Наша навсегда

Я до такой степени желе, что его грубость кажется офигенной. И жадные засосы Камня, играющего с моей грудью, тоже вызывают только волны наслаждения.

Третий раз я кончаю именно так: бесконечно, дрожа всем телом и не умея унять эту бесконтрольную дрожь.

В полуобмороке от кайфа ощущаю, как меня целуют, облизывают, шепчут сладкие восхищенные пошлости… И голоса моих любовников нежные-нежные сейчас…

И море, убаюкивающее меня, дарит безопасность.

Навсегда.

75

— Она никуда не поедет, — рычание Камня слышу сквозь сон, и тревожные злобные нотки в нем подрывают, заставляя мгновенно проснуться. Сажусь на кровати, ошалело оглядываясь.

Я одна, ни Лиса, ни Лешки рядом нет.

Ну, Лешку-то я слышу, по крайней мере, а вот Лис куда делся?

— При всем уважении, даже не думайте об этом.

О, а вот и Лис… С кем это они?

— А у нее спросить?

Понятно.

С отцом моим.

И голоса-то злые такие, неприятные. Причем, у всех троих. Через дверь тестостероном шибает.

Надо принимать меры, пока тут опять ссоры не случилось. И чего это они с утра?

— А у нее потом спросим, — все так же холодно отвечает Лис, и голос его — сталь звенящая, — она отдыхает. Устала.

— Да, блядь, еще бы! — раздраженно, но тихо рычит отец, — вы ее не оставляете в покое никак! Ни поспать дочери, ни поесть нормально!

— Со всем уважением, — снова начинает Лис, но Камень его прерывает:

— А я — без всякого уважения, блядь! Наше с ней дело! Не ваше!

— Моё! Она — моя дочь!

— Да чего-то поздно вспомнил! Где ты был, блядь, когда ее тут сектанты прессовали?

— Там же, где и вы, два утырка!

О-о-о! Подерутся!

Вскакиваю, обнаруживаю, что голая совершенно, в панике оглядываясь, хватаю чью-то футболку, наверно, Лешкину, потому что по размерам больше на парашют похожа, ныряю в нее и торопливо семеню к двери.

Идти не особо комфортно, потому что секса я хотела жесткого, его и получила.

Не жалуюсь, но страдаю. И голова кружится.

Зато море плюсов: терапия на ура. Тошка не помнится, мыслей про него — никаких. Стресс из-за возможной потери моих мужчин, затрах… эм-м-м… будем говорить, забыт, ладно.

А что голова кружится и ноги подрагивают, так это побочные эффекты терапии, бывает. Нет в мире ничего совершенного. Кроме моих парней…

Ах…

Это я дверь открываю рывком и обнаруживаю на пороге полуголых Камня и Лиса.

И это — двойной удар по моему неокрепшему после ночи организму. Потому что… Ну невозможно такими быть! Невозможно! Противозаконно! И каждый раз ведь торкает, каждый раз! Вроде бы, и какими их только не видела, и целовала, и тискала, и кусала даже! А все равно с ног сбивает.

Широченный, покрытый темным волосом торс Камня, массивные руки с тяжеленными кулаками. Небритость, взъерошенные отросшие волосы, жесткий давящий взгляд. О-о-о…

Хищная, отточено-острая фигура Лиса, с золотистой, словно светящейся изнутри кожей, которую рисунки не портят, а лишь подчеркивают рельеф, гладкость, мускулы. Трижды о-о-о…

На этом залипательном до слюноотделения фоне мой отец, несмотря на то, что габаритами с Лешку, а в груди и пошире будет, кажется совершенно незаметным. Или это я такая озабоченная, только своих мужчин и вижу. Тоннельное зрение, блин.

Чтоб не упасть, удерживаюсь за ручку двери и косяк, а Лис и Камень, обернувшись, тут же синхронно бросаются ко мне:

— Маленькая, какого хера?

— Вася, черт… Разбудили…

Лешка обнимает, прижимает к себе за талию, Лис тянется целовать. И все это — вообще не обращая внимания на стоящего рядом отца.

Отмечаю краем глаза, что на лице у него — недовольство, но все равно прижимаюсь к Лешке и целую Лиса.

Больше я скрываться и комплексовать из-за того, что двоих мужчин люблю, не собираюсь.

Жизнь такая короткая. Она может внезапно оборваться, буквально в секунду.

Вот ты едешь по делам, планируя встречу на вечер, а через мгновение — раз! — и все меняется.

Больше не хочу терять ни одной минуты!

Буду любить тех, кого хочу. И не смотреть вперед. Кто его знает, сколько у нас этого времени?

Поцелуй Лиса короткий и жаркий. Ладонь Камня на талии — горячая и надежная.

— Что вы опять ругаетесь? — со вздохом спрашиваю я, повернувшись к отцу и пристально глядя на него.

— Вася… Я бы хотел, чтоб ты поехала со мной, — коротко, без предисловий, говорит он.

— Блядь! — рычит раздраженно Лешка, а Лис, выступив вперед, щурит отливающие золотом глаза:

— При всем моем уважении…

— Подождите! — прерываю я их всех, видя, что отец уже набычился и тоже выступает вперед. — Я… Сейчас не готова разговаривать и что-то решать. К чему спешка? Ты уезжаешь?

— У меня есть нерешенные вопросы, — коротко отвечает отец, — этот мелкий пиздюк… Которого Жнецы притащили. У него много интересного, оказывается. И у меня есть вопросы к… Некоторым моим партнерам.

— А вы тут каким боком? — удивляется Лис, — он же про моего отца собирал компромат?

— Не только, — отец усмехается, и получается это у него очень жестко, по-волчьи, — у меня прямо пазлы сошлись. Блядь. Но чтоб оперативно сработать, пока не обнаружили, что этого уродца нет больше на горизонте, и не подчистили все, мне надо срочно в Питер… И я бы хотел, чтоб дочь поехала со мной. Я там ненадолго. Потом домой, в Карелию. Твоя бабушка о тебе пока не знает все еще, — тут он смотрит прямо на меня, — я бы хотел, вас познакомить. Поехали, дочь.

В его глазах — тепло теперь. И просьба, так несвойственная такому жесткому опасному человеку.

И мне хочется согласиться. Тем более… Бабушка…

Но… Не сразу. Пока нет.

— Я… Спасибо большое, я приеду, — говорю я. Лапа на моей талии каменеет. Лешка сопит, полный недовольства. А Лис открывает рот, чтоб возразить, но я повышаю голос, — но не сейчас. Мне… Надо решить тут вопросы. С наследством.

— Да чего там решать? — удивляется отец, — тебе эта хата нужна, что ли?

— Мне нужны мои вещи, мамины фото, может, что-то еще осталось, — терпеливо перечисляю я, — для тебя это пустяк, а для меня — часть жизни. Кроме этого, у меня свои личные дела. Работа, наконец. Все это надо разобрать, решить…