Место третьего

Сажусь на корточки, чтобы выгрести из сумки всё барахло. В живот упирается что-то тупое и твёрдое, и только теперь я вспоминаю о том, что утром стал обладателем мобильного телефона. Встав, достаю его из джинсов и кладу на стол. На всякий случай хлопаю себя по бёдрам, соображая, не осталось ли в одежде чего-то ещё, и нащупываю в правом заднем кармане несколько сложенных вчетверо листов бумаги. Достаю, разворачиваю… Да. Это то, что мы не донесли до мусорного ведра: сначала Агацума, а потом — я.

Соби… Как странно вдруг обнаружить здесь частицу его. Пусть и в виде небрежных набросков. Словно напоминание о том, что он действительно есть у меня и сейчас находится всего в двадцати минутах езды отсюда.

— Сэймей, ты купил телефон?!

Звонкий голос Рицки отвлекает от странных мыслей, я быстро складываю листы и кидаю за клавиатуру.

— Нет, это приятель подарил перед отъездом.

— А… можно посмотреть?

— Конечно, что за вопросы.

Рицка радостно хватает телефон и устраивается с ним на кровати, поджав под себя ноги.

Всю жизнь я возводил стену вокруг своего личного пространства и своих вещей, никого не впуская в её пределы. Но для Рицки у меня никогда не стояло запретов. Для него у меня нет «своего» и не было. Поэтому ему не обязательно спрашивать разрешения, чтобы что-то взять или чем-то воспользоваться. Но с годами, конечно, он стал обращать внимание на то, как ревностно я отношусь к своим вещам, когда речь заходит о других людях. Поэтому иногда спрашивает, будто проверяя, по-прежнему ли он находится в моей зоне неограниченного доступа.

Пока Рицка увлечённо тыкает во все кнопки и, судя по звуку, уже запускает какую-то игрушку, я наконец-то расстёгиваю молнию на сумке и извлекаю из её недр всю одежду, книги и тетради. Немного запоздало приходит мысль, что за то время, пока мы обедали, Соби мог прислать мне sms, а я об этом и не знаю: ведь даже не проверил, на звонке стоит мобильный, на вибро или вообще в бесшумном режиме. Даже если так, Рицка наверняка не полезет читать сообщение, но всё равно… Мало ли. Хотя вряд ли Агацума за полтора часа успел по мне соскучиться. Не вырывать же теперь телефон у Рицки из рук, плодя тем самым сразу массу подозрений.

Вынимаю последний джемпер, и под руку попадается синяя лента, которую я незамедлительно отправляю в мусор. Вот её — точно туда, не раздумывая. И с чего я, интересно, решил притащить её домой? У меня с ней связаны не самые приятные воспоминания.

Распихав письменные принадлежности по ящикам стола, отхожу к шкафу, чтобы устроить там одежду, и не сразу замечаю, что телефон уже не издаёт резких пищащих звуков.

— Сэймей… А это что?

Оборачиваюсь на изумлённый голос Рицки и ругаюсь про себя. К моему мобильному он уже потерял всякий интерес и теперь стоит возле стола, держа в руках рисунки, которые я так неосторожно туда швырнул.

Первое, что накатывает, — это паника. А подстёгнутый адреналином мозг выдаёт следом сразу несколько отговорок, одну нелепее другой, венцом которых становится «да это вообще не я». Потом, осознав весь идиотизм, заставляю себя успокоиться и перестать дёргаться по ерунде. Ведь ничего же не случилось. Это всего лишь рисунки.

— А как ты думаешь, что это? — даже улыбнуться получается правдоподобно.

— Ты хотел сказать «кто», — поддерживает Рицка мой игривый тон, лишь на мгновенье оторвавшись от набросков.

Помолчав, зачем-то интересуюсь:

— Нравится?

— Конечно. Здорово нарисовано.

— В самом деле? — а вот удивление даже разыгрывать не приходится.

— Да. Всего несколько линий… А понятно, что это ты, — Рицка задумчиво повторяет пальцем контур моего носа на верхнем листе.

Забавно. Та же мысль пришла и мне в голову, когда я увидел эти наброски впервые.

Посудив, что тема закрыта, снова поворачиваюсь к шкафу, но после солидной паузы Рицка негромко спрашивает:

— А кто это рисовал?

Оказывается, он всё ещё рассматривает рисунки, словно они его гипнотизируют.

— Да так, — дёргаю плечом, не найдясь с ответом. — Никто.

— Да?

Да, кот, да. Рисовал… один там парень… понимаешь… Вот как ему всё объяснить?

— Да он… Это неважно.

— Странно, — подводит Рицка итог, аккуратно складывает наброски и возвращает на прежнее место.

— Почему странно?

— Потому что этот «никто», кажется, очень хорошо тебя знает. Иначе бы так не получилось.

А вот теперь совсем интересно — у Рицки в голосе появляются отчётливые нотки ревности.

И я не сразу фиксирую, что именно он сказал…

— Я так не думаю, — выходит резче, чем хотел, но Рицка не замечает.

— Значит, он просто очень хорошо рисует.

М-да… Если уж выбирать между признанием за Агацумой некоторых художественных талантов и его мифическими знаниями обо мне, то я определённо выберу первое.

— Да, неплохо, — соглашаюсь я почти через силу. — Ну так… чем займёмся? Тебе сегодня что-нибудь задали?

— Нет, сегодня — ничего, — Рицка заметно веселеет. — Пойдём гулять?

— Хорошая мысль. Одевайся.

Когда Рицка выбегает из комнаты, засовываю последние джинсы в шкаф, подхожу к столу и быстро сгребаю рисунки. Почти доношу их до мусорной корзины, которая стоит под окном, но в самый последний момент рука будто сама слегка меняет траекторию, и они отправляются в нижний ящик стола.

Возвращаемся мы уже под вечер. Рицка вконец уходил меня, заставив обойти почти весь район, спуститься к реке и на обратном пути даже завернуть в парк. Не помню, когда я в последний раз столько ходил ногами. Обычно наши длительные прогулки прерываются на получасовые приземления в ближайшие кафе, но сегодня его что-то прорвало. Наверное, обед сил придал. И когда он уже отпирает входную дверь, выглядит так бодро, словно готов незамедлительно повторить маршрут. Я же, напротив, только и мечтаю о чашке горячего чая и не менее горячей ванне, желательно с морской солью или ещё какой-нибудь пахучей цветастой дрянью, которой мама заставила всю зеркальную полку.

С кухни тянет жареной рыбой, а за дверью слышен высокий мамин голос, лишь изредка разбиваемый папиными односложными ответами. Пока я лениво расшнуровываюсь, Рицка выскакивает из кроссовок прямо так и несётся на кухню, чтобы сообщить родителям радостную новость:

— Мама, папа, Сэймей вернулся!

Ну да. Как будто, придя с работы и не застав Рицку дома, они не догадались подняться наверх и обнаружить мою сумку, которую я так и оставил валяться посреди комнаты.

— Да, мы знаем.