Мученик

– Эти люди жизненно важны для планов Доэнлишь, – сказал я ей. – Для планов, до которых вам, по вашему утверждению, нет дела. Вы сохраните им жизнь, и вы скажете мне своё имя. Если я неправ, прикажите воинам зарубить нас всех здесь и сейчас.

Я точно знал, что она тщательно обдумывает мои слова, хотя, помимо прищуренных глаз и редкого подёргивания рта, она ничем этого не выказывала. Одно короткое слово, и наше надоедливое вторжение будет окончено. Но такой старый человек наверняка знает неудобную правду о том, что у всех действий бывают последствия, и некоторые намного серьёзнее прочих.

– Улла, – сухим и безжизненным, как пустыня, голосом проговорила она. – Меня зовут Улла.

– Элвин Писарь. – Я поклонился. – К вашим услугам. – Я выпрямился и указал на пленников. – Позвольте вам представить лордов Мерика Альбрисенда и Рулгарта Колсара, до недавнего времени из герцогства Алундия. Эти замечательные благородные люди оказались сейчас без дома и, я уверен, будут очень благодарны вам за ваше гостеприимство.

Улыбка соскользнула с моих губ, и я тоже сердито уставился на неё, добавив твёрдости в голос:

– Нам потребуется дом. Заебали коровы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Как я понял, дом, который нам предоставили, раньше был жилищем недавно умершего старика. Он уютно расположился во всём своём косом, покрытом мхом великолепии у старого, шишковатого ствола тиса, который вширь, казалось, был больше, чем в высоту. Дерево и дом предсказуемо располагались на удалении от остальной деревни, зато удачно близко от быстроводного ручья. Отодвинув полусгнившую дверь без петель, я оказался посреди затхлого аромата, множества паутин и незначительного количества мелких бывших обитателей, судя по их дружному паническому бегству.

– Всё равно это лучше, чем коровник, – сказал я лорду Мерику, когда мы затащили его почти бессознательного дядю внутрь. Заметив останки кровати в центре тёмного помещения, мы переместили обмякшее тело аристократа на матрас из сложенных мешков и шкур, подняв при этом клубы пыли. Рулгарт пробовал слабо протестовать, бубня слова без особого смысла, кроме одного, вызвавшего на ум изобилие нежеланных образов:

– Селина…

– Жар. – Я добавил в голос грубых ноток, прижимая руку ко лбу Рулгарта. – И давно он так?

Лорд Мерик ответил не сразу, а таращился на меня пустыми глазами, такими измождёнными, что выказывали только лёгкую озадаченность.

– Почему вы спасли нас? – спросил он, и его голос был таким же пустым, как и выражение его лица.

– Я подумал, что от вас будет польза. – Это была наглая ложь, поскольку я от этих двоих не ожидал ничего, кроме горя. Но этот юный полуголодный аристократ счёл бы правду попыткой обмануть его. – Как давно? – подсказал я ему.

– Уже прошло несколько дней, – сказал он, удивлённо моргая, и печально посмотрел на дядю. – После падения с горы надо было спешить, но он слишком быстро заболел. Я нашёл в лесу запас орехов, на которых и жил какое-то время, но его не смог заставить съесть больше нескольких горстей. Искал ещё еды, но ничего не нашёл. Наверное, мои следы и навели ту каэритскую сучку на нашу пещеру.

– Тогда, наверное, та каэритская сучка спасла вас обоих.

Я бросил взгляд на дверь, где задержался внук Уллы. Во время нашего короткого путешествия к этому дому я вытащил из него его имя: Кулин. Он без споров выдал его, несмотря на растущую подозрительность и усиливающийся страх, которые я читал на его лице. По всей видимости, унижение бабушки произвело на него глубокое впечатление.

– Нам нужен лекарь, – сказал я ему, и по-командирски сердито зыркнул, когда он не ответил тотчас. – Ты знаешь это слово?

Кулин нахмурился, а потом кивнул и исчез из дверей, никак не ответив на приказ, который я выкрикнул ему вслед:

– И побыстрее!

– Почему они вам подчиняются? – спросил Мерик, и на его лице частично отразилась подозрительность каэрита.

– Благословление Помазанной Леди проникает в сердца даже самых отъявленных еретиков. – Я протянул руку к ногам Рулгарта. – Помогите мне снять его сапоги.

Кулин довольно быстро вернулся с каэритским лекарем. Он относился к числу тех коренастых людей, что встречались в этой деревне, с весьма мускулистыми руками, открывшимися, когда, после краткого осмотра Рулгарта в бреду, он снял свой плащ и закатал рукава шерстяной рубахи. Проведя рукой по лбу лорда, он понюхал пот на ладони и проворчал несколько слов.

– Воды, – перевёл Кулин. – Много воды и тепла.

Поскольку Мерик из-за слабости работать не мог, я раскопал в кучах вещей в доме большой бронзовый котелок и наполнил его водой из ручья. Кулин послушно развёл костёр у двери и достал железный треножник, на который подвесили котелок. Я подозревал, что это со стороны лекаря отвлекающий манёвр, поскольку знал, что они предпочитают работать без помех от заботливых друзей или родственников, хоть я не был ни тем, ни другим. Мерика выдворили из дома, потому что он встревожился тем, что лекарь обильно изрисовал обнажённое тело его дяди какой-то вонючей пастой.

– Вряд ли стоит предполагать, – сказал я Мерику, когда мы сидели снаружи в пару из неиспользованной воды, поднимавшейся над угасающим костром, – что вы на своём пути встречали Отруба? Мне бы очень хотелось снова с ним повидаться.

– Я уверен, вы с ним встретитесь довольно скоро, – ответил юный аристократ. Видимо, тепло и тарелка каши восстановили его дух настолько, что он добавил едкости в свои слова: – Мы нашли его врезавшимся в дерево, с торчавшим из шеи куском льда. Он будет ждать вас перед Порталами вместе со всеми остальными грешниками, лишёнными награды Вечного Царства.

В ответ я печально нахмурился и оценивающе глянул на Мерика.

– Вижу, ваша рука зажила. Хотя, наверное, всё ещё сильно побаливает на холоде?

– Да. – Он твёрдо посмотрел на меня. – Ещё один счёт к вам, который придётся закрыть, Писарь. И я все их закрою в своё время, не сомневайтесь.

Я поднял брови, насмешливо изображая трепет, и посмотрел на озадаченного Кулина.

– Он злится, потому что я сломал ему руку, – объяснил я.

– Вы много чего ещё сделали. – Голос Мерика стих до опасного шёпота. – Моя тётя и кузены мертвы из-за вас и вашей безумной малицитской суки.

От всплывших с неприятной ясностью воспоминаний о том, что я увидел той ночью в Замке Герцога, всю мою весёлость как рукой сняло. А ещё его упоминание Эвадины, хоть и в оскорбительных терминах, всколыхнуло тревоги, которые медленно кипели с тех самых пор, как я очнулся в коровнике. И хотя я не сомневался, что она не попала под лавину, которая унесла меня, но больше всего меня беспокоил тот путь, на который её могла поставить видимость моей кончины. Она могла решить, что ей нужно отыскать моё тело, и это не кончилось бы ничем хорошим для неё и для любых каэритов, каких бы она ни встретила. Но ещё больше меня тревожило зловещее чувство, что утрата главного доверенного лица пробудит в ней гнев, который она до сих пор сдерживала. Удивительно, но её гнева я боялся больше, чем перспективы, что она подвергнет себя опасности.