Наша навсегда
Шрифт:
— Нет…
Пить и есть из рук Тошки — это я уже проходила все, спасибо, больше не надо.
В комнате меня кладут на кровать, раздевают в четыре руки. И мне одновременно жарко и холодно до озноба.
Эти два ощущения переплетаются друг с другом, заставляют зубы стучать, а руки дрожать.
Я не понимаю, что со мной происходит, и, судя по паническим взглядам, которыми обмениваются мои мужчины, они тоже ничего не понимают!
— Блядь, где там врач… — Лис, не выдерживая, срывается вниз, а Лешка укутывает меня в пушистый плед и ложится рядом, обнимает,
Его огромное тело — невероятно горячее, и я постепенно успокаиваюсь.
Прижимаюсь сильнее, обнимаю его за шею, утыкаюсь губами куда-то в грудь.
И неожиданно для себя начинаю плакать.
— Маленькая… — испуганно шепчет он, — ты чего? Больно? Где больно? Сейчас Лис врача пригонит…
— Нет, — всхлипываю я, — нет… Страшно. Мне так страшно было, Леш…
— Я понимаю, маленькая… Еще бы не страшно… Ублюдок блядский. Я его кончу просто. И все. И не будет его. Слышишь?
— Да нет… — я задыхаюсь, тянусь к нему, заливаю слезами плед и грудь Лешки, — нет… Мне было страшно, что он… Что он вас убьет. Он ведь заказал вас, Леш. Те парни из охраны… На их месте должны были быть вы с Лисом. Тошка думал, что вы со мной поедете…
— Надо было поехать, блядь, — скрипит зубами Лешка, — тогда бы этого ничего не случилось.
— Нет! Нет! — мне стыдно признаваться, но все же договариваю, — если бы вы поехали, то тот бы снайпер… Он бы вас убил.
— Да прям, — улыбается Лешка, — мы с Лисом бронебойные.
— Дурак… — бормочу я, ощущая, что от тепла его тела, спокойного шепота, запаха терпкого, обволакивающего, мне становится все легче и легче.
Стресс, конечно, еще не оставил полностью, но все же я чувствую себя уже более живой.
В машине Жнецов я была, будто пружина взведенная, до этого, с Тошкой, как каменная статуя, не позволяла пускать внутрь ничего и никого. Словно со стороны происходящее воспринимала.
А вот сейчас лежу и чувствую… Отпускает.
Лешка чуть-чуть наваливается на меня, распинает под собой, смотрит в лицо жадно и тяжело. Глаза блестят в легком полумраке комнаты.
— Я чуть не сдох, маленькая, — серьезно говорит он, — реально, чуть не сдох. Потерять тебя второй раз… Даже камень крошится, знаешь ли.
Я тяну ладонь к его суровому лицу, веду пальцем по небритой щеке. Лешка чуть подается ко мне, словно большой страшный зверь, подставляясь под ласку.
— Я так боялась за вас… Так боялась…
— Маленькая, больше ты никуда не денешься от нас, слышишь? Ты теперь с нами навсегда, понимаешь? Навсегда.
Я киваю.
Понимаю, да.
И тянусь за поцелуем.
Мне так хочется, чтоб Лешка меня поцеловал сейчас.
И он целует.
Мягко, неожиданно аккуратно и нежно. И так глубоко, поглощающе властно… Я теряюсь в этом ощущении, тону, задыхаясь и умирая от наслаждения и все возрастающей острой потребности получить еще больше. И еще!
Мы так много времени потеряли! Целых пять лет!
Этого огромного расстояния не наверстать!
Но можно хотя бы попытаться…
— Блядь, ну Каменюка, еб твою! — голос Лиса нарушает наше взаимное погружение,
заставляет оторваться друг от друга.Лис стоит на пороге комнаты. И не один! За его спиной — куча народу! Его отец, мой отец, еще какой-то мужчина, наверно, врач…
И все они смотрят, как Лешка распинает меня на кровати!
О-о-о…
Можно ли упасть еще ниже?
Я не нахожу ничего лучше, чем резко отвернуться и закрыть горящее от стыда лицо руками.
А Лешка, недовольно заворчав, садится и разворачивается так, чтоб спрятать меня за своей спиной.
— Лис, какого хера? Сначала надо было самому зайти, — рычит он раздраженно.
— Да блядь! — досадует Лис, — откуда я мог знать, что вы тут самолечением занимаетесь?
— Вы охуели вдвоем, что ли? — слышится злобный бас Большого, — вы мне ребенка тут какого хера мучаете? Она и без того едва живая! Блядь, а ну дай пройти!
Он легко, словно пушинку, отталкивает с дороги Лиса, намереваясь пройти и явно желая свои порядки тут устроить, но Лешка встает на его пути.
— Спокойней, Виталий Борисович, — говорит он, — она и без того напугана.
— А ты, я смотрю, терапию проводишь, — язвит отец и повышает голос, — Вася, тут врач, сейчас все будет хорошо, дочь.
— Да-да… — бормочу я, — мне… Мне надо одеться…
— Как раз это не обязательно, — вступает в разговор незнакомый мужчина, — мне вас надо осмотреть. Посторонних прошу удалиться.
После его слов никто с места не двигается, естественно.
И врач с легким удивлением переводит взгляд на каждого по очереди.
— Так, — берет ситуацию в свои руки Бешеный Лис, — парни, нам надо решить, что с этим маньяком делать, а то сдохнет там на коврике. А мне бы его еще поспрашивать… Большой, пошли.
— Мы с Лисом тут останемся, — говорит не уступчиво Лешка, — потом к вам присоединимся.
— А давайте вы все пойдете вниз, чтоб не смущать девушку, — аргументирует врач, — и мне пространство нужно.
В итоге, с большим трудом выпроводив всех, меня осматривают, берут кровь на анализы, а затем укладывают в постель.
— Сегодня и завтра лежать, — наставляет врач и, после паузы, добавляет, — и никаких потрясений… Никаких сильных эмоций. Просто лежим, слушаем музыку или тишину. Кушаем. И, желательно, оградить себя от излишнего давления… Вы понимаете, о чем я?
Киваю.
После увиденной сцены, только дурак не поймет, что тут происходит между мной и двумя парнями.
Врач уходит, а мне приносят еду.
Послушно выполняю все предписания, то есть, ем, пью и смотрю на зелень за окном.
И засыпаю неожиданно для себя.
И во сне чувствую, как меня обнимают. Сразу с двух сторон. Знакомые, такие надежные, такие нужные мне руки.
Все же, не прав доктор… От этого нельзя меня ограждать. Потому что только с ними я могу быть спокойна.
72. Камень
— Ну чего, Камешек, все шестеришь? — Вес, несмотря на свое положение, на удивление борзый.