Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Любовь хранит нас
Шрифт:

«Мы как бы есть, нас как бы нет?*».

— Леша-а-а-а-а-а! — вот и все, что я могу.

Смирнов молчит, как партизан, только крепче к себе прижимает и вздергивает, когда я обмякаю и расплываюсь органической желейной массой.

— Люблю, люблю, люблю, — внизу, на финише, в сугробе, на спине, под Лешкой, не глядя на него, куда-то в сторону шепчу. — Я так тебя люблю, Смирнов. Ты… Ненавижу! — упираюсь кулачками в его грудь, стучу, колочу и костную бронь отчаянно хочу пробить. — Урод! Встань с меня, кому говорю!

— Любишь, да? — щекой, как ластящаяся собака, трется об меня. — Вот так ты меня любишь! Боготворишь и восхищаешься?

Жить без меня не можешь? Да? Ждешь, ждешь, ждешь…

— Ненавижу, — стиснув свои зубы, по-хищному задрав верхнюю губу, теперь глядя в его наглую рожу, ору. — НЕНАВИЖУ! Сволочь, ты, Смирнов! Гад и беспринципная скотина…

— Которую ты любишь, одалиска? Любишь до потери пульса. Повтори еще, родная. Ну же, повтори…

Он жестко раздирает ворот моей куртки и сразу обездвиживает жертву — своими длинными ногами раздвигает бедра и по-хозяйски всем телом укладывается сверху на меня.

Смирнов меня задавит! Задушит! Удавит! Раскрошит! Разотрет! Растянет… Последнее, что я вижу в стремительно отлетающем сознании — огромное большое небо, маленькие точки-звездочки и мужской надменный взгляд.

— Любишь, Оля? — еще раз напирает и распинает грешную рабыню на промерзшей до ядра земле. — Еще раз, детка! Ну! Я жду!

— Нена…

— Неправильный ответ, зараза! Говори только то, что я хочу…

Что ОН хочет? Господи, за что?

— Алеша, пожалуйста, ты чересчур тяжелый. Мне, — я начинаю задыхаться, похоже, приступ паники или клаустрофобии — не знаю, не пойму, — плохо! Больно! Леша, — умоляю, — я не выдержу, ты убиваешь…

— Скажи еще! — Смирнов, как куклу, вздергивает. — Еще! Еще! Еще!

— Люблю…

Так вот оно какое кислородное голодание и медленная смерть! Мне холодно — не чувствую ни рук, ни ног, только губы что-то мягкое и давно знакомое согревает своим теплом.

— Прости, малыш!

Смирнов затаскивает меня в машину, очень бережно укладывает на сидение, пристегивает и костяшками прикасается к холодной и неощутимой мной щеке.

— Прости, солнышко! Прости, пожалуйста…

— Ненавижу, — плачу и упрямо произношу. — Ты — идиот…

— Я знаю, одалиска.

Прикрываю глаза и отворачиваюсь… Ну что я видела в этой пошлой жизни? Сплошное унижение и физическую боль! Таких не любят, Оля! Разве ты не видишь, глупая. Ты для него игрушка, с которой он, как правило, «не бойся, буду за тобой». Хотела счастья — нате, получите, распишитесь… Глупая гусыня Климова! О чем мечтаешь? О любви? С ним? Со Смирновым? Не выйдет, Оленька! Он ведь даже не сказал…

— Я тоже тебя люблю. Любима-а-а-я…

Непроизвольно улыбаюсь и подкладываю руки под щеку. Спасибо, добрый мир, за такой прекрасный и волшебный сон!

Глава 23

Рапорт о переводе… Отклонено! Товарищу такому-то к исполнению…

Рапорт о переводе… Разобраться в ситуации! Отклонено! Объявить выговор товарищу такому-то…

Жалоба… «Климов, ты, х. й вялый, совсем там охренел? Товарищу Смирнову разобраться в ситуации!»

Смирнову? Всматриваюсь в инициалы — «М. С.».

Смотрю на дату — два с лишним года назад. Старое и странным образом непрошедшее через канцелярию!

Заявление… «Климов!!! Сука! Хватит! Ты всех задолбал!».

Рапорт об увольнении… Подпись моего отца и язвительная резолюция — «Уйдешь в гробу с флагом ведомства на крышке, как вариант, с медальками на мягонькой подушке, под залпы тысячи орудий, под звук сирены,

с проливкой ледяной технической водой. Служи, козел, и не доебывайся — Серега, как я от тебя устал!».

Да уж… Узнаю почерк и стиль сложения — эпистолярный, но все-таки пожарный, жанр моего отца. Батя может! Мой папа — мой герой! Пожарюга — ласковое прозвище уставшей от семейной жизни матери! А главное, до хрена сочувствия и понимания — сквозит просто из каждой буквы, слова, пунктуационного знака. Просачивается из всех щелей!

Официальный ответ на запрос…

Откуда все это взялось и что это вообще такое? Пластиковая папка, раздувшаяся от документов, личной корреспонденции сухого содержания, бесконечного числа «военных прошений» и такого же количества «неудовлетворенных просьб».

«Папа, здравствуй, это Оля…».

Стоп! Хватит!

Я захлопываю этот «ящик» и шумно, несколько раз, с налитыми кровью глазами, носом выпускаю отработанный воздух. Это, блядь, нехорошо, «Смирнов»! Ты — сволочь, невоспитанная тварь. Личное, значит, по умолчанию не для чужих рук и глаз. Какого черта ковыряешься в ее вещах? Неспециально! Так вышло! Случайно вот нашел. Скорее, просто само под руку попалось. Похоже, Ольга даже не скрывала эти документы, раз я встретил их на кухне, на деревянной полочке с макаронными изделиями.

— Алексей…

Она зовет меня. Пятый день охренеть какая высокая температура — просто жуть. Кашель, словно выплевывание души, и насморк, а еще слезящиеся глаза, нервное, очень беспокойное состояние, словно перед бурей, и категорический отказ от еды. Климова серьезно заболела, но:

«Вы не переживайте, это обычная простуда и… Чересчур ослабленный иммунитет. У девочки проблемы с витаминами и сильное переохлаждение всего организма. Хрупкое телосложение и…».

Долбаный мороз, а я, мерзавец, действительно «перегулял» свою одалиску. Так нам, без последнего предположения, конечно, вызванный на дом врач авторитетно заявил.

Сказал, блин, как отрезал, и с превеликим удовольствием выписал огромное количество химической бурды, которую Оля чересчур старательно хотела во всех аптеках выкупить и дисциплинированно принимать. Нет, уж, хрен тебе, а не курс каких-то стойких к отечественным морозам наркотических продуктов! На свой страх и риск я подошел к приобретению заботливо назначенного с тщательным, вернее, въедливым подбором. Да я просто затерроризировал скучающего фармацевта в аптеке, заставив маленькую кругленькую дамочку в очках расчехлить мне весь состав медицинского продукта. Ну что сказать… Одалиска принимает только то, что «доктор Смирнов» ей прописал и, конечно же, чуть-чуть из официально назначенного. Оля через кашель и гундосый нос язвительно смеялась:

«Решил окончательно добить меня, Смирнов?».

Я этого не отрицаю, но смысл, который вложен мною в слово «добить» в ее случае все же несколько иной.

— Оль…

Полусидя, потому что лечь не может, укутанная с ног до головы в пуховое одеяло, пытающаяся улыбнуться, Климова терпеливо ждет в нашей комнате меня? Готов побиться об заклад, что так и есть!

С кухни прихватываю стакан воды и градусник. Надо бы измерить ей температуру и предложить горячее молоко с медом. Так мать нас с Серым всегда лечила. И, сука, помогало же. Как на собаках все заживало, но это, наверное, связано с тем, что мы с братцем — стальные супермужики с увесистыми яйцами?

Поделиться с друзьями: