Назови меня по имени

– Переживает, – шёпотом сказала Светлана Павловна, стоя в дверях Алёшиной комнаты.

Она улучила момент, когда сын вышел на кухню, и принесла Маше чай.

– Вчера после праздника он даже уснуть не смог! – Мать была не на шутку обеспокоена. – Может, отпустите его пораньше?

Каждый раз, когда Светлана Павловна, жалея сына, просила Машу сократить время занятия, она делала перерасчёт оплаты урока и выдавала на руки сумму меньшую, чем обычно. Маша никогда не торговалась – брала, что дают.

Сегодня свободные тридцать минут были ей весьма кстати. Марк ответил Маше на ночное письмо и обещал встретить её возле станции «Багратионовская».

– Я провожу вас, – сказал Алёша, когда учительница уже стояла в прихожей. – Поеду сегодня в мастерскую.

Он вынес в коридор школьный рюкзак. Забежал в ванную, вернулся оттуда с зубной щёткой и полотенцем. Аккуратно завернул вещи в пакет и затолкал его в сумку, поверх учебников.

– Куда так поздно? – заволновалась мать. – Мария Александровна, скажите ему… Он же ночь не спал!

– Мам, мне уже почти девятнадцать, а ты всё со мной как с маленьким!

– А ну повесь куртку на место! – Лицо Светланы Павловны покрылось красноватым пятнами. – Никуда ты не поедешь!

Алёша быстро сдёрнул с вешалки шарф.

– Вернусь завтра после уроков, – пообещал он. – Доберусь до дяди Коли, позвоню. Переночую в мастерской.

И, подхватив рюкзак, вышел на лестничную площадку.

– Что мне с ним делать! – плачущим голосом воскликнула Светлана Павловна, ища у Маши поддержки. И тут же бросилась к двери: – Алёша, лекарства!..

– Взял! – раздалось из подъезда.

Во дворе светили фонари, вдоль поребриков возвышались сугробы, аккуратно выровненные по краю. Какой-то ребёнок играл на детской площадке, где из сырого снега торчали только горка да перекладины.

– Тебе не кажется, что Данила просто ревнует к тебе Катю? – спросила Маша. – Вы же с ней дружите?

– Ни с кем я не дружу. – Алёша усмехнулся. – Катя – девушка Данилы, это все знают. А насчёт ревности… Вы правы. Он ревнует всех и ко всем. Красневскому нужно, чтоб земля и небо смотрели только на него.

Они шли по улице, навстречу им от метро двигались люди.

– А тебе? – спросила Маша. – Тебе не нужно, чтобы мир смотрел только на тебя?

На светофоре загорелся красный свет, и Алёша остановился.

– Художник всегда ждёт признания. Иначе он долго не протянет, – ответил ученик. – Но я с этим делом не тороплюсь. Чтобы не облажаться. В этом моё главное отличие от Красневского.

Потом Алёша вздохнул и добавил:

– А ещё он выше меня и здоровее раз в сто.

Маша уже не слышала слов ученика. На той стороне перехода, недалеко от павильона метро «Багратионовская» маячила высокая фигура Марка.

Фигура в широком тёмном пальто; вокруг шеи в несколько оборотов накручен бордовый шарф, Машин подарок на прошлый Новый год.

– Я тебя сейчас кое с кем познакомлю, – сказала Маша ученику и пошла по переходу впереди Алёши.

Они с Марком шагнули навстречу друг другу.

– Ты что, ел шоколад? – Маша улыбнулась.

– Прости. – Марк вынул из кармана кусок шоколадной плитки, завёрнутый в надорванную фольгу. – Купил тебе, а сам не заметил, как съел половину. Это всё от нервов.

Маша обернулась к ученику. Тот стоял как вкопанный и часто моргал.

– Марк, знакомься. Молодой художник Алексей Девятов. Будущая знаменитость.

Алёша кивнул, шагнул навстречу и снял перчатку.

– Марк Александрович Лакиди. Журналист, переводчик и странствующий рыцарь.

Марк представился как обычно; голос его звучал мягко и вкрадчиво.

Две или три секунды Алёша, как завороженный, смотрел на большую протянутую к нему ладонь, словно не знал, что ему с ней теперь делать: может, надо хорошенько разглядеть её и запомнить, как на линии сгиба падает свет фонаря?

Рукопожатие получилось холодным, напряжённым. Потом ученик скомканно попрощался и растворился в толпе.

Маша с Марком ехали до «Бабушкинской», где во дворах возле метро их ждала припаркованная «Тойота Рав 4».

Глава 9

Чтобы у Марка внезапно не поднялось давление после долгого стояния в пробке на Ярославском шоссе, требовалось хотя бы полчаса тишины.

По вечерам в Машиной квартире обычно работал телевизор, но сегодня она поговорила с сыном, поговорила с Марком, снова поговорила с сыном, и дома наконец-то установилась зыбкое, неустойчивое затишье, которое то и дело прерывалось щёлканьем клавиатуры.

Подойдя на цыпочках к двери детской, Маша осторожно просунула голову в комнату сына. Щёлканье прекратилось. Маша вернулась на кухню, включила газ и поставила на плиту чайник.

– Всё ясно. – Сын уже стоял за Машиной спиной. – Я вам мешаю, да?

– Петька! – Маша попыталась скрыть недовольство, и это ей не удалось. – Дядя Марк так редко приезжает в гости…

– Давай я уеду в Швейцарию, и он будет приезжать чаще.

Ребёнок быстрым движением ухватил со стола вазочку с конфетами и исчез в своей комнате – было слышно, как звякнул крючок. Маша со вздохом открыла дверцу холодильника.

Через час, когда большая стрелка уже приближалась к одиннадцати, все трое сидели за обеденным столом. Петька оказался не прочь поужинать второй раз, за компанию с матерью и гостем. На столе стояли мясо под овощным соусом, салат и жареный картофель. Вкусная еда постепенно выправляла неловкость, с которой начинался этот вечер.

Потыкав в салат вилкой, Марк, как обычно, потянулся к стакану со столовыми приборами, откуда выудил самую большую ложку. Он поглощал пищу с упоением; глаза у него сияли, на лице проступало блаженство. Это была одна из тех черт, которые Маша так в нём любила: умение радоваться простым вещам.

Потом Маша отправляла Петьку в ванную и спустя полчаса гасила свет в его комнате. Марк в это время читал или курил на балконе, а она включала компьютер и готовила материалы к завтрашним урокам. Они оба молча сидели до тех пор, пока в детской не утихала возня. Наконец, выждав положенные пятнадцать минут, Маша подсаживалась к Марку на диван и устраивалась у него на плече.

А потом они – как обычно – долго лежали в темноте.

– Погоди. Не убегай пока. – Марк насторожился. За окном послышался какой-то шум. – Что это?