимаешь? — в нос прогудела кузина.

— Тут и понимать нечего. Хочешь его вернуть?

Даша смотрела на меня с суеверным ужасом. Я же, глядя на нее, подумала, что на месте Мити и сама бы сбежала от такой жены. Но меня уже захватило темное, не поддающееся словесному описанию, сильнее рассудка влекущее чувство: на меня, как горная лавина, снизошло вдохновение. Я опустилась рядом с кузиной на постель и сказала:

— Слушай!..

Идея была проста, изящна и совершенна настолько, что я бы не смогла с полной уверенностью приписать ее авторство себе. Но и утверждать, будто мне ее добрые ангелы напели, я, конечно, не стану.

Кузина была избалованной, глупой, самовлюбленной девицей на пару лет старше меня, но жизнь в розовых очках отучила ее от изобретательности. Все, что следовало иметь, она покупала, а все, что следовало знать, она вычитывай в журнале «Мари Клер». И потому сейчас Даша слушала меня с открытым ртом. Но она вовсе не была наивна, как я полагала. Порой в ее маленьких прищуренных глазах, под тонкими стрелками выщипанных бровей, мелькала затаенная хитрость.