Мои дорогие привидения

– Так они же могут… – Федя не договорил.

– Ничего они не могут, – иронично скривился Котофей. – Вы, может быть, решили, что Ксанка свои умения на вас в полной мере продемонстрировала? Полноте. Это так, забава была. Если её действительно обидеть или разозлить, вот тогда…

– Понятно.

– К тому же цены в клубе бешеные, а пойло так себе, – подытожил кот. – И вообще, у нас дела.

– Вот, к слову, о делах.

– Сегодня задачка будет посложнее. Девятнадцатое столетие, время строительства железной дороги в Дубовеже. Был тут один крайне неприятный эпизод при монтаже моста.

– Над Серебрянкой?

– Нет, над её «соседкой». Речка Ивница, это на юго-запад отсюда. В общем, детали потом.

– И кого теперь будем спасать? Не дети же мост строили.

– Не дети. Рабочих попробуем выручить.

– Вы за этим меня догоняли? – недоумённо посмотрел на собеседника Фёдор. – По-моему, тут ничего такого срочного, что нельзя было бы сказать позже.

Морда кота выразила нечто вроде смущения.

– Вообще-то, нет, – нехотя признался он. – Просто в Дубовеж из Луговца одна дорога, и раз уж вы в город подались, то точно мост бы не миновали. А там Ксанка. А этой… – он раздражённо пожевал губами, – …пигалице любой новый парень – уже интересно. Я ведь говорил, утопить она бы вас не утопила. Ну а если б об опору приложила? И отправились бы вы на недельку в больницу отлёживаться? Вот и помчался следом, останавливать дурёху.

– Спасибо.

– Да чего там, – махнул Баюн лапой. – Вы в котором часу возвращаться планируете?

– Ну, часа четыре, пять. Погуляю да вернусь.

– Прекрасно, – кот с прищуром оглядел писателя. – Кстати, а вы заметили, по какому мосту сегодня ехали?

– Так ведь не то, чтобы ехал, – Фёдор постарался вспомнить, что такого в мостике, через который он прошёл туда-сюда, чтобы забрать велосипед, рюкзак и сланцы с луговецкого берега. – Ну, бревенчатый. Вроде не гнилой, вполне добротный. По виду должен машину выдерживать.

– Выдерживает, – подтвердил Бают. – И именно что бревенчатый. А не бетонный.

– В каком это смысле?

– В смысле последствий, – Котофей пристально посмотрел в глаза человеку и, заметив постепенно приходящее осознание, мелко закивал, скаля в усмешке клыки.

– Должен был быть бетонным?

– Из канализационных колец. С плитами поверху.

– Значит, из-за вчерашнего на Серебрянке не капитальное сооружение, а временное? Как-то это на позитивный эффект не тянет.

– В самом деле? – иронично приподнял бровь кот. – Лет пять тому назад по весне один мужичок из Луговца шёл через мост, поскользнулся и упал. Был как раз разлив. Вы пригорочек хорошо запомнили, с которого спускались?

– Вроде.

– Так вот, вода до середины спуска дошла. То есть бетонные кольца под воду ушли, только-только плиты над потоком возвышались. Да и те захлёстывало постоянно. Бедняга туда и нырнул.

– В кольцо?

– В кольцо. А в кольце, как оказалось, потоком мусора набило. Ветки там всякие, пластик. Пробка, одним словом. Ну и… – Баюн сделал прощальный взмах лапой.

– Если я правильно понял, – медленно начал Федя, – то в нашем случае…

– В нашем случае «временное», как вы изволили выразиться, бревенчатое сооружение, располагается выше такого уровня подъёма воды примерно на полметра. Местные парни, к слову, в омут под мостом на спор ныряют.

– Перед Оксаной красуются?

– Само собой. Так вот, мужичок упал, его протащило под настилом, а метрах в пятидесяти, на излучине, вынесло на берег. Ну, промок, подмёрз, провалялся дома пару недель, но оклемался и ничего, жив-здоров. Так что, Фёдор Васильевич, меньше думайте про последствия. Поверьте, вам такие терзания совершенно ни к чему.

* * *

Писатель осмотрел перечисленные Баюном три особняка, две церкви и мэрию, потом отыскал магазин. Котофей Афанасьевич оказался и прав – и всё-таки неправ. Да, архитектурные памятники городка были скромными, но имелось в них и своё очарование. В некоторых областных и во многих районных центрах такие «пережитки прошлого» давным-давно пошли на слом. А там, где они ещё с трудом держались, старые здания доживали свой век чужеродным пятном в окружении нетерпеливо подступающей новой застройки.

В крупных же городах, вроде того, откуда был родом сам Федя, участь подобных домиков была не менее печальной, но куда более скоротечной. Как правило, если речь шла о лакомом участке земли где-нибудь в центре, они сперва оказывались в руках нескольких кристально честных и совершенно нищих граждан, которые не могли позволить себе не то, что капитальный ремонт, но даже и вялотекущий уход. Всяческие комиссии и надзоры старательно вносили свою лепту – даже забивание какого-нибудь несчастного гвоздя в отваливающуюся с фасада доску могло быть расценено как порча культурного наследия.

Чуть позже появлялись люди более солидные, освобождавшие прежних жильцов от обременительных хлопот с проблемной недвижимостью, а дышащую на ладан постройку – от последних мучений. И шли под ковш экскаватора прежние купеческие особняки, доходные дома, остатки уже не раз перестроенных церквей, производственных цехов и давно забытых объектов инфраструктуры. Памятники выявленные, не выявленные и навсегда оставшиеся безвестными.

Так что Фёдор с удовольствием вёл по сонным дубовежским улочкам свой велосипед, любуясь сохранившейся на домах деревянной резьбой, которую каким-то чудом никто не подумал упрятать под вездесущий сайдинг. Не меньше получаса в сумме простоял писатель у трёх особняков, еще час потратил на храмы, при одном из которых даже уцелело старинное, допетровских времён, кладбище. Этот древний погост за кирпичной оградой продолжался уже современным, вклинившимся глубоко в лесную опушку. Тут, по прочно укоренившейся традиции, ограждения соседних участков наступали одно на другое, не оставляя ни пяди свободной земли, и заставляя живых визитёров пробираться исключительно боком.

«Можно было бы написать неплохой сюжет про какого-нибудь вурдалака, – подумалось Феде. – Старый храм, давно заброшен. В семейном склепе барона N… Ой, нет-нет-нет, – вспомнил он первое появление Насти. – Оно, конечно, не факт, но лучше, наверное, не проверять, что там и как в итоге материализуется».

Магазин обнаружился на том же самом месте, и даже витрины с изрядно запылёнными стёклами всё ещё хранили остатки советской раскраски. Над крыльцом появился широкий железный козырёк, и Фёдор, пристёгивая велосипед к опорному столбу карниза, не удержался. Он сделал вид, что завязывает шнурок, а сам бегло оглядел бетонный бок крыльца, отыскивая след давнего удара ЗИЛа. Но то ли удар в итоге оказался слишком слабым, чтобы оставить заметную вмятину, то ли вмятина была, но её со временем замазали. Сейчас ничего не напоминало об июне конца девяностых и россыпи битых бутылок, бриллиантами блестевших перед магазином.

Зато сама торговая точка очень живо воскресила в памяти писателя маленькие магазинчики, хаотично возникавшие на заре эпохи свободной торговли и конкуренции. Здесь продавали всё, от лопат для чистки снега до свежей молочной продукции, было немного старомодно, но чистенько, и теперь работало сразу трое продавцов. Федя с блаженной улыбкой оглянулся по сторонам: «Ромашка», как теперь скромно именовался данный объект торговли, разом походил и на промтоварные магазины из писательского детства, и на тогдашние же бакалейные.

Впрочем, иллюзия довольно быстро рассеялась. Этикетки на полках оказались ровно такими, как и в любом сетевом супермаркете. Разве что сам ассортимент был заметно меньше, зачастую ограничиваясь по каждой позиции всего парой наименований.

«Что берёте, вот тот или другой?» – усмехнулся Фёдор, разглядывая старый фирменный холодильник с газировкой и тут же, рядом, на полке – горку-подставку, утыканную леденцами на палочке, словно ёж иголками. Зато молоко и часть молочной продукции в отдельной витрине оказались вовсе без логотипов, как и мясной ассортимент за стеклом в другом конце зала. Похоже, эти товары в Дубовеж привозили из какого-то расположенного неподалёку фермерского хозяйства.