Мари-Клэръ

Я думала, что у нея нтъ подругъ, и, благодаря глубокой жалости, меня еще сильне потянуло къ ней. Однажды, когда большія забыли о ней, я предложила ей пройтись со мной по лужайк.

Я стояла передъ ней немного смущенная. Я чувствовала, что она мн не откажетъ.

Она пристально посмотрла на меня и сказала:

— Ты знаешь, вдь это запрещено?

Я утвердительно кивнула головой.

Она еще пристальнй взглянула на меня.

— И ты не боишься, что тебя накажутъ?

Я покачала головой.

Мн очень хотлось заплакать, и слезы душили меня. Я помогла ей встать. Она оперлась рукой на палку и, несмотря на это, она повисла на мн всей своей тяжестью.

Я поняла, какъ трудно ей ходить. Во время прогулки она не сказала ни одного слова и, когда я снова подвела ее къ ея скамейк, она сказала, взглянувъ на меня:

— Спасибо, Мари-Клэръ.

Нянька Жюстина, увидя меня съ Колеттой, подняла къ небу руки и перекрестилась.

Въ другомъ конц лужайки, грозя кулакомъ, кричала Мадлена.

* * *

Въ тотъ же вечеръ я замтила, что Мари-Любовь знаетъ о моемъ поступк, но она не сдлала мн никакого замчанія.

Во время перемны она подозвала меня къ себ на маленькую скамейку, взяла въ руки мою голову и склонилась надо мной. Она ничего не говорила мн, но пристально смотрла мн въ лицо; мн казалось, что она обволакиваетъ меня своимъ взоромъ. Отъ этого мн стало такъ тепло, такъ хорошо. Она долго цловала меня въ лобъ, потомъ, улыбнувшись, сказала:

— Иди, моя блая лилія.

Она была такъ красива со своими глазами, которые мерцали разноцвтными лучами, что я не удержалась и сказала ей въ отвтъ:

— Вы сами прекрасный цвтокъ.

— Да, — сказала она непринужденно, — но мн уже не мсто среди лилій.

Потомъ неожиданно спросила:

— Ты не любишь больше Исмери?

— Люблю.

— Ахъ, вотъ какъ, ну, а Колетту?

— И ее люблю.

— О, ты, ты всхъ любишь! — сказала она, отталкивая меня.

* * *

Почти каждый день я гуляла подъ руку съ Колеттой.

Она заговаривала со мной лишь для того, чтобы сдлать замчанія на счетъ той или другой двочки.

Когда я подсаживалась къ ней, она съ любопытствомъ разглядывала меня и находила, что у меня странная физіономія.

Какъ то разъ она меня спросила: нахожу ли я ее хорошенькой. Мн сейчасъ же вспомнились слова Мари-Любови о томъ, что она черна, какъ кротъ.

Я обратила, однако, вниманіе на то, что у нея высокій лобъ, большіе глаза и очень тонкій овалъ лица. Мн почему-то представлялся глубокій, мрачный колодезь, наполненный горячей водой, всякій разъ, когда я смотрла на нее.

Нтъ, я ее не находила хорошенькой, но я не посмла сказать ей этого, — она вдь была калка, и я отвтила ей, что она была бы гораздо красиве, если бы у ней кожа была бле.

Мало-по-малу я стала ея другомъ. Она повдала мн, что надется выйти замужъ и уйти изъ монастыря, какъ Нина большая, которая приходила къ намъ по воскресеньямъ съ ребенкомъ.

Похлопывая меня по рук, она говорила:

— Видишь ли, мн-то необходимо выйти замужъ.

Она любила потягиваться, выгибаясь впередъ всмъ тломъ.

Бывали дни, когда она плакала съ такимъ затаеннымъ горемъ, что я не находила, что ей сказать.

Разглядывая свои изуродованныя ноги, она говорила, — и это звучало, какъ стонъ:

— Нтъ, только чудо меня выведетъ отсюда.

У меня сразу блеснула мысль, что вдь Богородица можетъ сдлать это чудо.

Колетта нашла, что это вполн возможно. Она изумилась, какъ раньше это не пришло ей въ голову, вдь было бы такъ справедливо, чтобы и у нея были ноги, какъ у другихъ!

Она захотла сразу же начать готовиться къ этому, и объяснила лишь, что надо, чтобы нсколько молодыхъ двушекъ, очистившись предварительно пріобщеніемъ Св. Тайнъ, молились въ теченіе девяти дней о томъ, чтобъ на нее снизошла благодать.

Все это должно произойти въ строжайшей тайн.

Мы ршили, привлечь къ этому мою подругу Софію, потому что она была особенно набожна. Колетта взялась переговорить еще съ тми изъ большихъ, у кого было доброе сердце.

Два дня спустя все было устроено. Колетта должна была поститься и предаваться покаянію девять дней, а на десятый, въ воскресенье, она пойдетъ пріобщаться, опираясь, какъ всегда, на палку и на руку одной изъ насъ; пріобщаясь, она дастъ обтъ воспитать своихъ дтей въ любви къ Пречистой Дв, а потомъ, выпрямившись, встанетъ и запоетъ своимъ двичьимъ голосомъ: Те Deum („Тебя, Бога, хвалимъ!“), а мы подхватимъ хоромъ.

Въ теченіе девяти дней я молилась съ несвойственнымъ мн жаромъ. Обычныя молитвы казались мн слишкомъ блдными. Я читала акаисты Богородиц, подыскивала самыя звучныя славословія и повторяла безъ устали:

— Звзда утренняя, исцли Колетту!..

Въ первый разъ за все время я такъ долго стояла на колняхъ, что сестра Мари-Любовь подошла, чтобъ пожурить меня.

Никто не замчалъ знаковъ, которыми мы обмнивались между собой, и мы исполнили свой обтъ въ глубочайшей тайн.

* * *

Колетта была очень блдна, когда пришла къ обдн: щеки у нея еще больше ввалились, глаза были потуплены, вки посинли.

Я думала, что насталъ конецъ ея мукамъ, и глубокая радость охватила меня.

Рядомъ со мною Пречистая Два въ бломъ одяніи улыбалась, глядя на меня, и въ страстномъ порыв вры я мысленно крикнула ей:

— Зерцало справедливости, исцли Колетту! Съ висками, стянутыми сильнымъ напряженіемъ воли, къ которому я должна была прибгать, чтобы не отвлечься отъ молитвы, я безъ устали повторяла:

— Зерцало справедливости, исцли Колетту.

Колетта шла пріобщаться. Ея палка глухо постукивала по плитамъ.

Когда она встала на колни, то двочка, которая ее подвела, отошла, захвативъ съ собой палку, — такъ она была уврена въ томъ, что она больше не понадобится…

Произошла потрясающая сцена.

Колетта попробовала встать и упала на колни. Она искала рукой палку и, не найдя ея, снова пыталась встать.

Она судорожно ухватилась за престолъ, повисла на рук сестры, которая пріобщалась рядомъ; плечи ея заколыхались, и она грохнулась, увлекая за собою сестру.