Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая

Они смеялись так, как умеют смеяться только в молодости — задорно и беззаботно, как будто завтра не существует.

А потом затихли, глядя, как на горизонте начинает ржаветь небо — к вечеру. Жара спадала.

* * *

— Тяжело сейчас под Мадридом, да и вообще по всей Испании стало труднее, — стал серьёзным Остряков и, закуривая, продолжил: — По сравнению с ноябрём прошлого года, скажу тебе — небо стало совсем другим. Франкисты за это время сделали реальный рывок вперёд. И по количеству, и по качеству аппаратов.

Лёха покосился на него:

— С «мессерами»-то сталкивался?

— А как же. Встретились, — кивнул Остряков. — У фашистов новые машины появились, двухмоторные бомбардировщики с такими плавными, округлыми крыльями. Шли на встречных. Мы — на четырёх километрах, а они — ну, так, километра на два выше точно. Шпарим мы парой с армейцами в гордом одиночестве и видим, как почти навстречу нам три самолёта идут — и с истребительным прикрытием. «Мессеры» парами так синхронно и спикировали сверху. Мы в стороны, стрелки открыли огонь, увернулись, конечно, но с большим трудом. А они даже повторно атаковать не стали — потянулись обратно на высоту, к своим бомбёрам.

— Свезло, — пробурчал Лёха. — Могло быть хуже.

— Да уж. А ребята с Алькалы рассказывали, старые «Юнкерсы-52» почти исчезли в дневных налётах, и эти итальянские… как их… «пипистроне» — тоже. Теперь почти всегда новые двухмоторники идут. А они, зараза, шустрые. И-15 толком-то их вообще не догоняют, да и «ишаки», если и могут догнать, то с трудом.

Лёха фыркнул, вспомнив свой опыт атаки гидропланов:

— Сбить такого бомбера из пары пулемётов калибра «на затворной тяге» — это уже из раздела сказок. Или сразу на орден Ленина можно отличившихся подавать. Строчишь, строчишь, а как шёл, так и прёт. Только его пулемётчики осыпают тебя очередями — не жалея патронов…

Николай согласно кивнул головой и продолжил делиться впечатлениями:

— Слышал, Якушин с Серовым ночью «Юнкерс пятьдесят второй» как раз завалили. На И-15-х. Но, в общем-то, случайно получилось. Заметили выхлоп и силуэт на фоне неба, подкрались, как тени, и в упор, по незащищённому топливному баку, который у фюзеляжа — длинными очередями… Пламя сразу полыхнуло — вот и взорвался фашист.

— Да. И ещё — тактика у франкистов сильно изменилась. «Хенкели-51», бипланы, теперь только на штурмовку работают, по тылам, где наши не летают. В боевые стычки стараются не соваться. «Фиаты» же, итальянские, ходят здоровенной толпой, с «чатос», с И-15-ми вполне себе охотно в стычку идут, а с «ишаками» стараются не связываться.

— Знают, суки, что делают, — кивнул Лёха.

* * *

— Лёша, я в штабе днем был. Пару наших, точнее один наш, а второй испанский пароход утопили. Мы провели разведку маршрута перед выходом, вражеских судов не обнаружили, о чем и доложили…

— Похоже, ихние подводники активизировались… — резюмировал наш герой.

— У тебя завтра с самого раннего утра снова вылет на сопровождение, — напомнил Остряков. — Морской патруль. Возьми пару соток, на всякий случай. Или даже лучше четыре сотки… случаи разные бывают.

И жизнь продолжалась — с быками, тельняшками и со своей собственной, испанской войной.

Самый конец июля 1937 года. Средиземное море между Картахеной и Алжиром.

Джузеппе Трипанелли, пока ещё всего лишь « теренте ди васцелло» Королевского флота Италии — то есть капитан-лейтенант, если переводить на более понятные читателю звания — стоял на мостике своей подводной лодки «Каппони» и вдыхал ночной воздух полной грудью.

Выйдя из Ла-Специи неделю назад, он теперь с экономичной скоростью патрулировал вдоль берегов республиканской Испании, направляясь от Аликанте в сторону Картахены, пересекая возможные маршруты испанских и советских транспортов, везущих оружие.

Позади были годы учёбы, учений, тренировок и, самое главное, — отпихивание локтями своих соратников — моряков — подводников. И вот теперь он, ещё молодой офицер, командовал своей собственной лодкой!

Он, родившийся в Бразилии в семье эмигрантов из Сорренто, отлично помнил разговор с адмиралом, командующим подводными силами:

— Пиппо, сынок! Я хорошо знаю, что ты был первым на курсе. Я видел твой послужной список. Я бы гордился, имея такого сына. Но поверь, это максимум, что я могу для тебя сделать — дать тебе даже это старьё. Моя мать и отец были родом из Сорренто — этого ты не найдёшь в документах. Сам знаешь, у нас все должности сплошь заняты северянами. Нам, южанам, очень тяжело пробиться наверх!

Да, его лодка была прародительницей всех остальных и находилась в строю уже больше восьми лет, но он сумел за полгода привести её в образцовый порядок, а главное выдрессировать экипаж. И теперь он собирался утереть нос этим выскочкам и любимцам начальства — Джанфранко Приароджа и его командиру Карло Феча ди Коссато.

Напутствие адмирала прозвучало коротко:

— Топи их всех: сынок. Главное — чтобы не осталось следов и не взяли за ж@пу на горячем.

Так он и получил свой приказ — лично от адмирала, командующего подводным флотом Италии: топить корабли, направляющиеся к испанским республиканцам, оставаясь при этом «неизвестным подводным судном».

Он вспомнил беседу с немецким нахалом, устроившим ему экскурсию по своей лодке, стоящей рядом у причала в Ла-Специи. Больше всего его поразил аппарат расчета торпедной стрельбы. Немец просто вводил в здоровенную железную машину данные курсов и скоростей и получал готовую для стрельбы торпеду! Его собственный показался ему просто вчерашним веком.

Вчера он уже атаковал пароход, шедший в Картахену, но позиция была неудачной, и обе торпеды прошли мимо цели. Сегодня он не намеревался упустить шанс. Замучив своего штурмана манёврами и расчётами, Трипанелли надеялся занять идеальную позицию для атаки.

Ветер с моря приносил запах соли и чего-то, что он готов был принять за вкус свободы. Трипанелли чувствовал, как сердце наполняется гордостью и решимостью.

Подводная лодка скользила по воде, оставляя за собой белую пенную дорожку. Лишь лёгкая рябь на поверхности выдавала её присутствие. Джузеппе посмотрел в сторону горизонта, где начинали вырисовываться очертания испанского побережья.

«Вперёд, — подумал он. — Пусть весь мир узнает, на что способен Джузеппе Трипанелли. Мальчик из Сорренто!»

Самое начало августа 1937 года. Аэродром Лос-Альказарес, пригород Картахены.

— Ну что, твой вылет! — Николай хлопнул зевающего Лёху по плечу, — Давай, заводи свою свиристелку!

В этот вылет ничего не предвещало особенно героического. Обычный патруль, и ничего в нём не могло быть необычного. Лёхина СБ-шка взлетела с Лос-Алькасареса чуть позже рассвета. Воздух ещё был полон прохлады и прекрасного испанского лета. На «хреновых» самодельных кронштейнах имени ст. лейтенанта Хренова, под крыльями СБ-шки висела пара стокилограммовых бомб, ещё пару Лёха подвесил на почти штатных узлах подвески, на центроплан, переделанных под имеющиеся в наличии стокилограммовые бомбы.