Одного поля ягоды

— …Чувствительный, — в неверии повторил Нотт.

Гермиона не обратила на него внимания и продолжала:

— …И я знаю, что у Тома возникнет искушение сделать что-нибудь глупое и навлечь на себя неприятности. Так что, очевидно, мы должны оставить это между нами, ради его же блага.

Под этим она имела в виду Морфина Гонта, который возненавидит Тома просто за его существование, и чьё существование оскорбит Тома в ответ. У некоторых людей были настолько сильные разногласия в идеологии и характерах, что их лучше было держать отдельно, сохраняя мир ради всеобщего блага. Это был здравый смысл. Ещё в начальной школе она усвоила, что если две стороны не могут ужиться, то их легче разлучить, пока они не смогут пожать руки и помириться. Это было на пользу всем: можно вспомнить пример раздела Ирландии два десятилетия назад, в результате которого остров был разделён на суверенную республику на юге и часть, управляемую Великобританией, на севере.

(Её назвали наивной за то, что она считала, что такое разделение могло остудить пыл, но она искренне верила, что могло. Это было рациональное решение, когда другим вариантом была война.)

Всё остальное — полученное наследие — можно было не оставлять в секрете. Но она не ожидала перспективы вывести на свет Морфина Гонта или Меропу Гонт Риддл. Его семья и её отсутствие в его детстве и юношестве были деликатными темами для Тома, который чувствовал себя нечестно обездоленным с рождения. Только сейчас Риддлы начали давать ему вкус того, на что он имел право по рождению, и его бы просто опустошило открытие, что обе стороны его семьи в самой сути их естества были беспечными эгоистами, у которых была возможность помочь, но вместо этого они так надолго бросили одного из своих. Гермионе было трудно представить это, ведь что такое магия и деньги, как не средства, способные изменить мир?

Это обратит все недавние подвижки, которые Том сделал для собственного становления великим волшебником и великим человеком. Гермиона переживала за Тома. Она знала, что он и сам был склонен к великому эгоизму — идея Непростительных заклятий не беспокоила его ещё на первом курсе — и, кроме того, он никогда не позволял несправедливости оставаться без ответа. Это было бы похоже на личную позицию Гермионы по отношению к несправедливости, если бы Том не был так сосредоточен только на тех несправедливостях, которые направлены непосредственно на него.

(Держать свою руку на его под столом во время трапез в Усадьбе Риддлов быстро стало привычкой.)

Лучше было быть осмотрительными в отношении того, как передать новости, по крайней мере, на данный момент.

Нотт погрузился в тихую задумчивость:

— Ты бы не возражала против «претенциозного вымышленного стиля», связанного с именем Риддла, если бы альтернативой ему был Морфин Гонт?

— Они же безвредны, разве нет? — спросила Гермиона. — Как члены кланов в Шотландии. Они мало что решают в наши дни, ведь большинство современных шотландцев говорит на английском и зарабатывает в городах — они даже не носят тартан на ежедневной основе. Не знаю, что даёт «наследник Слизерина», но если чистокровные волшебники считают, что это важно, тогда, я уверена, Том мог бы добавить это к своей подписи, если захочет податься на работу после Хогвартса. Может, после этого он перестанет думать, что люди станут воспринимать его всерьёз, только если у него будет Орден Мерлина.

Лишь по мнению Гермионы, титулы, пэрство и дворянство были визитной карточкой прошлого. У них была историческая ценность, которая внесла вклад в образование современного Союза, и некоторое влияние в парламентской палате лордов, но в эти годы это было скорее кивком традиции, а не назначение политической власти. Её не волновало, что те, у кого были титулы, пользовались ими: это было связью с предками, и по большей части это ничем не отличалось от того, чтобы проследить своё собственное наследие до племён древних бриттов или последующих англосаксонских лордов. Если бы она захотела назваться потомком королев-воительниц иценов{?}[Кельтское племя. Одной из великих предводительниц иценов была королева Боудикка], какой это могло причинить вред? Если она не окружит себя флёром горделивости, как миссис Риддл, и не станет вести себя так отвратительно, как Морфин в своём самоуверенном превосходстве, то она находила это в некоторой степени приемлемым, если не искренне поощряемым.

(Но она также не призывала кого-либо выбрасывать гильотины в ближайшее время. Их стоило оставить: справедливо, что историческая ценность идёт око за око.)

— «Наследник Слизерина» — это не титул, который можно претендовать, — сказал Нотт. — Его нельзя просто написать на листе бумаги, чтобы другие в это поверили, — это надо подтвердить.

— Как ты попросил Морфина? — нахмурилась Гермиона. — Тому надо поговорить со змеёй, и тогда он сможет добавить это в свой список достижений? Ну, если это всё, то это не так уж и сложно?

— Что-то в этом духе, — сказал Нотт, задумчиво почёсывая свой подбородок. Он не стал объяснять, что имеет в виду.

Гермиона припарковала машину на верху холма, с которого открывался красивый вид на Хэнглтон, затем распаковала обед, который Риддлы приготовили и сложили для неё этим утром: сэндвичи с курицей в карри, глиняный горшочек с картофельным салатом с хрустящими маринованными огурчиками и перепелиными яйцами и пару маленьких, терпких яблок, собранных в саду поместья. Она указывала на местные достопримечательности Нотту, которому особо не была интересна экскурсия, и он не был впечатлён размером города — в нём было меньше тысячи жителей — или поместьем Риддлов в конце долины, которое выглядело гораздо менее величественным с такого отдаления, не могло вырисовываться так, как было вблизи.

— Поместье моей семьи примерно такого же размера, — бесстрастно сказал Нотт. — Больше, если считать площадь, добавленную чарами Расширения на дом и участок. Мои предки наложили их до принятия Статута — потом Министерство запретило их для частного использования, чтобы защитить хрупкие умы блуждающих маглов, ведь, Мерлин упаси, чтобы увидели что-то, что больше внутри, чем снаружи.

— Чары Расширения не запрещены Министерством, — поправила его Гермиона. Она любила точность, когда это касалось ссылок на законы, так же, как она не терпела, когда слышала известные цитаты, искажённые публичной риторикой. — Их публичное использование лишь ограничено некоторыми зарегистрированными лицами с лицензиями и определёнными видами применения. Создатели и зачаровыватели сундуков всё ещё могут использовать их для волшебного багажа, и от тех, у кого они были до ужесточения правил, не ожидают, что они от них откажутся.

Другие люди, включая Тома, считали её педантом из-за этой склонности — хоть она и не могла сказать, это потому что она знала правила лучше них, или потому что она настаивала, чтобы они знали, что она знает. В любом случае, разве это не было гражданским долгом — знать законы своей нации? Претенциозным латинским девизом Визенгамота, в конце концов, был «Ignorantia juris neminem excusat» или «Незнание законов не освобождает от ответственности».

— Если я такая невыносимая, то почему ты ещё здесь?

— Потому что мне, видимо, нравится истязать себя, — сказал Нотт. Он ткнул палочкой в свёрток вощёной упаковочной бумаги, перевязанный верёвкой, что вызывало маленький клубок пара. Внутри находился сэндвич, разрезанный на треугольные половинки, с пряной курицей и свежей зеленью из огорода.

— Кроме того, — продолжил он, — ты чрезвычайно невыносима, но когда вы двое невыносимы на публике, вы каким-то образом обретаете способность заставлять других людей делать то, что им говорят. Это нечто выдающееся — и это довольно полезно. И ещё я знаю, с какой стороны намазан маслом мой хлеб. Может, пока этого достаточно — но ещё лучше, чтобы он был промаслен с обеих сторон.{?}[“Знать, с какой стороны намазан (чей-то) хлеб” – английская идиома, означающая, знать, к кому “подмазаться” и с кем водиться, чтобы получить максимальную выгоду для себя.]

— Это искусный способ оправдать свой личный интерес.

— Если бы ты была слизеринкой, оправдываться не было бы нужды.

После обеда Гермиона отвезла Нотта обратно к указателю в Хэнглтоне, месту их изначальной встречи.

— Полагаю, увидимся в следующем семестре, — сказала Гермиона вместо прощания.

— Если только ты не найдёшь ещё информации, — сказал Нотт, отряхивая последние крошки с плаща. — Теперь, когда мне известен характер местности, должно быть проще вернуться в другой раз с помощью аппарации.