Неживая, Немертвый

— А если я откажусь? — спросил Йони, которого, судя по выражению лица, подобное предложение категорически не устраивало.

— Если же вы откажетесь, герр Шагал, вам придется проститься даже с тем подобием жизни, которое есть у вас сейчас, — спокойно просветил его граф и, заметив тень непонимания на бородатом лице трактирщика, уточнил: — Я вас обезглавлю. О, прошу, не перебивайте меня, это не в ваших интересах. Сбежать вам не удастся, поверьте, я гораздо лучше умею обращаться со своими способностями. К тому же, мне не впервые вести охоту на новообращенных. Вашу попытку покинуть эти стены я буду расценивать, как выбор в пользу второго из предложенных вариантов. Так что же? Желаете упокоиться временно и с перспективой однажды вернуться к «жизни», или упокоиться окончательно, с перспективой узнать, наконец, что же ждет вас после смерти? Мне, в сущности, безразлично, что именно вы выберете.

— А вы таки умеете делать серьезные предложения, граф, — выслушав фон Кролока, тоскливо вздохнул Йони. — Не скажу, что мне так уж хочется на это ваше кладбище, но умирать мне хочется еще меньше, так что я согласен, пускай будет могила. И долго ждать придется?

— Кто знает, герр Шагал, — граф сделал витиеватый жест рукой. — Возможно, еще век, возможно, больше… Я не пророк.

— Сколько?! — потрясенно простонал трактирщик, глядя фон Кролока округлившимися карими глазами. — Помилуйте, Ваше Сиятельство…

— Оставьте эти драматические причитания для иного случая и иного слушателя, — посоветовал граф. — Вам теперь некуда торопиться, герр Шагал. Итак, раз мы с вами пришли к соглашению, поговорим о деле. Кого вы уже успели укусить?

— Да с чего вы взяли, что я успел? — тут же попытался отречься от содеянного Йони, в котором отчетливо ощущалось движение живой крови. Однако, поймав на себе пристальный и не обещающий ничего хорошего взгляд графа, он почел за лучшее сознаться: — Магду, служанку. Да я так, всего лишь глоточек и пригубил, уж очень она девка аппетитная… и не только в смысле крови…

— Где уж тут устоять? — иронично заметил фон Кролок, не слишком-то желая слушать откровения трактирщика относительно прочих аспектов «аппетитности» Магды. — Я рекомендую вам немедленно отправиться в склеп. Куколь вас проводит. По замку не бродите, и дочери своей на глаза не показывайтесь — пускай лучше запомнит вас живым. На кладбище переселитесь после бала, на который я вас, уж простите великодушно, в этом году не приглашаю. Скоро к вам присоединится ваша душевная симпатия, до которой вы сами донесете условия сделки. И запомните как следует, Шагал: попытаетесь бежать — лишитесь головы. Я дважды подобных предложений не делаю. Все ли вам понятно?

— Все, Ваше Сиятельство, — Йони уныло покивал головой, так что закачались свисающие по бокам лица неряшливо закрученные пейсы. — Все сделаю, как уговорились.

— Вот и прекрасно, — граф удовлетворенно хмыкнул и, чуть повысив голос, позвал: — Куколь! Проводи герра Шагала в склеп и найди ему подходящий гроб. Кстати, последний вопрос, пока мы не попрощались окончательно: как, говорите, вы сумели избежать удара колом в сердце?

— Да наврал с три короба, Ваше Сиятельство, понаобещал всякого… вот в замок их, например, проводить клялся, а они и поверили. Только я посреди леса их на полпути бросил, авось замерзнут до смерти, будут знать, как кольями в честных вампиров тыкать. Ученые! — Йони нервно хихикнул и поспешил следом за ожидающим его Куколем, очевидно, опасаясь, как бы фон Кролок не передумал насчет сделки и не привел в исполнение свое обещание касательно головы незамедлительно.

— Что ж, будем надеяться, что они и правда заблудятся, — пробормотал граф, которому еще предстояло наведаться в покинутый своим хозяином трактир.

*

Сидеть в собственной комнате Нази за эти дни окончательно надоело, так что она, оценив свое состояние как вполне сносное, решилась на вылазку в библиотеку за новой порцией книг. За чтением ей всегда думалось легче, а обдумать предстояло многое.

Литературные фонды у графа были воистину обширные и, судя по присутствию на полках изданий последних лет — еще и регулярно обновляемые. Граф, как уже успела убедиться Дарэм, вообще старался не терять связи с эпохой, постоянно расширяя круг своих знаний об окружающем мире, и женщина всерьез сомневалась, что даже в ее реальности нашелся бы человек, настолько же убежденный в том, что смерть — отнюдь не повод прекращать саморазвитие.

История, рассказанная фон Кролоком, пожалуй, произвела на Нази тягостное впечатление, но, вместе с тем, еще более рельефно очертила особенности его характера, который, насколько смогла понять Дарэм, не претерпел за эти века существенных изменений. Разве что некоторые качества, подобные непередаваемому графскому цинизму и его же расчетливости с годами усилились, кристаллизуясь в некое подобие отдельной философии.

Что, впрочем, было как раз неудивительно, если учитывать, что он успел повидать при жизни. И через что успел пройти после того, как эта самая жизнь закончилась.

Оказавшись в галерее, Нази бросила еще один пытливый взгляд на портреты тех, кого в прошлый раз ошибочно посчитала родственниками фон Кролока, уделив внимание надписям. Кристина Борос оказалась совсем еще молодой женщиной со жгучими черными глазами и ярко-алыми губами, которые при ее бледности смотрелись бы вульгарно, если бы не надменное, исполненное достоинства и аристократической пресыщенности выражение лица. Кроваво-красное платье, в котором неизвестный художник запечатлел фрау Борос, органично дополняло образ хрестоматийной вампирицы, возводя его в абсолют, и Дарэм в который раз задалась вопросом — повлияли ли своим видом вампиры на народные представления о себе, или же народные представления обусловили немного гротескный, зачастую отдающий опереточным пафосом, облик самих носферату.

Дарэм пообещала себе прояснить этот вопрос у графа, который, пускай и питал пристрастие к длинным плащам и траурно-черному цвету, демонстрировал отменный вкус, ухитряясь не перегибать палку в отношении «каноничности». Миновав галерею, она принялась спускаться по лестнице, ведущей на этаж с библиотекой, однако достигнуть цели ей не удалось. Резкий порыв зимнего ветра дохнул Нази в лицо из настежь распахнутой двери, ведущей, по всей видимости, на одну из нижних смотровых площадок замка, мгновенно пробрав женщину до костей. Передернувшись, Дарэм потянулась, чтобы захлопнуть тяжелые створки, пока гуляющий по коридорам сквозняк не выстудил и без того холодный замок окончательно, но перед этим все-таки выглянула наружу.

Проход, как оказалось, действительно вел на небольшой балкон, на котором Нази, к своему немалому изумлению, обнаружила самого хозяина замка. Граф фон Кролок стоял, положив руки на массивные каменные перила, и смотрел вниз, не обращая ровным счетом никакого внимания на ветер, колышущий его плащ и собранные в низкий хвост волосы.

— Подумываете сброситься? — не удержавшись, вежливо осведомилась у графской спины Дарэм.

— Во-первых, это все равно бессмысленно, разве что переломанный позвоночник доставит мне массу неудобств на пару ближайших дней, — не оборачиваясь, откликнулся фон Кролок и добавил: — А во-вторых, оставь свои надежды.

Немного помявшись, Нази все-таки шагнула на площадку и, приблизившись к перилам, тоже поглядела вниз. Небо было ясное, и свет убывающей луны, отражаясь от девственно-белого снега, неплохо освещал окрестности, однако ничего особенно интересного в этом пейзаже, с точки зрения Дарэм, не было.

— Весьма умно с твоей стороны — выйти на свежий воздух в одном лишь платье. Надо полагать, ты скучаешь по своему едва унявшемуся «катару в легкой стадии» — тем временем заметил фон Кролок.

Нази уже открыла было рот, чтобы ответить что-нибудь едкое, однако граф не дал ей возможности высказаться. Он аккуратно, но безапелляционно взял ее за плечи и просто «переставил» так, что теперь Дарэм оказалась прямо перед ним. Тяжелые полы зимнего плаща Их Сиятельства сомкнулись вокруг Нази с обеих сторон, закрывая ее от ветра.