Наши за границей

— Удивительное дло: только одна танцовщица и распинается въ танцахъ, а вс другія только на мст толкутся да ноги задираютъ, — сказалъ Николай Ивановичъ, когда балерина чуть-ли не въ десятый разъ стала выдлывать замысловатое соло на пуантахъ. — У насъ ужъ ежели балетъ, то вс прыгаютъ, вс стараются, а здсь кордебалетъ какъ будто только на манеръ мебели. — Все-таки хорошо, все-таки интересно. Ты посмотри, какая роскошная обстановка, — отвчала Глафира Семеновна.

— Ей-ей, у насъ, въ Петербург, балетъ лучше. Театра такого роскошнаго нтъ, а балетъ лучше. — Ну, какъ-же лучше-то! Смотри, смотри: принесли лстницы и забрались на ступеньки. Вонъ какъ высоко стоятъ и руками машутъ. Вдь это цлая гора изъ людей.

— Врно. Но танцовальнаго-то дйствія все-таки нтъ. Ты посмотри: одна только танцовщица и надсажается, взмылилась, отъ нея ужъ паръ валитъ, a ей никто не помогаетъ. Балетъ долженъ состоять изъ танцевъ. Вс пляшутъ, вс подпрыгиваютъ, вс кружатся, — вотъ это я понимаю.

— Врно, ужъ здсь такой обычай…. Перемнилось нсколько картинъ со скорой перемной и опустили занавсъ. Начался антрактъ. Супруги начали наблюдать публику.

— Удивительное дло, что и здсь въ театр нтъ хорошихъ нарядовъ на публик. Оказывается, что я лучше всхъ одта, — сказала Глафира Семеновна. — Даже обыкновенныхъ-то простыхъ модныхъ нарядовъ нтъ, a все рвань какая-то. Именно рвань. Гд-же хваленые французскіе модные наряды-то?.. На выставк ихъ нгь, въ театр нтъ. Да вдь въ какомъ театр-то! Въ балет. У насъ въ балетъ являются разодтыми въ пухъ. Посмотри вонъ какая налво въ кресл сидитъ. Чуть не отъ корыта. Пальтишко на ней, я думаю, чуть не пять разъ перешивалось, на голов какая-то помятая шляпка. Ей-ей, я передъ отъздомъ заграницу нашей горничной Марфутк въ сто разъ свже этой шляпки свою шляпку подарила. Ну, Парижъ!..

— Не въ мод, должно быть, въ театръ рядиться, — отвчалъ Николай Ивановичъ.

— Такъ куда-же рядиться-то? На выставку не рядятся, въ театръ не рядятся, такъ куда-же рядятся-то? А между тмъ Парижъ считается самымъ первымъ городомъ по части нарядовъ.

Николай Ивановичъ улыбнулся.

— А ты знаешь правило: сапожникъ всегда безъ сапоговъ, а портной съ продранными рукавами и въ отрепанныхъ брюкахъ, — сказалъ онъ. — Для чужихъ Парижъ наряды приготовляетъ, а самъ не щеголяетъ. Да и вотъ я что еще замтилъ. — продолжалъ онъ:- вдь мы сидимъ въ балет, а посмотри-ка — гд военные? Какъ есть ни одного офицера въ театр.

— Да что ты!

— Ищи и укажи мн. Даже въ первомъ ряду ни одного офицера нтъ, не говоря уже о генералахъ. Видишь первый рядъ… Только статскія плши и бороды.

Глафира Семеновна стала блуждать глазами по театру и отвчала:

— Дйствительно, вдь совсмъ нтъ военныхъ.

— Вотъ, вотъ… А у насъ-то въ балет весь первый рядъ какъ на подборъ генералитетомъ да господами военными занятъ. Однако, что-же мы не сходимъ въ фойэ? Надо-бы съ землякомъ повидаться, съ которымъ мы давеча встртились въ подъзд.

— Да, да… И очевидно, онъ человкъ знающій Парижъ, — подхватила Глафира Семеновна. — съ такимъ человкомъ пріятно…

Въ слдующемъ антракт супруги гуляли по роскошному фойэ и отыскивали земляка, познакомившагося съ ними на подъзд театра.

LI

Землякъ вскор былъ найденъ въ фойе театра. Онъ самъ искалъ супруговъ.

— Ну, какъ вамъ понравился балетъ? — спросилъ онъ Николая Ивановича.

— Ничего. Декораціи отличныя, костюмы тоже. Ну, а что насчетъ танцевъ — у насъ въ Петербург куда лучше и шикарне. Помилуйте, вдь здсь въ балет всего только одинъ бабецъ и танцуетъ, а остальныя только съ боку на бокъ на мст переваливаются, руками машутъ и улыбки строятъ.

— Здсь всегда только одна танцовщица, а остальное кордебалетъ.

— Да и кордебалета нтъ. Какой это къ чорту кордебалетъ! Вспомните, какъ у насъ въ балет танцуютъ. Выскочатъ дв штучки, отмахаютъ на удивленье, а за ними ужъ, смотришь, выскочили четыре и откалываютъ еще лучше. Только эти кончили — третьяго цвта шесть штукъ выскакиваютъ и еще мудрене танецъ докладываютъ. А за этой шестеркой восьмерка летитъ, за восьмеркой-десять штукъ и только ужъ посл всхъ вылетаетъ госпожа балерина первый сортъ и начинаетъ балетныя штуки выдлывать. Вотъ это балетъ! Послушайте, позвольте вамъ предложить выпить чего-нибудь для перваго знакомства, — сказалъ Николай Ивановичъ земляку. — Гд здсь буфетъ?

— Да здсь буфета птъ.

— Какъ нтъ? Въ театр, да нтъ буфета? Что вы!

— Въ очень немногихъ театрахъ въ Париж есть буфетъ. А гд и есть, то даже не въ театр, а подъ театромъ — и входъ съ улицы.

— Ну, порядки парижскіе! Театры безъ буфетовъ, вмсто капельдинеровъ какія-то накрашенныя бабы-нахалки.

— А знаете-ли, что это за женщины, замняющій 3Дсь капельдинеровъ? — спросилъ землякъ и отвтилъ:- Большинство изъ нихъ, говорятъ, бывшія актрисы, фигуранточки, кордебалетныя. Устарла, пришла въ ветхость, растолстла, милый другъ сбжалъ, явились превратности судьбы — и вотъ он изъ за кулисъ-то на капельдинерскую должность. Нкоторыя изъ нихъ, можетъ быть, когда-то даже здсь на сцен театра Эдена прыгали и тюлевыми шарфами потряхивали, а теперь, когда располнли и превратились въ шести-пудовыхъ бобеленъ, то ужъ какое тутъ прыганье! Вотъ антрепренеры во вниманіе прежнихъ заслугъ и позволяютъ имъ капельдинерствовать въ театрахъ собирать съ публики посильную дань.

— То-то он блки-то такъ подъ лобъ по старой актерской памяти закатываютъ! А только и нахалки-же!

— Да, ужъ он каждаго постителя облагаютъ здсь данью. Хочешь или не хочешь, а что-нибудь дай. У мертваго выпросятъ. Впрочемъ, и то сказать: вдь и десятью сантимами остаются довольны, а это на наши деньги всего только три копйки, — закончилъ землякъ.

— Поужинать-то все-таки посл театра куда-нибудь пойдемъ? — спросилъ онъ земляка.

— Да некуда. Все будетъ заперто. Здсь, въ Париж, въ одиннадцать часовъ вечера уже вс рестораны закрыты.

— Да неужели вс?

— Есть два-три ресторана съ ночной торговлей, но тамъ по ночамъ берутъ за все двойную плату.

— Пустяки. Подемте. Только-бы поужинать да съ хорошимъ землякомъ побесдовать. Столько времени русскаго человка въ глаза не видалъ, да стану я какія-нибудь цны разсчитывать…

— Неловко вамъ въ эти рестораны ночью съ женою хать.

— Отчего?

— Оттого, что тамъ исключительно только одн кокотки по ночамъ бываютъ. Туда посл театровъ только съ кокотками здятъ.

— Николай Иванычъ, подемъ туда! — воскликнула вдругъ Глафира Семеновна. — Покажи мн, какія такія парижскія кокотки.

— Да что ты, что ты, матушка! — замахалъ руками Николай Ивановичъ. — Разв это можно?

— Отчего-же? Ну, кто насъ здсь въ Париж знаетъ? Ршительно никто не знаетъ.

— Но вдь и тебя самое могутъ за кокотку принять.

— А пускай принимаютъ. Что-жъ изъ этого? Вдь я буду съ мужемъ, съ тобой.

— Что ты говоришь. Боже мой, что ты говоришь!

— Пойдемъ, Николай Иванычъ. Съ мужемъ жена можетъ гд угодно быть.

— Но вдь тебя какой-нибудь пьяный можетъ схватить, обнять, поцловать. Я не стерплю — и выйдетъ скандалъ, драка… Нтъ, нтъ…

— Неловко вамъ туда, сударыня, хать, положительно неловко, — сказалъ землякъ.

— Экіе вы, господа, какіе! Ничего настоящаго парижскаго я не увижу. Вдь этими самыми кокотками Парижъ-то и славится, — пробормотала Глафира Семеновна.

— Полно, полно… Не мели вздору, — строго замтилъ ей Николай Ивановичъ и опять обратился къ земляку:- Но вдь есть-же здсь и семейные люди… Гд-же они ужинаютъ?