Наша навсегда

— Сколько времени тебе надо? Я подожду, — он очень упертый, мой отец. Вообще не хочет прогибаться!

— Не могу сказать… Я думаю, тебе лучше поехать решать свои дела. А потом… Я приеду.

— Мы приедем, — веско роняет Камень, а Лис, переглянувшись с ним, только кивает коротко.

— Кто это — мы? — щурится сурово отец.

— Мы втроем, — говорю я, — я и мои мужчины.

— Блядь… Мать вас с крыльца спустит… — бормочет отец, потирая нервно бороду.

— Значит, развернемся и уедем, — отвечаю я, — по-другому не будет. Хватит уже, я пожила по-другому. Мне не понравилось.

— Дочь, это не разговор, — отец предпринимает еще одну попытку, — давай, спустимся, поговорим спокойно…

— Я пока не хочу никуда ходить, я устала. Ты когда уезжаешь?

Отец молчит, словно пытаясь осмыслить полный свой крах в переговорах, а затем усмехается и смотрит на меня уже по-иному, с уважением:

— Ты очень на мою мать похожа сейчас… Тоже мелкая, худая… А хрен перешибешь.

Пожимаю плечами. Что тут скажешь? Если познакомлюсь, сама вывод сделаю.

— Ладно… — вздыхает отец, — я уезжаю завтра. До этого времени надеюсь с тобой поговорить все же.

— Конечно, — киваю я, затем разворачиваюсь и иду в комнату.

Парни, как привязанные, топают за мной.

Последнее, что слышу, это раздраженный голос отца:

— Да вы-то куда опять, животные? Дайте ей поспать! Одна кожа да кости остались!

Камень, раздраженно рыкнув, ускоряется, видно, чтоб не сорваться и не наговорить фигни, а Лис поворачивается к отцу и выдает:

— При всем моем уважении… Идите нахер.

И захлопывает дверь.

И у меня нет сил и желания сейчас что-то говорить про уважение к старшим и так далее.

Пусть сначала мой выбор уважать научится, тогда и поговорим.

В комнате Камень садится на кровать, устало поводя плечами, словно только что спарринг провел на полной скорости, а Лис подхватывает меня на руки и кружит.

— Малыш, ты — охуенная! Люблю тебя! — смеется он, — я, блядь, на минуту решил, что ты сейчас с ним согласишься поехать! А ты… Прелесть ты моя!

— Наша, — ревниво рычит Камень, — она — наша.

— Наша, наша, наша! — смеется Лис, а затем мягко ставит меня на кровать и плюхается рядом с Камнем на спину, нахально заглядывая мне под подол футболки. Я смотрю сверху вниз на моих мужчин и улыбаюсь.

Такие они… Такие!

— Блядь… Опять хочу тебя, малышка… — шепчет Лис, проводя разбойными пальцами мне по ноге. — Прав твой папаша, животные мы…

Камень ничего не говорит. Но взгляд его, темный и горячий, выдает полностью сходные с Лисом желания.

Сглатываю, нервно поджимаюсь.

Это все офигенно. И я тоже… Но…

— Мне в душ… — говорю я.

— Пошли вместе, — с готовностью кивает Лис, а Камень молча стаскивает джинсы. Под которыми нет ничего.

Ох… Боже…

— Давай помогу тебе… — хрипит Лис и тянет ко мне руки, чтоб стянуть через голову футболку.

Позволяю ему это сделать, а затем подхватить меня на руки.

— Не могу тормознуть, малышка… — шепчет Лис, а Лешка, успевший сходить в ванную и включить там душ, возвращается и стоит в дверях, глядя, как Лис несет меня к нему навстречу, — как подумаю, что ты могла бы не вернуться… Так и крышу сносит… Не делай так больше. Не ходи никуда без нас. А то планы настроила… Квартира… Работа…

— Кстати, — подает голос Лешка, легко забирая меня у Лиса из рук и топая в здоровенную ванную, — а чего за работа?

Он заносит меня прямо в душевую и ставит на пол. Я поднимаю подбородок, чтоб посмотреть в его глаза.

И завороженно наблюдаю, как стекает вода по мощному татуированному торсу, как мокрые пряди прилипают к лбу… О-о-о…

Открывается дверь душевой, и заходит Лис, тоже мгновенно становясь мокрым. И чертовски залипательным. Хочется покусать…

— Я… потом расскажу… — шепчу я неверным голосом. И спрашиваю зачем-то, — да?

— Да, — серьезно кивает Камень, беря меня за плечи и разворачивая спиной к Лису, тут же начинающему целовать мои плечи, и губы его куда горячее, чем вода, льющаяся на нас из тропического душа, — потом.

— Обязательно… Но потом… — мурчит Лис в перерывах между поцелуями, — а сейчас мы тебя… Намылим. Да, малышка?

Камень кладет большие свои ладони мне на грудь, сжимает…

И я прогибаюсь под его лаской, закрываю глаза навстречу льющейся с высоты воде.

— Да… — шепчу я, — да…

76. Камень

— Это реально твое?

Я снова и снова переслушиваю текст песни, затем перевожу изумленный взгляд на Васю. Она краснеет и смущенно кивает.

— Мое.

Смотрю на Лиса и понимаю, как именно сейчас выглядит моя морда. Охреневшей в край.

Потому что… Блядь… Потому что есть вещи, которые не ожидаешь узнать. Не представляешь, что такое возможно.

Что оно — рядом с тобой.

А оно… Рядом.

Она рядом.

Сидит, такая земная, такая твоя. Ты ее буквально полчаса назад сладко трахал в рот, поставив на колени прямо в душевой.

И теперь эта картинка вообще никак не вяжется с тем, что ты узнал.

Нет, то, что Вася очень даже талантливая, я помню еще со студенческих времен.

Как она пела тогда, перед моим боем с москвичом…

Я, правда, больше на ее грудь в тот момент смотрел… И бешенство во мне бурлило пополам с дичайшей похотью, от которой яйца поджимались. Она стояла посреди ринга, прямо на том месте, где буквально за десять минут до этого бились в кровь.

А она — словно не от мира сего была. Волосы — золотистым покрывалом ниже бедер, глаза — огромные, глубокие озера. Хрупкая, изящная. И голос… Нежный и сильный.

Сирена.

Блядь, реально сирена, из тех, что моряков заманивали своим пением. И те, одурманенные, плыли на эти звуки для того, чтоб, в итоге, разбиться о скалы. И умереть счастливыми.

Как я тогда себя переборол, не рванул сходу на сцену, движимый одним диким желанием: схватить, забрать, спрятать! Чтоб никто не смел смотреть! Никто не смел даже думать про нее! На нее же тогда весь зал дрочил!

Я много чего передумал, пока сидел. Благо, там времени вагонище, хватит, чтоб все вспомнить, осмыслить, пережить заново.

Так вот, пение моей маленькой девушки всегда в памяти на особом месте было. Оно спасало. Реально поддерживало.

Я никому никогда не признавался, даже Лис не знает. Узнал бы, ржал и стебался бы сто процентов! Потому что это стремно очень, так расклеиваться. Мужик так не должен делать.