Наши за границей

Но прежде, чмъ Николай Иванычъ бросилъ свой зонтикъ и взялся за Глафиру Семеновну, балахонникъ уже схватилъ ее въ охапку и, какъ перышко, посадилъ на осла.

— Стой, стой, мерзавецъ! — крикнула было Глафира Семеновна, но она уже сидла въ сдл.

Балахонникъ издалъ какой-то гортанный звукъ и потащилъ за поводъ осла.

— Погоди! Погоди! Мы вмст подемъ! — восклицалъ ему въ догонку Николай Ивановичъ, поспшно карабкался на своего осла, обрывался, опять карабкался и, наконецъ, подсаженный балахонникомъ, услся и крикнулъ ему:

— Пошелъ! Дуй блку въ хвостъ и гриву! Догоняй жену!

XLVII

Покатавшись на ослахъ и разсчитавшись съ погонщиками, супруги взяли извозчика. Когда они услись въ коляску, тотъ обернулся къ нимъ лицомъ и спросилъ, куда хать, повторяя обычное:

— Quelle rue, monsieur. Quel num'ero?

— Да не номера, не въ номера… А надо обдать хать… Дине, — отвчалъ Николай Ивановичъ.

— Монтре, у онъ не тре бьянъ дине. Me тре бьянъ, — прибавила Глафира Семеновна.

— Oui, madame, — сказалъ извозчикъ и повезъ по улицамъ.

Черезъ нсколько минутъ онъ опять обернулся и проговорилъ:

— Il me semble, que vons ^etes des 'etrangers… Et apr`es cliuer? Apr`es diner vous allez au th'e^atre? % N'est-ce pas? Alors, je vous conseille le th'e^atre Edem. C'est ravissant.

— Смотри-ка, Николай Иванычъ, какой любезный извозчикъ-то! Даже театръ рекомендуетъ, — замтила Глафира Семеновна. — Коше! Кель театръ ну заве ди?

— Edem, madame. Ce n'est pas loin de l'Op'era.

— Оперу тамъ поютъ? — переспросилъ y жены Николай Ивановичъ.

— Нтъ, нтъ. Онъ говоритъ, что театръ-то находится недалеко отъ Оперы. Помнишь, мы прозжали мимо громаднаго театра, такъ вотъ около.

— A спроси-ка, какое тамъ представленіе. Можетъ быть, опять танцы животомъ, такъ ну ихъ къ чорту.

— A кескилья данъ сетъ театръ? — задала вопросъ извозчику Глафира Семеновна.

— C'est le ballet, madame.

— Балетъ тамъ представляютъ.

— Слышу, слышу. Это-то я понялъ. Я ужъ теперь къ французскому языку привыкъ, — похвастался Николай Ивановичъ.- A только ты все-таки, Глаша, спроси, какой балетъ. Можетъ быть, опять животный балетъ. Здсь въ Париж что-то мода на нихъ. Въ три театрика мы заходили на выставк — и въ трехъ театрахъ балетъ животомъ.

— Дйствительно, эти танцы животомъ противны.

— То-есть они не противны, но ежели все одно и одно…

— Молчи, пожалуйста. Коше! Кель балетъ данъ еетъ театръ?

— Exelsior. Ah, madame, c'est quelque chose d 'enorme..

— Ла дансъ де вантръ?

— O, non, non, madame. C'est quelque chose d'ravissant Grand corps de ballet… Mais il vous faul procurer les billets… `a pr'esent.

Черезъ десять минутъ извозчикъ подвезъ супруговъ къ театру, помщающемуся въ небольшомъ переулк за Большой Оперой. Надъ театромъ красовалась вывска: «Edem». На дверяхъ были наклеены громадныя афиши съ изображеніемъ сценъ изъ балета «Экзельсіоръ». Тутъ были нарисованы и желзнодорожный поздъ съ паровозомъ и пароходъ, скалы, пальмы, масса полураздтыхъ танцовщицъ, и посреди всего этого стояла на одной ног, очевидно, балерина, изъ которой летли искры.

— Афишка-то атуристая, на манеръ балаганной, — сказалъ Николай Ивановичъ.

— Ничего. Возьмемъ два билета. Извозчикъ хвалитъ балетъ. Здсь извозчики все знаютъ, — отвчала Глафира Семеновна.

— Не бери только, Глаша, дорогихъ мстъ.

— Ну, вотъ… Въ галлерею на чердакъ забираться, что-ли! Я хочу получше одться, хочу видть хорошее общество. Надо-же хорошее общество посмотрть, a то на выставк все рвань какая-то.

У кассы супруги остановились. Николай Ивановичъ ползъ въ карманъ за деньгами. Изъ окна кассы выглянула нарядная, затянутая въ корсеть дама съ бронзовымъ кинжаломъ въ волосахъ вмсто булавки.

— Спрашивай ужъ ты кресла-то, Глаша. Я не знаю, какъ по-французски кресла спросить, — сказалъ Николай Ивановичъ жен.

— Я и сама забыла, какъ кресла. Стулья я знаю — шезъ. Ну, да все равно. Де шезъ… мадамъ… Де. Комбьянъ са кутъ?

— Qu'est-ce que vous d'esirez, madame? — переспросила кассирша.

— Шезъ… То-есть не шезъ, a такія съ ручками… Де шезъ, авекъ ле мянъ. Компрене ву?

— C'est-`a-dire, vous voulez des stalles?

— Ахъ, нонъ. Же ce де сталь. Сталь не то. Сталь это мста за креслами! A де птезъ.

— Peut-^etre, deux fauteuils, madame?

— Фотель, фотель… Вуй… Вс комнатныя слова я знаю, a тутъ какъ нарочно перезабыла.

— Les fauteuils d'orchestre, madame, ou les fauteuils de balcon?

— Нтъ, нтъ… Зачмъ балконъ! Внизу… Анъ ба…

— Ah, oui, madame, — и кассирша выдала дв контрмарки.

Запасшись билетами, супруги похалп обдать. Извозчикъ привезъ ихъ къ какому-то зданію и сказалъ по-французски:

— Вотъ здсь хорошіе обды. Вы останетесь довольны. Это пассажъ. Войдите и вы увидите ресторанъ.

Супруги вошли въ ресторанъ. Ресторанъ былъ блестящій и буквально залитъ газомъ, но рекомендованный обдъ не понравился супругамъ, хотя онъ и состоялъ изъ восьми перемнъ. Супъ билъ жидокъ; вмсто рыбы подали креветки съ соусомъ провансаль, которыхъ Глафира Семеновна и не ла; мяса, поданнаго на гренк, былъ данъ такой миніатюрный кусочекъ, что Николай Ивановичъ въ одинъ разъ запихалъ его въ ротъ Дале слдовали донышки артишоковъ, какой-то, неизвстно изъ чего приготовленный, блый соусъ, половина крылышка пулярдки съ салатомъ, пуддингъ съ сабайономъ, дыня и кофе. Въ обдъ былъ введенъ также пуншъ глясэ. Взяли за все это по 6 франковъ съ персоны, кром вина.

— Гд-же хваленая парижская да-то? — спрашивалъ Николай Ивановичъ посл обда, допивая остатки краснаго вина. — Взяли за обдъ по шести французскихъ четвертаковъ, что, ежели перевести на наши деньги, составляетъ по курсу два рубля сорокъ копекъ, а ей-ей, я ни сытъ, ни голоденъ. А у насъ въ Петербург за два рубля у Донона такъ накормятъ, что до отвалу. А здсь я, ей-ей, ни сытъ, ни голоденъ. Ты знаешь, посл обда я всегда привыкъ всхрапнуть, а посл этого обда мн даже спать не хочется. Эхъ, съ какимъ-бы удовольствіемъ я теперь полъ-бы хорошихъ свжихъ щей изъ грудинки, поросенка со сметаной и хрномъ, хорошій-бы кусокъ гуся съ яблоками сълъ. А здсь ничего этого нтъ, — ропталъ онъ. — Мало дятъ французы, мало. Вдь вонъ сидитъ французъ… Онъ сытъ, по лицу вижу, что сытъ. Сидитъ и въ зубахъ ковыряетъ. Хлба они съ этими обдами уписываютъ много, что-ли?! Помилуйте, подаютъ супъ и даже безъ пирожковъ. Гд-же это видано! Да у насъ-то въ русскомъ трактир притащитъ теб половой растегай, напримръ, къ ух, такъ ты не знаешь, съ котораго конца его начать — до того онъ великъ. Донышко артишоковъ подали сегодня и десятокъ зеленыхъ горошинъ. Ну, что мн это донышко артишоковъ! У насъ пятокъ такихъ донышекъ на гарниръ къ мясу идутъ, а здсь за отдльное блюдо считается. Къ мясу три вырзанныя изъ картофеля и зажаренныя спички подали — вотъ и весь гарниръ. А у насъ-то: и картофель къ говядин, и грибы, и цвтная капуста, и бобы, и шпинатъ. шь — не хочу. Спросить разв сейчасъ себ цлую пулярдку? Ей-ей, я сть хочу.

— Да полно теб! Посл театра пошь, — отвчала Глафира Семеновна. — Для твоей толщины впроголодь даже лучше быть. Расплачивайся скорй. За обдъ, да подемъ домой. Мн нужно переодться для театра. Вдь ужъ наврное у нихъ въ Париж хоть въ театр-то бываетъ нарядная публики.

— Попробуемъ завтра еще въ какой-нибудь ресторанъ сходить. Неужто у нихъ нтъ ресторановъ, гд хоть дорого дерутъ, да до отвалу кормятъ! Ну, возьми восемь франковъ за обдъ, десять, да дай пость въ волю! — сказалъ Николай Ивановичъ и крикнулъ:- Гарсонъ! Комбьянъ? Заплативъ по счету, онъ поднялся съ мста и глядя на слугу, проговорилъ, отрицательно потрясая головой: