Мученик

На это остальные керлы одобрительно забубнили, и в этом гуле слышалось определённо скверное ворчание. Эти люди были рассержены, и не без причины. В более спокойные времена я бы спросил, знают ли они, что Леди, под знамя которой они хотят встать, собирается сражаться за того самого короля, которого они винят в своих бедах. Но не спросил. Сердитые люди нынче в цене.

– И многие ли в этом графстве думают так же? – спросил я, и в ответ многие головы одобрительно закивали.

– Сотни, милорд, – ответила женщина с дикими глазами. – Окромя тех трусов в Галлсбреке. Слишком уж им легко жилось, да. Вот они и будут лучше сидеть на жопе ровно, да эль попивать, нежели сражаться за Леди. – Её вытаращенные глаза расчётливо прищурились. – Вам бы остановиться там, ваш светлость, да сжечь это место.

– Я капитан, а не лорд, – заявил я, повысив голос, чтобы перекричать одобрительный гул. – И Леди не отправляет своих солдат сеять разрушения без оснований. – Я указал на обочину перекрёстка. – Сидите здесь и ждите войска Ковенанта. Они прибудут к ночи. Представьтесь капитану Суэйну.

Эйн и Эймонду я поручил раздать керлам хлеб и выяснить названия и ориентиры всех деревень и хуторов в пределах дневного разъезда. Разбив лагерь до наступления темноты, я распределил разведчиков по парам, выдав каждой из них воззвание о марше Леди на север и список мест, в которые его надо отвезти.

– Некоторые захотят, но многие нет, – предупредил я их перед отправкой. – Не старайтесь убедить, просто распространите весть. Скажите, что все, у кого есть сердце сражаться за Леди, пусть идут в Гилдтрен. – Я посмотрел на жадно евших керлов на обочине, у которых не было ни топоров, ни секачей. – И пусть захватят всё оружие и припасы, какие только смогут.

***

Спустя восемь дней я остановил Черностопа на холме в нескольких милях от ремесленного городка Гилдтрен. Боевой конь не очень-то годился для разведки, поскольку таких выводили для атак и сражений. В Оплоте он с удивительным восторгом отреагировал на моё возвращение, качал головой и позволил почесать ему нос. А теперь, после того, как он столько дней вёз меня по размокшим от постоянных дождей дорогам, вернулось его обычное равнодушие, и он лишь презрительно фыркнул, когда я провёл рукой по его шее.

– Итак, похоже, мы собрали ей армию, – заметила Джалайна. Гилдтрен разросся водяными мельницами, деревенскими домами и амбарами, которых вдоль реки Мергильд понастроили столько, что хватило на полноценный город. С этого расстояния казалось, будто его словно вспучило от какой-то болезни. Вокруг города и вдоль реки выстроился хаотичный лагерь из палаток и самодельных шалашей, дорожки и поля полнились людьми. Солдатская жизнь приучила меня, что глупо пытаться точно пересчитать большую массу народа, но мне показалось, что оценка тысяч в восемь не сильно разойдётся с истиной.

Наш проход по южным приграничным землям Альбериса встречали с немалым энтузиазмом. Люди – по большей части такие же рассерженные и оборванные, как толпа, следовавшая за Джалайной до перекрёстка – внимательно слушали вести о походе Леди на север. В завершении каждой речи звучал один и тот же вопрос: «У кого хватит отваги и веры сражаться за Леди?». Несмотря на множество рук, поднимавшихся в знак согласия, число собравшихся здесь означало куда больший отклик, чем я ожидал. Многие в ответ на пламенную речь перед восприимчивой публикой с радостью демонстрировали энтузиазм, но, как только стихали радостные крики, расходились, и перспектива настоящей битвы заставляла их призадуматься. Впрочем, приманка в виде благословения Леди укрепляла даже самые слабые сердца.

– Такую ораву нелегко будет накормить, – проворчал я, чтобы Вдова порадовалась, высказывая очевидное:

– Это была твоя идея.

Мой хмурый укоризненный взгляд она встретила открытой улыбкой, которая, как я заметил, у неё в последние дни появлялась всё чаще. Видимо, жизнь в движении поднимала настроение, отвлекая от бездонной ярости, ставшей её уделом.

– Возвращайся к войску, – велел я ей, покрепче ухватив уздечку Черностопа, и ударил его пятками, заставляя идти вперёд. – Расскажи Леди Эвадине о том, что она увидит, когда придёт сюда. А я тем временем попробую привести этот хаос в какое-то подобие порядка.

***

Для новообразованных групп естественно выдвигать вожаков, подходящих на эту роль из-за прошлого опыта или заслуженного уважения. Другие же, вроде бородатого мужика в одежде паломника, который вышел из толпы и перегородил мне путь, поднимаются благодаря способностям привлекать на свою сторону тех, кого легко обдурить. Не все разбойники накапливают добычу воровством или насилием. Некоторые, кого Декин называл «болтунами», обладают поразительным талантом присваивать чужое при помощи одних только слов. Лорайн определённо обладала таким даром, для пущего эффекта используя тщательное сочетание игры на публику и лжи. И, на мой взгляд, пользовалась своим даром куда более тонко и искусно, чем этот бородатый обманщик.

– Кто здесь явился говорить от имени Леди? – подняв над головой посох, потребовал он ответа голосом, натренированным в обращении к толпе. Судя по почти безмолвному ожиданию людей вокруг, я заключил, что они за последние несколько дней выслушали немало отточенных проповедей этого парня. – Мы собрались здесь сражаться за Ковенант, и не станем слушать ничей голос, кроме как её!

Я с первого взгляда счёл этого паломника болтуном. Это было ясно по тому, как его немигающие глаза блестели ярким фанатичным светом, но периодически стреляли по сторонам, оценивая, какой эффект произвели его слова на толпу. Истинно верующие растворяются в мире собственной уверенности, и их не заботит, найдёт ли поддержку в других душах их проповедь. Не дав никакого ответа, помимо спокойного наклона головы, я заметил, что его самообладание на миг засбоило. Умный вор знает, когда пора бежать. Этот же продемонстрировал нехватку сообразительности, поскольку задержался, чтобы нагло ввязаться в надвигающуюся конфронтацию, предположительно при поддержке внушительной толпы за его спиной.

– Видения мне были, – нараспев протянул он, схватив посох обеими руками. Потом закрыл глаза и заговорил громче, добавив дрожи рукам, чтобы поддержать впечатление божественного вдохновения. – О том Биче, что был, и о том, что грядёт. О Леди, ведущей нас чрез тьму и отчаяние ко спасению! И только перед нею мы склонимся! Ежели ты, солдат, поистине её гонец, то ступай и скажи ей. – Он открыл глаза и широко раскинул руки, дрожавшие от набожного рвения. – Скажи ей, что паства ожидает её слова!

«Фокус в том, чтобы не играть роль, которую тебе назначили», сказала мне Лорайн как-то ночью у костра, давным-давно. «Так можно избежать ловушки болтуна». И потому, вместо того, чтобы в ответ громко заявлять о том, кто я такой, я спокойно сидел в седле и определённо недружелюбно смотрел в глаза бородачу. Толпа его заявление встретила тёплыми криками, но время тянулось, и голоса стихали. Предполагаемый провидец снова подтвердил моё суждение о нём, позволив лицу нахмуриться в замешательстве. Я должен был пронзительно вопить о своих полномочиях, только чтобы меня перекрикивал этот набожный и явно самозваный глас Похода во славу Леди. Тогда бы мои протесты заглушил нарастающий шум толпы, вероятно, доведённый болтуном до опасной черты, и мне пришлось бы ретироваться, дав ему ещё день или два прибыльно обдирать всех вокруг.

Глядя, как он, неуверенно облизнув губы, приводит в порядок актёрскую маску, я почувствовал сильное искушение просто натянуть поводья Черностопа, чтобы животное набросилось своими копытами. «Просто растоптать гада и покончить с этим». Я отогнал эту мысль, зная, что она порождена гневом. С того самого момента на вершине башни мысли об Эвадине переполняли мой зависимый мозг, и эти мысли становились всё мрачнее всякий раз, как встречались с чем-то или с кем-то, кто мог бы причинить ей вред. Я не сомневался в способности Эвадины одной проповедью захватить сердца и души этих людей, но нельзя было позволять такому, как этот, шнырять посреди её новособранной армии. Однако если просто убить его, то это произвело бы плохое впечатление на тех, кто считал, что их призвали для высшей цели.