Место третьего

— Сэймей, прошу, посмотри на меня. Сэймей!

Кружится голова, всё вокруг плывёт. Голос Соби раздаётся всё дальше и дальше. Круглые рты, круглые глаза… как головастики… точки вместо зрачков… руки-плети… сумрачные лианы… Сейчас я упаду. Главное — чтоб не вниз, не туда, не к ним…

— Сэймей!

Этот голос — единственное, что ещё держит меня на плаву сознания. Он слишком громкий и назойливый… Я через силу морщусь…

— Послушай же меня! — и этот голос выкрикивает уже как-то отчаянно: — Это же просто Мунк!

Мунк? Что такое Мунк?.. Это как «луна» по-английски?.. А причём тут вообще луна?..

Я заставляю себя моргнуть. Раз, другой, третий. Странные существа не исчезают, но тут мне удаётся заметить то, что я не замечал раньше. Они вцепились в край «пазла», плавно покачиваются на волнах лавы, но почему-то наверх не забираются, как будто не могут. Обложили мой остров и теперь плавают под ним, удивлённо глядя на меня своими круглыми глазами.

Мунк? Минуточку… Где-то я всё-таки уже видел этих гуманоидов. И вот эти красно-жёлтые полосы их фона мне почему-то знакомы. И они должны не удивляться… они должны… кричать... Я вспомнил! Они кричат! Они кричат от страха. Они, а не я! Так кричите же, кричите, твари!

И эти твари тут же, как по команде, отцепляются от «пазла», прижимают продолговатые ладони к голове и беззвучно кричат, раскачиваясь из стороны в сторону, как надувные шарики на ветру. И это до того забавное зрелище, что смеяться хочется.

Я улыбаюсь им сверху вниз, а они вдруг начинают один за другим растворяться в лаве: сначала тела, руки и головы, а потом с поверхности пропадают и десятки выпученных от ужаса глаз. Больше не трясёт. Я распрямляюсь, сбрасывая остатки морока, глубоко вдыхаю. Голова опять начинает кружиться, но на этот раз от кислорода, которого мне не хватало последние минуты. Когда я снова смотрю вниз, бездна уже привычно серая.

— Нет! — визжит Маико, которая уже, наверное, праздновала победу, а Кохаку злобно сжимает и разжимает кулаки.

— Я вспомнил, Соби, — тяжело дыша, усмехаюсь я Агацуме, который смотрит на меня с довольной улыбкой. — Картина называется «Крик».

Он медленно кивает, не сводя с меня сияющего взгляда.

— Я тут ещё кое-что понял, — говорю я, кивая на серую пустоту под ногами. — Все их заклинания и иллюзии приходят снизу. Значит, там они нашли какую-то подпитку для Силы. Отрежь их от неё, а потом разберись как с самыми обыкновенными щенками. Это приказ!

— Слушаюсь, хозяин!

Синие глаза загораются блеском, Соби резко поворачивается к противникам.

— Земля, наполнись силой, прорасти трава. Взрасти покров на пустоте, сомкнись стеной. Отрежь и выпей соки. Ущерб тотальный!

Я и не ожидал, что Соби соединит оба приказа в одном заклинании. Но эффект получается неповторимый…

Бездна стремительно чернеет, поднимается, становится выпуклой, превращается в настоящую почву, которая поглощает наши «пазлы». Почва обрастает травой — это похоже на ускоренную в несколько сотен раз запись из какой-нибудь «природной» передачи.

— Исчезни! — кричит Кохаку.

— Окрепни, — твёрдо возражает Соби.

Трава становится гуще и выше вокруг Faithless, заключая их в плотное кольцо.

— Универсальная защита!

— Усиление.

Вытянувшись до человеческого роста, стебли принимаются стегать защитный купол Faithless, с каждым разом стенки всё сильнее продавливаются внутрь. Кохаку ещё пытается укрепить щит, Маико боязливо пятится.

Я делаю несколько шагов вперёд, насколько позволяет держащая меня цепь, концентрируюсь, собирая воедино всю Силу, которая у меня осталась.

— Маико, ты проиграла. Смирись!

Ну и кто там говорил, что на них ментальные приёмы в Системе не действуют?

Маико взвизгивает и только и успевает, припав к земле, накрыть голову руками. Стебли разбивают купол вдребезги, тянутся к ней, обвивая запястья, ноги и шею. Кохаку бросается к своей Жертве, но стебли опоясывают его грудь и сдавливают так, что он принимается кашлять, бестолково скребя по ним ногтями. Маико достаётся жёстче — зелень залепляет ей рот, глаза, распинает на земле, оплетает шею прочной удавкой. Саму Маико за зелёной смирительной рубашкой теперь не видно, она уже не издаёт ни звука и почти не дёргается.

— Сэймей, — Соби неуверенно косится на меня, — может, достаточно?

— Нет. Мы ведь бьёмся до полного вывода Жертвы — она сама так сказала.

Кохаку уже не пытается сопротивляться, только беспомощно смотрит, как задыхается его Жертва. Потом вдруг хмурится, вскидывает голову и начинает с новой силой трепыхаться в травяном захвате.

— Хватит! Хватит, остановись, Сэй-сан! Она уже без сознания!

— Предлагаешь поверить тебе на слово? — усмехаюсь я.

— Всё, всё, хватит! Победа за Beloved!

— Соби, довольно.

— Отмена. Выход, — Агацума щёлкает пальцами.

Купол Системы распадается, наколдованная земля уменьшается до размеров точки и исчезает. Мы вновь на пустынном ночном стадионе, на котором произошло лишь одно изменение: раздолбанный рекламный щит валяется неподалёку от Faithless.

Едва освободившись, Кохаку кидается к Маико, приподнимает её голову и кладёт себе на колени.

— Уходим, — говорю я, разворачиваясь, но Соби остаётся стоять на месте, тревожно глядя на поверженную пару.

— Кохаку-сан, — осторожно зовёт он, — вам нужна помощь?

Кохаку гладит Маико по лбу, проверяет пульс, потом качает головой и пытается улыбнуться как ни в чём не бывало, но получается с явной натяжкой.

— Спасибо, Соби-сан, всё нормально, просто обморок. Твои заклинания, как всегда, сильные, но почти нематериальные. Она скоро придёт в себя.

— Хорошо, — кивнув ему напоследок, Агацума нагоняет меня.

— Что значит «нематериальные»? — спрашиваю я после недолгого молчания.

— Значит, что почти не наносят реального вреда вне Системы.

— Да? А если бы мы дрались насмерть, противник бы тоже умер понарошку?

— Нет, всё было бы иначе, — Соби мрачнеет, достаёт сигареты и закуривает. Выпустив первую порцию дыма в сторону, поглядывает на меня. — Сэймей, тебе нельзя возвращаться домой в таком виде.

И только тут я вспоминаю, что, вообще-то, ранен. Этим чёртовым «бичом» мне рассекло плечо и щёку. Щёку вроде бы несильно, хоть и до крови, а вот плечо теперь ноет — даже думать не хочу, что увижу, когда доберусь до дома и стащу с себя одежду. Щупаю лицо — кровь уже подсохла, превратившись в мягкую корочку. Только бы шрама не осталось — не хватало мне ещё… Хотя на мне всю жизнь раны заживали как на собаке. И на Рицке, между прочим, тоже.