Ностальгия по крови
Шрифт:
Джулия сняла очки и поморгала, словно сгоняя из глаз попавшую соринку.
– Не меньше чем на пятьдесят тысяч лир. Придется менять решетку и вставлять стекло. Да к тому же разбились некоторые антикварные предметы. Но дело не в этом. Они исписали всю стену словом «Убийцы». Но я же никого не убивала. И мой муж тоже не убивал, его вина не доказана. Анализ ДНК лишь подтвердил, что он имел половую связь с этой девицей.
– И у вас нет никаких мыслей, кто это мог быть?
– Нет.
Джулия провела рукой по волосам, чтобы убрать челку со лба. Она не носила больше ни колец, ни браслетов, и ее пальцы без золота и драгоценных камней выразительнее всяких слов говорили, как это трудно: идти вперед сквозь джунгли подозрений.
– Я получила множество писем, и все, как одно, анонимные. Мне пришлось удалить профиль на «Фейсбуке»,
Джулия произнесла это тихим, измученным голосом. Иларии даже захотелось ее обнять, но она не могла: надо делать заметки, и точка.
Выполняя свой долг журналиста, она подумала о бабушке, у которой после ареста сына случился инсульт. Когда она поправилась, у нее появился страх перед выпиской из больницы. Бабушка перестала есть, чтобы казаться больной. В больнице она говорила родным: «Пожалуйста, оставьте меня здесь, хоть соседи не станут косо на меня смотреть». Бабушка предпочла остаться в больнице, среди умирающих стариков, лишь бы не возвращаться домой.
8 января
– Да что с тобой такое? Ты какой-то подавленный, – сказала Илария Безане, сидя с ним за привычным утренним кофе в баре.
– Проехали. Знаешь, что говорил Хемингуэй о нашем ремесле?
– Нет.
– Он говорил, что журналист должен ежедневно съедать свой килограмм дерьма пополам с желчью.
– Хорошенькая перспектива.
– Да, но есть дни, когда порция превышает килограмм. Например, сегодня утром меня разбудил телефонный звонок от начальника отдела. Он был вне себя и орал, что мы позволили конкурентам себя обойти.
– Я еще не читала газет.
– Плохо. Это первое, что ты должна делать с утра. Посмотри. – И Безана бросил на столик прямо перед ее носом две газеты соперников. – У одних появился протокол первого допроса Вимеркати. У других – интервью с его адвокатом. А у нас – ничего, кроме разговора с женой.
Пьятти открыла первую газету, прочла несколько строк и фыркнула:
– Что толку переписывать текст допроса? И главное, подписали, словно сами этот допрос провели. – Она закончила читать статью и с возмущением хлопнула газетой по столу. – Какое отношение все это имеет к преступлению? И какое нам дело до того, чем занимались в постели Вимеркати и его жена?
– Тут вопрос в другом, – перебил ее Безана. – Как им удалось заполучить протокол допроса? Кто им его передал? Такие сенсации вредят и газете, и правосудию, позорят и нашу работу, и работу следователей. Но мне куда отвратительнее другое: как можно было назвать «Неожиданным поворотом в деле Вимеркати» интервью этого надутого адвоката, который ставит под сомнение тест ДНК? Да какой там неожиданный поворот! Обычные фокусы защиты, не более того.
Адвокат был известным специалистом по уголовном делам в Бергамо, членом парламента и автором нескольких законов ad personam [91] , направленных на сокращение срока давности в делах о финансовых преступлениях. Жена Вимеркати доверила ему защиту мужа, и он взялся за работу с энтузиазмом. Ему нравились дела, широко освещающиеся в СМИ.
Безана зачитал вслух некоторые отрывки из допроса, процитированные в газете, и еще больше рассердился.
91
Ad personam (лат.) – написанных лично.
– «Чисто научная логика не позволяет точно проанализировать следы, оставленные Неизвестным на теле жертвы, и определить их как принадлежащие Вимеркати». Эксперт настаивает на том, что биологические следы были смыты и повреждены под воздействием снега и дождя. И адвокату оказалось этого достаточно, чтобы потребовать освобождения своего подопечного из-под стражи. «Мы живем в правовом государстве, – заявил адвокат в своем интервью, – и не можем допустить, чтобы прокурор нападал на гражданина, который настаивает на своей невиновности и против которого нет доказательств».
Кроме всего прочего, на теле обнаружен укус со следами совсем другой ДНК, – взорвался Безана, швырнув газету на пол. – И все сомнения только в этом, а не в тесте ДНК как таковом. Они пишут крупный заголовок «Сомнительный анализ ДНК: может быть, она не принадлежит Вимеркати». Но если читать дальше, то выходит, что экспертиза не отрицает принадлежности ДНК Вимеркати, по крайней мере из спермы, только констатирует, что образец слишком мал. Вероятно, женщина вымылась после полового акта с ним. Ради эффектного заголовка здесь манипулируют фактами.– В Интернете все как с цепи сорвались, – вставила Илария, пробежав глазами по экрану планшета. – В соцсетях говорят о провале тестов ДНК и повороте в расследовании. Некоторые воспользовались моментом, чтобы напасть на судебную систему. Да и публикация допроса спровоцировала чуть ли не всеобщий мятеж. Есть даже такие, кто требует гарантии неприкосновенности частной жизни и чтобы этот текст удалили из сети.
– Они правы, это неуважение к подследственному, – заметил Безана. – А прежде всего это грязная журналистика.
8 января
Они решили немного пройтись по центру, чтобы сбросить нервозность. Илария хотела купить себе пару сапог.
– Не дай бог резиновых, – фыркнул Безана.
– Нет, я хочу сапожки на меху, – ответила Илария.
– Существуют более женственные модели, например на маленьком каблучке.
Пока они изучали витрины, Илария рассказывала, как коллеги смеялись над ее одеждой и как сильно она страдала от этих насмешек.
– Представь себе, меня тоже приняли не лучшим образом, – сказал Безана.
– Правда?
– Я явился в редакцию сентябрьским утром, имея в кармане контракт репортера, подписанный тогдашним директором. Мне было ровно столько же, сколько и тебе сейчас: двадцать шесть. Я пришел из дневной газеты, где проходил практику. В огромном отделе новостей, в тот час пустом (было десять утра), меня встретила элегантная скучающая женщина. Она была ведущим модным обозревателем и писала об Армани, Версаче… «Как, говоришь, тебя зовут?» – спросила она, внимательно меня разглядывая. Потом заявила: «Учти, здесь мест нет». – «Как так нет?» – «Все столы заняты», – ответила она, показывая на каждый стол и рассказывая о его владельце. «Так что же мне делать? Писать репортажи стоя?» Она пожала плечами: «Не знаю, что и сказать. Спроси у секретаря». Секретарь редакции был похож на армейского старшину, крепко сбитого и грубого, как из фильма «Цельнометаллическая оболочка». Когда я вошел, он развел руками: «Мне очень жаль, но еще один стол поставить некуда». К счастью, его заместитель сжалился надо мной и отвел в отдел зарубежных корреспондентов, который располагался рядом с отделом новостей. «Здесь место Менгони, – он указал на гору бумаг, ветровок, спальных мешков, из-под которой самого стола не было видно. – Менгони вечно в разъездах, сейчас он в Индии. Думаю, можешь пока устроиться здесь». – «А что делать с его вещами?» – «Сложи их под стол». Несколько месяцев эта гора служила мне подставкой под ноги.
– Бедняга… Почему они с тобой так обошлись?
– Знаешь, тогда редакторы считали себя элитой прессы: многие имели по меньшей мере две фамилии или носили одну, которая стоила двух. Дети знаменитых журналистов, графинь, друзей семейства Аньелли [92] смотрели на меня свысока и считали выскочкой. Мне запомнилась одна дама, ходившая в стоптанных тапочках, а зимой вешавшая на спинку стула кашемировый кардиган, чтобы защититься от сквозняков. Те, кто не мог похвастаться титулом, родней или влиятельными покровителями, защищали свое рабочее место другими способами. Главный редактор отдела «Искусство», злющий венецианец, вечно был в ссоре с начальством и без конца затевал какие-то тяжбы – и гражданские, и уголовные – причем всегда их выигрывал. Он сидел, забаррикадировавшись в каморке, до потолка забитой каталогами, и иногда приводил своего добермана, который рычал на всех, включая директора. И венецианец стал неприкасаемым.
92
Семья Аньелли – итальянская бизнес-династия, основанная Джованни Аньелли. Джованни также стоял у истоков автомобильной компании Fiat.