Мученик

– На сегодня хватит, – сказал он, уворачиваясь от удара снизу-вверх, и рубанул деревянным клинком по моим перенапряжённым рукам.

– Вынужден заметить, милорд, – проворчал я, стиснув зубы от свежих ссадин, и наклонился поднять упавший в очередной раз меч, – что я ещё не слышал из ваших уст ни слова наставлений.

Казалось, он решил меня проигнорировать, но потом помедлил в дверях.

– Писарь, как мне сказал однажды мой наставник, – сказал он, оглядываясь на меня через плечо, – бой зависит от тела, и никакие слова не научат тело так, как действие. Бою научишься в бою. – Он невесело улыбнулся и скрылся в доме. – А теперь принеси мне обед.

Так установилось наше ежедневное расписание: с утра работы по дому или охота с Лилат, потом дневные побои. Мерик с Лилат придерживались по большей части такого же расписания, хотя и с менее болезненными результатами. По моему совету она приняла предложение Рулгарта обучаться мечу с его племянником, и мне на зависть юный лорд оказался куда менее суровым учителем, чем его дядя. Любопытно, по прошествии дней я стал замечать, как речь Мерика стали приправлять каэритские слова, а альбермайнский охотницы улучшился почти до беглого. Со временем её версия нашего языка стала удивительной смесью текучих аристократических модуляций и рубленых керлских гласных, хотя её впечатляюще широкий словарный запас я приписываю себе.

– Неэлегантно, – сказала она, неодобрительно хмурясь, когда Мерику удалось сбить её с ног пинком по щиколотке.

– Но эффективно, – ответил он, протягивая ей руку. – Уродливого пелита тоже стоит съесть.

Примерно через неделю проявилась мудрость слов Рулгарта, поскольку я заметил нарастающее совершенствование моих навыков. Начал различать закономерности в его движениях, угол его клинка, когда он отбивал мои неуклюжие выпады, и то, как он поворачивал торс, чтобы нанести контрудар. Благодаря этому мне впервые удалось парировать его удар – наши деревянные мечи с грохотом соприкоснулись, и у меня получилось отвести клинок, непременно оставивший бы мне порез на лбу. Я увидел лёгкое изменение выражения лица Рулгарта, когда он шагнул назад, а прищуренные глаза могли говорить об удовлетворении. Если и так, то лучше мне от этого не стало, поскольку, чем быстрее я адаптировался к его трюкам, тем быстрее он преподносил новые. И тем не менее, я знал, что фехтую всё лучше, чему свидетельствовало то, что прошлая неподвижность моего наставника сменялась размеренной поступью – частично это объяснялось тем, что Рулгарту удалось восстановить свои прежние силы, но всё же дело было не только в этом. К третьей неделе я даже почти достал его своим ударом и с удовольствием видел, как он тяжело дышит по окончании тренировки.

Со временем наши выходки стали привлекать публику. Некоторые жители деревни находили причины гулять поблизости и таращили глаза озадаченно или насмешливо, или и так и этак разом. Впрочем, дольше и упорнее всех смотрели таолишь – полдюжины воинов, которые, видимо, постоянно проживали в этой деревне. В отличие от прочих каэритов они явно не веселились, когда смотрели, щуря глаза и проницательно оценивая. Их постоянное присутствие в конце концов начало меня раздражать, не в последнюю очередь оттого, что они видели мои повторяющиеся поражения.

Однажды Рулгарт испортил мне настроение, показав невиданный ранее финт, от которого я свалился на задницу, и, подняв глаза, заметил, как эти люди в кожаных доспехах шёпотом обмениваются комментариями. И наверняка нелестными, хотя явного презрения они не выказывали.

– Если не собираетесь участвовать, то валите отсюда! – крикнул я им, поднимаясь на ноги.

От этих слов они стали бросать озадаченные взгляды в сторону Лилат, пока та, немного посмаковав их, не соизволила перевести. Раньше я замечал, как редко она говорила с таолишь, и они с ней тоже, и выражение лица охотницы рядом с ними никогда не было приветливым.

Одна из таолишь, женщина на несколько лет старше остальных, бросила на Лилат короткий бесстрастный взгляд, а потом поднялась с бревна, на котором сидела, и направилась ко мне, поднимая оружие. Я слышал, как Лилат называла его «талик», и переводила как «копьё». На мой взгляд сходство было в лучшем случае смутным – талик состоял из дважды изогнутого дубового древка полутора ярдов длиной и удлинённого серпообразного лезвия на конце.

Подойдя ближе, женщина лишь мельком глянула на меня, а потом остановилась перед Рулгартом.

– Элфтао, – сказала она, подняв оружие к груди.

– Это значит «сражайся», милорд, – сказал я озадаченному Рулгарту. – По всей видимости она считает вас более достойным оппонентом.

Впервые с начала выздоровления на лице рыцаря показалась хоть какая-то радость. Всего лишь лёгкий изгиб в уголках рта, но это был сигнал о возвращении эмоций, которые, как я думал, ушли навсегда.

– На мой взгляд, с этим суждением сложно спорить, – сказал он, шагнув назад, и поднял в приветствии свой деревянный меч. – Тогда начинайте, добрая женщина, но помните о риске…

Таолишь ударила прежде, чем последние слова слетели с его губ – серпообразное лезвие её оружия, развернувшись, мелькнуло по дуге к шее Рулгарта. Он едва успел вовремя пригнуться, встал в стойку и занёс меч назад для удара женщине в грудь. Но она уже начала вторую атаку – прыгнула, высоко подняв оружие, крутанулась и, приземляясь, заставила Рулгарта уклоняться от опускавшегося клинка.

Потом они с сосредоточенными лицами кружились друг вокруг друга. Я видел, как Рулгарт мгновенно понял, что этому оппоненту следует выказывать куда больше уважения, чем мне, и не спешил начинать свою атаку. Она началась в виде обманного выпада мечом ей в лицо, за которым последовала попытка размашистым, но быстрым рубящим ударом сбить её с ног. Таолишь снова крутанулась, подскочив над летящим по дуге клинком Рулгарта, и хлестнула таликом, лезвие которого рассекло воздух в волосе от носа рыцаря. Такое представление от таолишь производило впечатление, но я быстро понял, что предыдущее движение Рулгарта целиком было обманным манёвром, чтобы она попыталась нанести ответный удар и оказалась в пределах досягаемости его основной атаки.

Пригнувшись в стойку, Рулгарт бросился вперёд, пока женщина ещё восстанавливалась от разворота. Вместо удара деревянным мечом он врезал плечом ей по боку, сбив её с ног. Таолишь попыталась подняться, откатилась и привстала, но рыцарь не дал ей ответить. Его меч размытым пятном опустился, зажав её талик под клинком, и он врезал её наотмашь по лицу. Удар был сильный, до крови, и должен был ошеломить женщину, но она ответила практически мгновенно и двигалась стремительно. Казалось, она, извиваясь по-змеиному, дёрнулась всем телом и пнула Рулгарта по затылку. От удара рыцарь зашатался, голова закачалась, и меч повис в его обмякшей руке.

– Дядя, – сказал Мерик, бросаясь вперёд, а таолишь вскочила на ноги, вращая таликом для последнего удара.

– Нет, – строго проговорила Лилат, сурово встав на пути у юного аристократа.

По всей видимости, вмешиваться в это представление считалось категорически против обычаев. Мерик принялся возражать, пытаясь оббежать охотницу, а она в ответ оттолкнула его назад. Всё могло обостриться ещё сильнее, если бы я не подбежал к Мерику и не зашептал ему на ухо:

– Если вмешаетесь, то они нас убьют, – сказал я, бросая взгляды на ближайших таолишь. Они все выпрямились, сжимая топоры и талики натренированными руками, и все смотрели на Мерика с яростно-неодобрительными выражениями на лицах. – Это не просто тренировочный раунд. И к тому же… – я склонил голову, глядя на Рулгарта, – вам бы побольше веры в вашего дядю.