Мысли о главном. О жизни и смерти
Шрифт:
Как укрепить её? Разве можно смириться с этой цепью умираний в моей душе, с этим отмиранием её поэтапным (ведь это не из-за роста, как отмирание хвоста у головастика), с этим истощением её жизненных сил? Разве не могли бы все эти я продолжать жить? И плодиться для дружбы, как результат растущего опыта и жизни, не мешая друг другу, – а не как результат замещения бывшей души – новой. И разве великие святые не отличаются тем, что умеют воскрешать в себе эти умершие «прежние» души и интегрировать все их в своей душе как живое содружество, живой ансамбль, собор я. И разве тем самым они не сохраняют молодость своей души, даже её детскость (например, Серафим Саровский)!?
Вот
12/06/1997. Душа, когда любит, начинает (вся или частично?) расти, как растение, к солнцу своей любви. И, о горе, о ужас! Когда она теряет солнце любви – она должна умереть в той своей части, что выросла, любя.
18/06/1997. Время входит в человека – и становится личностью. Время должно делаться личностью, претворяться в неё. Оно жаждет этого как бессмертия – а не распыления и растворения в ничто. И грех терять время!
Вот наши детские воспоминания: это уже структура и часть нашей личности. Их бы не было, если бы мы ничего не делали, упустили время. Не взяли бы в себя, в свою душу эти действия, переживания, самоё время, претворённое в опыт, и не привили бы, как привой, к своей личности.
Время и личность человека взаимодействуют (только посмеют не взаимодействовать!) – и в результате время через личность, благодаря ей олицетворяется.
Есть ли дух времени? Есть, конечно. Дух времени – это не через человека, это особая субстанция. Но человек и её питает своими действиями, активностью. И могут творить они либо в унисон, либо в противоречии. Вернее, человек может принадлежать ещё не пришедшему, новому Духу времени, а жить – в нынешнем, прежнем…
23/06/1997. Божество – это ритм.
Ритм дыхания и жизни; ритм пения и духа. Вера и моление вне ритма, как и творчество, лишены жизни и действенности (может быть, и – истинности!)…
Симфония ритмов мира непостижимо сложна, многообразна и плотна; она пронизывает собой весь мир «до дна», и нет местечка в нём, где бы не было ритма. Нет пустот без ритма, весь мир пульсирует, ибо живёт и творится.
10/07/1997. Когда приезжаешь куда-нибудь после долгого отсутствия – хочется жизнь жить заново: как будто отрезается часть прошлого и – самое главное – будто до тебя (твоего приезда) ничего здесь не было, ничего не делалось, не жило – момент первозданья!
И поле, и река, и холмы будто и не существуют – если ты не приедешь, не увидишь их красоту. Красоту надо видеть – иначе она умрёт!
11/07/1997. В природе нет небрежности и неряшливости, всё – и лист подорожника, или ореха, каждая травинка – имеет совершенную и прекрасную форму. Всё отчеканено со всевозможным совершенством, хотя и чрезвычайно разнообразно и непохоже друг на друга.
02–03/09/1997 На Пушкинской. СПб. Ночь
Православные часто говорят, что нет случайностей – так что же, жёсткий фатализм предопределения? А как же борьба тёмного со светлым и свободный выбор свободной воли? Не существуют ли контуры предопределения, прочее же развивается в пределах этих контуров, подчас сложно предсказуемое.
Но вот что важно: дело не в том, случайно или не случайно то-то и то-то, а в том, что ничто, никакой случай не существует без смысла. Именно
в том-то и дело, что какой бы случай ни произошёл, он всё равно обретает и имеет смысл. И тем больший смысл, чем более высокая и могучая душа соприкасается (или борется) с данным случаем: высокая душа и самый безобразный случай наполняет великим, насыщенным смыслом – ибо высокая душа (по природе своей) – смыслообразовательница всего и во всём. Борьба направлена не против случайности, а против бессмыслицы!Вот почему каждый миг распятия Христа преисполнен величайшего значения и смысла – Он насытил Голгофу и Крест Своим Высочайшим Смыслом!!! Каждая щепочка, нитка, капля крови и слова Его исполнены великого смысла!
21/09/1997. Рождество Богородицы
Пред Богом, возможно, никчёмны наши слова, наш разум, но неужели для Него ничего не стоит наш смысл, тот смысл, который мы постоянно ищем и которым пытаемся наполнить всё вокруг. Бессмыслица – разве она угодна Богу!! Разве Сам Бог не является основанием, самим смыслом нашей жизни?! Разве не стремимся мы Этим смыслом наполнить всё вокруг? Божье – и есть осмысленное.
27/07/1997. Воздвиженье Креста. День рождения мамочки
Только сотворив невозможное, мы можем оправдаться перед Богом. Сотворив невозможное, мы вырываемся из круга обыденности, инерции, круговращения, из круга смерти. Невозможное не вообще, не для кого-то, а своё и для себя, то есть преодоление, преобразование себя же (то, чем занимаются подвижники святости, гении, художники и учёные…).
Бессмертие так не даётся – к нему надо прорваться (или останешься смертным). Тут дверь узка. И бесполезны молитвенные всхлипывания «Господи, Господи…» – «Царствие Небесное силой берётся».
Но как сделать невозможное?? Да, невозможное – оно не возможно. Но по Богу делается возможным, ибо через нас и в нас, нами делает Бог невозможное. В этом-то и смысл наш пред Богом. Бог и сам есть запредельная, непостижимая, невозможная Невозможность. И всё Божие – это невозможное, невероятное, небывалое, то есть вся жизнь (если вникнуть всем сердцем в идею жизни). Невозможное и творится через невозможное – подобное от подобного.
Небывала, невероятна, поразительна жизнь, и мир, и человек, и Вселенная; и это-вот-Бытие (реальнейшее и насущнейшее). И вот Оно творится, и творится вновь и вновь! И приходит через преодоления, через невероятное, невозможное, неимоверное усилие. Вековечное стояние на камне – это песчинка, по сравнению с этим усилием…
И я всё более и более ловлю себя на том, что моё личное постижение Бога, и приближение к Нему, и вхождение, и возвышение – именно в понимании этой невозможности-невероятности-небывалости и мира, и жизни, и Бога, и Бытия. К Богу идут сугубо личным путём. Личностного Бога – личностно и осознают, и ощущают… Мой путь, и мой Бог – этот.
27/09/1997. Даёт ли какой урок история политикам и философам – пусть они сами решают. Но несомненно, что история и историография (особенно в наше время) необходима как язык международной политики, как тот необходимейший язык, благодаря которому разные народы и государства могут понимать друг друга, договариваться и создавать совместно (не теряя своего лица!) здание всечеловечества.
Ни язык науки (он космополитичен и безлик), ни жаргон политиков, ни английский ничего не значат (и ни на что не способны), если не заговоришь с тем или другим народом на языке его истории, на языке её понятий.