Место третьего

Поставив Рицку на пол, провожу ладонью по его макушке, взъерошивая волосы, и усмехаюсь.

— А ты подрос.

— Сэймей, — Рицка тут же недовольно морщится, — ты так каждый раз говоришь.

— Так радуйся, пока есть возможность. Теперь я буду видеть тебя каждый день и не смогу замечать, как ты меняешься.

Рицка рассеянно водит глазами по моему животу, что-то обдумывая, потом пожимает плечами.

— Но ведь я всё равно буду расти.

Улыбаюсь и, не удержавшись, протягиваю руку, чтобы почесать его за Ушком. Рицка довольно жмурится, а его хвост радостно виляет из стороны в сторону.

— Обедал?

— Ещё нет. Я там… — Рицка неопределённо машет рукой в сторону второго этажа, и вдруг его лицо резко меняется. — Ой. Подожди, я сейчас.

Он срывается с места и взбегает по ступеням, а я неторопливо разуваюсь, отодвигаю сумку поближе к стене, чтобы никто не споткнулся — к себе отнесу потом, — и сразу иду на кухню сообразить нам чего-нибудь перекусить. Когда мою руки, замечаю на дне раковины свою ложку с лепестком клевера, выпачканную в пудинге. Ну понятно, кто пользовался ею тут без меня. И конечно, ясно, куда побежал Рицка — возвращать мою подушку на место, не иначе.

Холодильник, как всегда, забит под завязку. Только есть всё равно нечего. Мне никогда не нравилось, как готовит мама. Пусть делает она всё по рецепту и только из свежих продуктов, блюда у неё получаются какие-то безликие. Не могу сказать «безвкусные», просто, когда жуёшь очередную тонкацу или янагава-набэ, такое чувство, будто их делали на конвейере. Механические ножи резали гобо на полностью идентичные полоски, мясо жарилось в электропечи по таймеру, а яйца взбивал робот с миксером вместо руки. Нет в её стряпне никакой изюминки, никакого «секрета» или «тайного ингредиента», которым другие хозяйки обычно стремятся разнообразить рецепт, чтобы сделать собственное блюдо особенным.

Безо всякого интереса бегло оглядев контейнеры с готовой едой, останавливаю выбор на четырёх яйцах, одиноко сидящих в ячейках на дверце холодильника. Сейчас сделаю из них тамагояки, нам с Рицкой на двоих вполне хватит — оба малоежки.

— А что ты делаешь?

Рицка незаметно возникает в дверях и с интересом смотрит, как я разбиваю яйца в первую подвернувшуюся под руку миску. На самом деле я не люблю готовить. Занятие это довольно бессмысленное. К чему торчать на кухне два часа, прыгая у плиты и жонглируя сковородками, если можно за пять минут соорудить пару бутербродов? Результат-то получится ровно тот же — организм заправлен, о существовании желудка забываешь на полдня. Так что если бы я готовил только для себя, из продуктов у меня были бы только хлеб и несколько ломтиков сыра. Но раз есть Рицка — это совсем другое дело. Не потому, что его бутерброды не устроят, а потому что мне просто приятно накормить его чем-то вкусным, до чего у него самого руки точно не дотянутся в ближайшие несколько лет.

— Омлет, — оглядываюсь через плечо. — Тебе ведь нравилось раньше?

— Мне и сейчас нравится.

Пройдя на кухню, Рицка устраивается за столом и подпирает голову ладошками.

— Как в школе? — спрашиваю между делом, отыскивая на полке мирин.

— Хорошо, — отвечает он ровно, но вдруг оживляется: — О, у нас новенькая!

— Вот как?

— Да, её отца перевели работать сюда из Киото. И ей тоже пришлось переехать и пойти в нашу школу в середине учебного года. Её зовут Осаму.

— Странный выбор имени. Кажется, оно означает «закон»… хотя я могу путать.

Масло на сковородке уже шипит, я кидаю в яичную массу ложку сахара и тянусь к сахарнице за второй, но вовремя вспоминаю, что Рицка не любит, когда слишком сладко.

— Разве не всё равно, что оно означает?

— Конечно, нет. Имя — это очень важно, оно ведь…

Обрываю себя и качаю головой. Интересно, сколько дней мне понадобится, чтобы перестроиться с системной жизни на обычную? Пора привыкать, что у простых людей имя совершенно не отображает сути.

— Вы подружились с ней? — оставляю тему имён, пока Рицка не спросил, почему я вдруг замолчал.

— Ещё не успели. Она пришла только на прошлой неделе. Но с ней интересно.

— Неужели у вас в классе есть хоть кто-то, с кем тебе не интересно? — усмехаюсь я, хитро глядя на него.

И это правда. Не знаю, как Рицка умудряется хорошо общаться со всем классом и дружить с его половиной, но общие темы для разговоров или интересы он находит с каждым из ребят. На праздниках или у школы я неоднократно видел, как он беседует сначала с одним одноклассником, потом быстро переключается на другого и обсуждает с ним что-то совсем иное, потом — на третьего… Так что Рицка почти всегда находится в центре внимания образующейся вокруг него кучки друзей. И ещё он никогда не стесняется первым подойти и познакомиться. Мне до его умения налаживать контакт с людьми ещё топать и топать.

Минут через двадцать кухня наконец наполняется приятным ароматом, который подтверждает, что я правильно сделал, сразу же отправившись к плите — есть хочется зверски. Едва ставлю на стол две тарелки и сажусь, Рицка, в промежутках между кусочками омлета, принимается терзать меня расспросами уже про мою школу и экзамены.

Что всегда отличало его от других детей — так это полное отсутствие эгоизма и искреннее внимание к окружающим. Даже будучи совсем маленьким, он редко капризничал по пустякам и всегда понимал, когда его желания не совпадают с возможностями взрослых. Поэтому он никогда не тащил уставшую после работы маму гулять, не докучал по вечерам отцу, когда ему самому было скучно, и не заставлял играть с ним, если свои дела были у меня. Зато не забывал поинтересоваться, как прошёл день, что нового приключилось у меня в школе или — банально — как настроение.

Вот и сейчас, когда я вкратце рассказываю, что экзамены сдал досрочно, но весь следующий год мне придётся ездить в Гоуру для сдачи новых, он слушает с неподдельным интересом и тревожится, не тяжело ли мне будет учиться в двух школах сразу. Отвечаю ему то же, что повторял в последние дни себе: справлюсь. Деваться-то всё равно некуда.

Когда наши тарелки пустеют, Рицка вскакивает из-за стола, подхватывает их и с деловым видом несёт в раковину. Подтащив стул, забирается на него коленями и включает воду. До крана он и сам дотягивается, но вода всё равно в рукава заливается. А так процесс обходится без мелких неприятностей.

Пока он моет посуду, я успеваю стереть со стола крошки и убрать в холодильник сок. А когда кухонные дела заканчиваются, выхожу в коридор, беру сумку и отправляюсь наверх, чтобы наконец-то её разобрать. Рицка следует за мной по пятам.

С первого взгляда моя комната находится точно в том состоянии, в котором я и оставил её две недели назад. Но это если не знать, куда смотреть. А я знаю. Поэтому сразу замечаю и брошенную впопыхах подушку в изголовье кровати, и развёрнутое ко входу кресло у компьютера, и крошки от печенья на столе. Уже по этим мелким уликам могу в подробностях расписать, чем занимался здесь Рицка накануне и сегодня днём.

Собственным компьютером он обзавёлся ещё в прошлом году, на день рождения. Но в моё отсутствие почему-то продолжает время от времени наведываться к моему. Хорошо, что я взял за правило не сохранять паролей и каждый раз разлогиниваться, прежде чем закрыть браузер. А то… на всякое у меня можно случайно наткнуться.

Поняв, что я моментально просканировал всё, чего он касался, Рицка сначала прижимает Ушки к голове, но тут же делает вид, что чрезвычайно заинтересован пейзажем за окном, который не менялся со дня его рождения.