Нулевой потенциал

— Да что я там забыл-то, среди камней, — пробурчал слуга себе под нос.

— А почему мы мелкий скот не держим? Шерсть наверняка тоже в цене? — перебил я бубнёж Антипа.

— Государь повелел так. Здесь травы хорошие, сочные, удои отличные наши бурёнки дают, мясо жирное. Да и Гниль к нам не лезет. Без шерсти оно всяко обойтись можно, а без пропитания туго…

Я задумчиво кивнул, не выдавая своего замешательства. Впрочем, тут, видимо, и расположение играет роль. До столицы близко, с полсотни километров всего будет. Шерсть-то полежит, а продукты свежими доставить надо…

После краткой обзорной экскурсии я занялся тренировкой. Физическая подготовка Матвейки порадовала, но выносливости парню не хватало. Я, отыскав в запасах одежды простые рабочие брюки, принялся нагружать молодой организм. Антип не без удовольствия подглядывал, шныряя по двору по своим делам. Вот прохвост, а. Чьих же ты будешь…

Едва сдерживая нетерпение, я решил, что к тренировкам неплохо бы пробежки добавить. Бегать в удовольствие будет по утренней заре, когда воздух ещё чистый, свежий, и люди к рабочим местам тянутся. Может, чего и подсмотрю. Но, чтобы убить время, направился лёгкой трусцой маршрут наметить.

Антип моему примеру ожидаемо не последовал. Зато присоединился Гришка. Когда мы, вырвавшись за пределы хозяйственных построек, побежали вдоль кромки луга к ближайшему селу, Григорий неожиданно заговорил:

— Нашли что-нибудь, Матвей Павлович? Вы уж простите, что я наедине без титулов, но мы, в каком-то роде, коллеги.

— Пока ничего, что могло бы свидетельствовать о вине моих родителей, — скупо отозвался я.

— А о невиновности?

— Тоже ничего. Но имение — лакомый кусок. На сравнительно небольшой территории сосредоточился резерв продовольствия. Полагаю, нашлись бы желающие наложить лапу.

Разговор сбивал дыхание. Бежать стало тяжелее. Гришка же ровно держал темп, словно бегать под светские беседы ему было не в новинку. Впрочем, могло и так статься. Магии я в нём не чувствовал из-за кольца, но слабого приглядывать ко мне бы не приставили.

— Маловато для того, чтобы подставить род. Хотя, одно то, что Гниль вашу землю не прибирает, дорого стоит. Вам секрет Охотниковых неведом?

Да чего уж проще, артефакт мага смерти где-нибудь в недрах дома. Или гаража.

— Увы. Я до Гнили прогуляюсь обязательно, вблизи гляну, может, что увижу.

— Много приходилось её видеть?

— В Кроховке-то? Прилично. Подумаю, чем она здесь отличается.

— Внутрь не суйтесь. По крайней мере, без резолюции Анны Михайловны. Без неё сгинете.

Угу, аж десяток раз. Мне без Аннушки-то как раз удобнее будет. Только магию бы раскачать.

— Разумеется, я только вдоль Грани пройдусь.

— Хорошо, Матвей Павлович. Держите меня в курсе.

Да прямо вот после завтрака и стану ежедневно исповедоваться. Раскатал губу.

Не получив от пробежки ожидаемого удовольствия, я повернул назад, едва достигнув сельской околицы. На широком пенёчке сидела девушка, подобрав под себя ноги, и махала мне приветливо. Дуняша.

— Подождите меня здесь, Григорий, будьте любезны, — бросил я и поспешил к Дуняше.

Она склонила голову набок и глянула на меня хитрющими глазами. Ну чисто кошка. Ещё и потянулась сладко.

Наконец, я смог разглядеть её как следует. Простое сельское платье, стянутое поясом, подчёркивало и пышную грудь, и крутые бёдра. Ладная фигурка была у Дуни, что уж и говорить. Анне Михайловне фору дать способна. А гривы похожи у них были. Густые, шёлковые. Только у Аннушки каштановой волной на плечах лежали, а Дуняша лентой перевязала медово-русую волну мелких кудряшек.

— Здоров ли, Ваше Сиятельство? — задорно подмигнула она. Глаза какие задорные. Вроде, и карие, а словно обесцвеченные. Как песок в речке.

— Благодарю, не жалуюсь. Как я тебя встретил вчера?

— Да я к тебе сама пришла, граф Матвей Палыч, — хохотнула девица. — Как Антипка тебя приволок в спальную, так и пришла. Дождалась только, как уйдёт.

— Зачем? Глянулся?

Дуняша томно сощурилась. На щёчках ямочки заиграли.

— Кровь порченная была. Меня притянула. Тебе хорошо, и мне хорошо. А ты цацку-то везде не таскай, Матвей Палыч, загубит она тебя.

Я недоуменно посмотрел на Дуняшу, а она слезла с пенёчка и прильнула к моей груди.

— Хорош ты, граф. Сладкий. Ты когда снова вниз соберёшься, цацку-то не бери. Наверх только через магию родовую можно.

Чмокнула в щёку и убежала в деревню, заливисто хохоча.

Я побрёл обратно, размышляя об услышанном. Выходит, двери изнутри магией отпираются? И какой? Какая в роду у Охотниковых? Но, кажется, ответ на этот вопрос был мне известен.

— На девок потянуло, Матвей Павлович? Дело-то, конечно, молодое, но как бы не помешало…

— Проснулся я с ней нынче утром. Спросить хотел, как встретились.

— А сами не помните? — удивился Григорий.

— Антип говорит, напился я вчера.

— Вот как. Вас опоили, меня внезапно понос пронял… Извините, Матвей Палыч, что без обиняков. Странные дела в вашем имении творятся. Странные.

Едва дождавшись вечера, я поднялся в спальню. Выбор одежды был небогатым, но чёрные брюки и укороченный сюртук меня устроили. Усталость навалилась душным грузом, и я едва поднимал отяжелевшие веки, дожидаясь, пока дом окунётся в сонную тишину.

Конечно, Антип мог и сегодня явиться с приглашением осмотреть мобили. Но на такой подарок судьбы я не рассчитывал. Решил пробиться сам. Идти напролом, конечно, затея так себе, но другого пути в ангар я не знал.

Антип, разумеется, не явился. Но понял я это уже утром, проснувшись в кресле. Вот это сморило меня… Видать, нагрузка непривычная сказалась.

Побегав с утра, я слонялся по имению, прервавшись на обед и тренировку. Антип уже не сопровождал, только приглядывал издали. Работы у него маловато, видать. Надо разобраться с делами и нагрузить моего бдительного опекуна, чтобы головы поднять не мог. После скудного ужина, изнывая от нетерпения, я поднялся в спальню и присел на кровать, вслушиваясь в приглушённые шаги прислуги.

Утром обнаружил себя в кровати, одетым. Вряд ли деревенский воздух так благотворно действует на молодой организм. Скорее всего, меня чем-то опаивали. На пробежке вскользь уточнил у Григория, как ему спалось. В ответ получил удивлённый взгляд. Спалось-то ему хорошо, но ночью собака у кого-то во дворах выла, и Гришка несколько раз поднимался посмотреть, всё ли в порядке.

Следующим днём я объявил голодовку. Сказал расстроенной Прасковье Петровне, что живот крутит от непривычной еды, и не притронулся ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Пил колодезную воду. Поднялся в спальню, переоделся, налил воды из графина, побаловать недовольно ворчавший желудок. И, осушив стакан, уставился на него, прозревая.