Наша навсегда
Шрифт:
— Живой? — хрипит он, и столько кровожадной радости в голосе, что я вздрагиваю. Пугливо и беспомощно. Я не смогу теперь остановить их.
Даже если бы и хотела.
А я… Хочу?
“Я же все ради тебя!” — звучит в голове его сорванный голос. И слезы выступают на глазах.
Он — убийца. Самый настоящий. Он хотел убить тех, кто мне дороже всех на свете. Я ненавижу его… И сама бы, наверно, убила, если б представилась возможность. Я бы его и убила, наверно, если б он попытался выполнить свои угрозы… Но… Боже, какая я слабохарактерная дура!
—
Удивительно слышать это определение от того, кто чисто визуально — совершенный зверюга.
— Стрелял в меня, прикинь? — удивляется Черный, — я прямо не ожидал!
Его брат молчит. Очень выразительно.
Я помню его высказывание по этому поводу в машине.
— Еле увернулся, — продолжает Черный, — а Серый чуть-чуть расстроился.
— Да… — усмехается Бешеный Лис, — удивительно, что этот… живой вообще.
— Ну не надо на моего братишку гнать, — уже не стесняясь, ржет Черный, — он не маньяк же!
Ох, я бы поспорила…
Я слышу, как хлопает багажник, как стонет сквозь кляп Тошка, всхлипываю, прячу лицо на груди Лешки, цепляюсь одновременно в руку Лиса, не пуская его от себя. Боясь, что он сорвется сейчас. Потому что у Лешки — совершенно каменные мускулы. А на лицо его мне смотреть страшно.
Они едва сдерживаются. А я не хочу, чтоб они… Не хочу!
Судя по звукам, Тошку проносят мимо к дому.
— А ты — очень жесткий парень, Серый, — после краткого оглушительного молчания, сопровождавшего это действие, говорит мой отец.
— Кто бы говорил, — снова отвечает за брата Черный.
— Проходите в дом, — приглашает Бешеный Лис, — комнаты для вас готовы. Отдохнете.
— Нет, у нас дело в центре, — коротко отказывается Черный, — мы и без того задержались.
— Парни, спасибо вам, — мой отец выступает вперед, пожимает руки Жнецам, — вы знаете, что я в любой момент…
— Знаем, — говорит Черный, — сочтемся, Большой. Хотя, это было забавно. Мы давно уже не охотимся, а тут прямо развлеклись. Хотя, надо признать, этот отморозок — талантливый. Конечно, до моего братишки ему далеко, но шифровался хорошо. Брат его два дня выслеживал по сети. А это — рекорд, блядь.
— Список всех его активностей у тебя на почте, Бешеный. — Неожиданно говорит Серый Жнец, и я вздрагиваю от звука его голоса. Уф, жуть какая!
— С доказательствами, — добавляет он, — на три срока там точно есть. Это если будет желание все по закону сделать.
— Решим, — неопределенно отвечает мой отец, а в горле Лешки зарождается что-то похожее на раздраженное рычание.
Лис же просто молчит. Не менее выразительно, чем Серый Жнец до этого.
— Жду вас в гости, — говорит отец, — если любите охоту… По классике.
— Спасибо, — отвечает Черный, — месяца через три-четыре… Как решим одно дело. Как раз отдохнуть надо будет.
— Договорились, — кивает отец.
— Ну, мы тогда погнали, — говорит
Черный, — а то у вас, я смотрю, много дел. Эй, кукла! Не попадай больше в лапы к злым дядям! Хотя… — тут он внимательно осматривает нас троих и усмехается, — смотрю, это уже не актуально.Лешка, сурово сдвинув брови, отдает меня Лису и выступает вперед, протягивая ладонь Черному:
— Спасибо за помощь.
Затем пожимает руку Серого.
После то же самое делает Лис.
Я только вздыхаю. Ох уж, эти мужские ритуалы!
— Спасибо! — говорю я Жнецам, они смотрят на меня и кивают, не подходя и не прикасаясь.
Словно понимая, что это — лишнее.
— Присматривайте за своей куклой, парни, — все же не сдерживается Черный, — а то на сладкий кусочек всегда найдутся любители!
— Разберемся, — с легким напрягом отвечает Лешка, а обычно словоохотливый Лис молча сжимает губы.
А затем и вовсе подхватывает меня и уносит в дом, даже не дав проводить Жнецов.
Мы оставляем старших наблюдать, как мои спасители загружаются в тачку и отбывают восвояси.
— Наверно, надо было подождать, пока они уедут, — волнуюсь я, выглядывая из-за плеча Лиса, — а то невежливо как-то.
— Все нормально, — недовольно ворчит Лис, крепче сжимая меня, — нехрен пялиться.
— Глаза сломают, — согласно бормочет Лешка, — и без того слишком внимательные.
— Ага… — шипит Лис, — прямо хотелось втащить.
— Да чего вы? — вздыхаю я удивленно, — они же так помогли…
— Только это их и спасло, блядь.
— Ага.
71
Через порог дома меня тоже переносят, а от лежащего прямо на полу в огромной гостиной Тошки старательно отворачивают.
— Я сама могу, сама… — бормочу я, впрочем, не пытаясь выбраться из рук Лиса.
— Малышка, — шепчет он, — не елозь. Я и без того не в себе. Знала бы ты, чего мы пережили… Я очень сильно сейчас хочу тебя запереть в комнате лет так на сто. И нихуя никуда не выпускать. Потому что не хочу снова испытывать того, что испытал.
— Но он вообще ничего не успел сделать, — говорю я, ловлю взгляд Лешки и вздрагиваю от острого жадного внимания в них.
— Это хорошо, маленькая, — отвечает он, переступая через Тошку, словно он — что-то неодушевленное, — может, поживет еще утырок.
Столько ледяного спокойствия и уверенности в его словах, что я трусливо зажмуриваюсь, прячась, будто суслик в норку, за плечо Лиса.
У меня нет никаких моральных и физических сил сейчас, словно шарик сдулся. Глаза наливаются тяжестью, и открыть их — невероятно сложно.
— Мне… Мне не очень хорошо… — шепчу я обессиленно, и Лис, выругавшись, ускоряет шаг.
— Врача вызови, — командует он Лешке, и тот на ходу достает телефон, отрывисто что-то в него говорит.
— Сейчас, малышка, сейчас… — шепчет обеспокоенно Лис, — он точно ничего тебе не сделал? Не пила ничего у него? Не ела?